Забытая страна Русского мира. Актуальные заметки о Семиречье

Кто из нас не откликнулся в интернете или в сердце своем на события в Казахстане? Один мой старинный товарищ позвонил мне в начале января и предложил написать что-нибудь «в тему», поскольку я родился и жил в Семиречье, в стране, не означенной на картах, где, однако же, кроме меня, родились и мои родители, и деды. А в 70-80 годах минувшего века я не однажды бывал в советской республике в командировках с редакционными заданиями центральных изданий.

Но январские события в Казахстане развивались стремительно, я не успевал их усваивать. Поток информации был огромный. К тому же я не политолог, не историк, не эксперт в вопросах «ближнего Зарубежья». Я только следил за событиями, иногда оставляя на бумаге какие-то замечания.

***

Репортажи и ролики из Алма-Аты меня потрясли. Пользуюсь случаем, сразу скажу, ничего подобного до января нынешнего года в этом городе не было со дня его основания. Во время вооруженного мятежа против советской власти в 1920 г. в Верном (название города до 1921 г.) погибших среди мирного населения не было, мятежники и усмирители мятежа не разбили ни одного стекла парикмахерской, ни одной лавки не разгромили. Что касается событий 1986 года, то, если верить свидетельству генералу КГБ Филиппа Бобкова, тогда было много раненых, а погибло три человека, из них только один участник протеста. Генералу Бобкову, ставшему в 90-х главным охранником олигарха Гусинского, можно и не верить, но свидетели беспорядков на улицах Алма-Аты в те дни меня заверяли, что боевое оружие не применялось, курсанты военных училищ – защитники Советской Конституции, были вооружены саперными лопатами и щитами.

Но будем справедливы: теракты, убийства и в России регулярно случаются, плюс избиения людей полицией – всё это, к сожалению, грубая реальность стран, освободившихся от «гнета коммунистического режима СССР», избравших «цивилизованный путь национального развития». И мы теперь видим во всей красе диктатуру крупного капитала, зверскую диктатуру олигархических кланов, этнических и международных. Ленинград, – в прошлом город высокой культуры, в короткое время превратился в бандитский Петербург, и это отнюдь не фантазия известного режиссера, а тоже грубая реальность. Да, и в России избивают и убивают людей, не очень уютно и дорого живется ленинградцам в Санкт-Петербурге, если есть возможность, уезжают на дачи, где живут месяцами, иногда до трескучих морозов сидят на дачах. Но вот картины погромов и пожарищ в Алма-Ате стали для меня чем-то таким, что я никогда не смогу до конца понять…

Может, дело тут вот в чем. Если в советскую эпоху Ленинград восхищал приезжих высокой культурой горожан, то Алма-Ата была городом, где жили самые доброжелательные на свете люди. Таково было представление моих земляков-семиреков, так думал и я. Алмаатинец говорил мягко, приветливо, доброжелательно, всюду слышалась чистая русская речь, хотя лица и не всегда славянские, иногда очень даже восточные, разнообразно восточные.

Да и не мог быть другим алмаатинец (так думалось мне), если тут и там благоухающие клумбы цветов, ни одного цветка увядшего, засохшего, и деревья благоухают – белая акация, джида. Порой километр пройдешь – и не увидишь роскошное дерево с поникающими ветвями, с прядями густой серебристой листвы и гроздьями золотисто-оранжевых соцветий; видишь или нет джиду, но аромат ее постоянно ощущается не только на улице, но и в присутственном месте, в кабинетах чиновников и партийных руководителей. В арыках, среди чистых камешков журчит светлая, ну, абсолютно прозрачная вода, и горожанин всегда в тени пирамидальных тополей, ив, огромных акаций, кленов (но может и чинар), накрывающих тенью и проезжие части широких улиц. Такой запечатлелась в памяти Алма-Ата.

Тут, однако, позволю себе небольшое лирическое отступление. Как же без этого автору русского очерка! Нам, читателям советской эпохи, памятны образы русских людей минувшего века – человечных, справедливых, вроде бы и не религиозных, но покоряющих своим внутренним миром, истинной духовностью. Тут я, прежде всего, имею в виду героев из произведений Леонида Леонова, Василия Шукшина, Василия Белова, Валентина Распутина, А.С. Иванова («Вечный зов», «Тени исчезают в полдень»). Но русский человек жил и в горах и в песчаных пустынях Средней Азии, и на хуторах, в селах и аулах Чуйского понизовья и дельты Или в Семиречье.

О семиреках и в советское время мало что знал питерский обыватель, не говоря уж о жителях российской глубинки. Какими были эти люди? Я уже писал о чаяниях семиреченского ондатролова, охотника-промысловика Николая Синогина. Его письма пронизаны нетерпимостью к несправедливости, страстным желанием сохранить уникальную природу дельты Или с дикими кабанами, камышовыми косулями эликами, с кудрявыми и розовыми пеликанами; в камышах Прибалхашья из снопов растительности устраивал помосты для ондатры. Был страстным поборником кооперации сталинской эпохи, о чем не так давно рассказывалось в моем очерке о русской и советской артели, опубликованном на «Русском Ладе». Разумеется, письма мне присылал не один только Синогин. Василий Петрович Копков из Уланбеля исписанные тетрадки бандерольками трубочкой присылал.

В те дни, когда в Алма-Ате аульные мальчишки, дети сельских пролетариев, громили и грабили магазины, жгли пустые коробки административных зданий, когда люди беспричинно убивали друг друга, я вспоминал Юрия Анатольевича Глазова, директора Коскудукского лесхоза. Он был учеником Н.В. Павлова, известного в Казахстане ученого, исследователя растительности аридных (засушливых) стран, но отдал предпочтение не кабинетной работе, а практической деятельности в полевых условиях, то есть в пустыне. К сожалению, в расцвете сил ушел из жизни в конце 80-х, трагически погиб при невыясненных до конца обстоятельствах.

Вместе с работниками лесхоза – лесоводами и егерями, вместе со своей семьей, – собирал в песках Муюнкум семена пустынной растительности – изеня, жузгуна и, конечно, саксаула. Под его руководством (и под приглядом ученых), закладывались плантации этой растительности среди просторов, так называемой Коскудукской лесной дачи, ­– а это тысячи и тысячи квадратных километров (если сказать точнее – почти четыреста тысяч гектаров) среди барханов и такыров, где лопушистые листья кермека потеют солью, и где песок в июле раскаляется так, что можно поджаривать кукурузу, по слову семиреков; ну а зимой – морозец с ледяным «джамбулом», северным ветром. И вот в таких-то условиях высевали и выращивали изень, закрепитель песков, превосходный излюбленный корм овец и сайгаков и прочих копытных животных, диких и домашних. Сажали-сеяли саксаул, и, спустя годы, в пустыне поднимались чудесные рощи белого и черного саксаула, взамен вырубленного в годы войны и в тяжелые послевоенные годы. К радости семиреченских пчеловодов, склоны барханов и межбарханные понижения зарастали жузгуном. Обычно кусты густо-зеленые, почти черные под лучами палящего солнца, но во время цветения путника в жузгуннике обволакивает благоухание, всюду гречишные ароматы, всюду густое, оглушающее жужжание пчел.

Было бы большой ошибкой предать забвению этот уникальный проект освоения пустынь Казахстана и Средней Азии, достижение советской цивилизации. Между прочим, этот опыт лесоводов подсказывал, что не обязательно надо заворачивать реки России в южные страны, чтобы «на Марсе яблони цвели».

Как сегодня вижу Василия Федоровича Гуляева, дальнего родственника, потомка первопоселенцев в низовьях Чу: сидит в тени карагача плотно скроенный дядя Вася, шевелит пустым рукавом, беседует с аксакалами на казахском; и наречие чуйских киргизов знал, вообще был красноречив. Помню его рассказы о том, как его отец с сыновьями охотился на диких кабанов; однажды Гуляевы туранского тигра завалили. Красноармейцем участвовал в боях с басмачами, в родную Гуляевку (впоследствии – Фурмановка, ныне Мойынкум-аул) вернулся большевиком, несмотря на молодость, сразу же был избран председателем сельсовета. Но из Алма-Аты пришло неукоснительное предписание Голощекина*) раскулачивать земляков, занимавшихся скотоводством, – а без этого не жить семиреку в низовьях Чу, где в то время ни лавок, ни магазинов потребкооперации не было, – вышел из партии, сложил полномочия сельского баскармы. Его за это, если следовать логике измышлений Солженицына и его адептов, должны были отправить в «ГУЛАГ», но, представьте себе, не отправили. Воевал, конечно, вернулся с фронта без руки. В колхозе (а потом и в совхозе) работал мирабом, строго следил за справедливым распределением воды среди жителей Гуляевки, не допускал, чтобы колхозные и сельские арыки заиливались, зарастали неистребимой тугайной растительностью, умел с помощью арыков поднимать воду на древние плодородные террасы речной долины, возвышающиеся над узёками (протоками) Гуляевских разливов.

Процеживая в январе интернет-сообщения о Казахстане, вдруг узнал, что Фёдор Гуляев, первопоселенец и основатель чуйской Гуляевки был… преуспевающим московским купцом. При этом информагентство ссылается на свидетельство его потомка, предпринимателя. Ладно, пусть будет так, пусть будет купцом, а могли бы взять и повыше, назвать дворянином, царским офицером, скрывавшим от ОГПУ-НКВД-КГБ свои кресты, погоны и саблю в приречном тугае, в камышах. Василий же Федорович Гуляев, опытный и справедливый мираб, участник Гражданской и Великий Отечественной войн, не упоминается вовсе. Потомки и родственники Василия Гуляева, похоже, уже не помнят его, хотя он умер в конце 70-х минувшего века. Вот плоды современного агитпропа, казахского ли, российского ли, – всё одно, разницы нет.

Мне дороги леса, лесные озера и ягодные мхи Вологодчины, но иногда вдруг в мыслях своих оказываюсь там, – среди муюнкумских барханов, на промысловых хуторах, в селах и аулах Чуйского понизовья, среди урочищ дельты Или; названия сёл и городов, озёр, узёков (протоков) и урочищ Семиречья все еще тревожат мое сердце. И люди встают, как живые.

И, конечно, я не мог не вспомнить в январские трагические дни Амана Есимбаева, друга юности, потомка разбойников-аргынов, угонявших скот в гиблую Бептпак-далу – в безводную Бетпак-далу, но не так, чтобы совсем без колодцев, без родников на в ущельях Джамбул-горы. Мы с ним по льду Гуляевских разливов «гоняли кайкамашку», что-то вроде русского хоккея. Закончив сельскую школу, Аман с червонцем в кармане поехал во Фрунзе (Бишкек, до Революции - Пишпек), поступил в институт физкультуры на факультет с внушительным названием «бокс-борьба-тяжелая атлетика». Получив вузовский диплом, работал тренером, был директором детско-юношеской спортшколы в городе Чу, готовил будущих олимпийцев. Не припомнили ему аргынское происхождение, когда он поступал в институт соседней республики. Партъячейка, состоявшая в основном из русских, не позволила исключить его из партии по доносу одного очень бдительного товарища, считавшего, что величина сада-огорода, который спортсмен-атлет и директор ДЮСШ с кетменем в руках выхаживал в сухой степи, не соответствует партийной этике коммуниста. На этом «приусадебном» участке, окруженном со всех сторон колючим чингилем и агрессивной, всюду проникающей верблюжьей колючкой, он, конечно же, работал не один, рядом всегда Осенкуль, приветливая, энергичная, с энтузиазмом преподававшая русскую литературу и русский язык в школе и указывавшая мне на «очепятки» в журнальной публикации; и его мать семье помогала, огородницей была знатной, хотя аргынка. Разумеется, в саду-огороде и сыновья его работали, с отрочества учились кетменем махать, что не мешало им и спортом заниматься, скорее, напротив.

Где вы, Аман и Осенкуль? Когда-то семьями ездили к друг другу в гости, а теперь и родственники в Липецке и Орле, уехавшие (можно сказать – бежавшие) из Семиречья, не откликаются на мои сигналы в интернете. Хотя, казалось бы, чего проще: нажал на кнопку ноутбука или смартфона, читай очерк о родном Семиречье, отправь весточку внучатому деду. Технические средства связи в своем развитии совершили скачок, а человеческие связи пресекаются. Что, впрочем, не так трудно понять: сообщения на российских телеканалах одно трагичнее другого: тут дочь, исполнившись «милосердия», устроила тяжело больной матери «эвтаназию», там – муж жену четвертовал. Если прежде в Семиречье и русский казаху был и друг, и товарищ и брат, и это не агитпроп, а чистая правда, то теперь, выходит, человек человеку бревно, иной родственник хуже злого ордынца…

Нынче поток информации из Казахстана иссяк, изредка крутят январские ролики, говорят: «В Казахстане было страшно, но теперь всё устаканилось». Может, и устаканилось, но все же нет-нет, да и подумаю: а что там, в пансионатах, в бывших домах творчества под Алма-Атой, где мне, корреспонденту «Литературной газеты» (хотя бы и нештатному) иногда давали пристанище, а что там, – в горах, в ущельях и пещерах Заилиийского Алатау? Во время кровавой смуты в Чечне боевики здесь (и даже в Боровом, в знаменитом лесостепном пансионате) залечивали раны, отдыхали после боев с «федералами», – так уничижительно тогда называли журналисты солдат Российской армии.

«Устаканилось», а вопросы остались, и нет на них ответов. А всё знающие политологи удивляют меня своими заявлениями. Один из них, NN, «заклятый союзник» российских коммунистов, заявил, что не следовало посылать военный «контингент ОДКБ» в Казахстан, пусть и для охраны единственного в своей уникальности Космодрома на Планете; при этом он, в унисон мерзавцу Караулову, обругал своих союзников. «Да есть ли у них совесть?!», – заходился праведным гневом NN, комментируя осторожные, взвешенные выступления коммунистов, депутатов фракции в Госдуме, впрочем, и других представителей лево-патриотического сектора.

Дескать, Космодром находится где-то далеко в степи, а погромщики беснуются в городах, кому он нужен, этот Байконур. Но посмотрите, уважаемые, на железную дорогу вдоль Сырдарьи, найдите станцию Тюратам, здесь и Байконур. До 1991 года у него были разные названия – Заря, Звездный, Ленинск. В городке живет и обслуживающий персонал (между прочим, здесь живут и работают мои родственники, две семьи), здесь и завод по производству сжиженного азота и кислорода, топливной смеси для ракет. Ну а пусковые площадки – каких-то полста километров от станции Тюратам, а рядом два стратегически важных аэродрома. Все эти сведения, как говорится, в открытом доступе, – это я для бдительных работников прокуратуры сообщаю, для которых и высказывания Сартра («все антикоммунисты – сволочи») повод для возбуждения судебного преследования журналиста. Подобные объекты, как и больницы, школы, родильные дома, станции метро – заманчивая цель боевиков-террористов, уж мы в России этого нахлебались.

Продвинутый политолог, примеряющий на себя грубую власяницу апостола «нового социализма», он же и ЭКСПЕРТ «Эха Москвы» (и, опять же, – участник передач Караулова, день и ночь лающего на коммунистов из своей собачьей будки), нам отвечает: «Где вы видели террористов-исламистов? Покажите хоть одного!». Его неутомимые сторонники рассылают картинки с исламскими боевиками – все в чалме и при бороде: «Вот какие бывают исламисты-пантюркисты, в алмаатинских роликах их нет!». Ну да, Арман Дикий (Джумангильдиев) на таковых вроде бы не похож, но говорит он страшные слова. Подобных колоритных персонажей мы и в Турции не видим. Но пантюркизм-исламизм там, похоже, пропитал все структуры общества, исламисты убили русского посла, и самого Эрдогана, новообретенного друга Путина, считают соглашателем и предателем, хотя он твердо и последовательно «дружит» против России, не запрещает печатать впечатляющую карту «Великого Турана», куда входит не только Казахстан, но и территория Сибири «до полярных морей».

Слышу, слышу: где Казахстан, и где Турция, вообще нет общей границы с Турцией, откуда взяться боевикам, исламистам? А граница с Джунгарией и Кашгарией – с беспокойным СУАР, Синьцзян-уйгурским автономным районом Китая? Великая китайская стена никак не служит препятствием для миграции – как законной, так и незаконной. Да китайские власти, пожалуй, тихо радуются, когда видят, что легковоспламеняющийся горючий материал, которого всегда в избытке в СУАР, перетекает в соседнюю страну. В дельте Или есть огромный арал (островной участок суши, обтекаемый крупными протоками реки) с неофициальным названием Тайвань. Семиреченские егеря мне объясняли, что разговорный язык этих «тайванцев», переселенцев из Китая, заметно отличается от обычного казахского. Ну и та же Турция нынче не так уж и далеко от Казахстана, как, впрочем, и от России. «Боинги», челноками мотающиеся туда-сюда с максимальной для авиалайнеров скоростью, очень вместительны. Даже пандемия им не помеха.

…Давно не был в Казахстане, но наслышан о том, что там происходит, всё же еще некоторые родственники живут в селах и городах Семиречья. Мой племянник из Джамбула (ныне – Тараз), из города моей юности,**) рассказывал, что его одноклассник (казах), окончив русскую школу, поехал в Турцию получать высшее образование, а вернувшись, быстро сделал карьеру. Ну а заявления Оскара Умарова, министра информации уже в новом токаевском правительстве, как говорится, на слуху. И пресс-секретарь Президента Песков, и сам Умаров разъясняют уязвленным россиянам и русским жителям Тараза, а также Петропавловска или Усть-Каменогорска, что это просто эмоции, что не стоит им придавать значение, «давно истлевший хлам». Хотел бы верить, что так.

Но тогда пусть ответит кто-нибудь на вопрос: когда, наконец, оборвется череда переименований в русофобском, антироссийском духе, перестанут славить Кенесары Касимова, непримиримого врага России, жестокого врага русского населения и чуйских киргизов? Под видом борьбы «с колониальным прошлым», его имя в интернете примеряют то к одному сибирскому городу в Казахстане, то к другому… В одном из очерков я рассказывал о «подвигах» султана Кенесары, этот воинствующий исламист и пантюркист ХIХ века, был казнен киргизами на берегах реки Чу. Ненависть к Кенесары была столь велика, что киргизы не польстились на огромный возмездный выкуп – на султанский клад, якобы хранившийся в горах Улутау.

….И что же – забыть россиянку, русскую женщину Валентину Ким, мать троих детей, в том же трагическом январе убитую в Таразе? Походя сообщили и тут же забыли. Наши центральные телеканалы в те дни больше были озабочены сюжетом с теннисистом Джоковичем – пустят, не пустят его на чемпионат жестоковыйные, напуганные пандемией австралийские власти, сообщения шли каждый час. А про истерзанную россиянку и осиротивших детей, подчеркиваю, русских детей (пусть восточная фамилия женщины никого не вводит в заблуждение), оставшихся сиротами, – уже ни слова! И в это же время в интернете адепты «нового социализма», с упоением восклицали: «Да здравствует казахская революция!».

Я твердо стою на том, что народ имеет право на восстание против тирании и несправедливости, что так или иначе записано и в серьезных международных документах и в программе Партии, последовательно выражающей чаяния народа. Но не могу согласиться с означенными «социалистами», не могу уподобиться «ковид-диссидентам» – не верить тому, что снимали камеры на улицах Алма-Аты – исламский бунт, бессмысленный, жестокий и беспощадный. Между прочим, ничего подобного не было в пролетарском Новом Узене (в Жанаозене), где как раз начались акции протеста. И уж, конечно, невозможно согласиться с тем суровым «апостолом», обличающим коммунистов (причем, как раз непримиримых к режиму), при этом указывающего нам на «мученика» Карима Масимова, возглашающего: «Се, человек! Умный, образованный, языки знает!». Да, знает языки Масимов и, верно, очень даже неглупый: до того, как стать главой КНБ, дважды назначался председателем Совмина, то есть много-много лет к ряду держал в своих руках бразды правления в Казахстане. И с крупным бизнесом у него были всегда превосходные отношения, в том числе и с финансовым, ростовщическим.

Наконец, латиница! На «Русском Ладе» были обстоятельные публикации, но, как мне представляется, тема не исчерпана. Перевод с кириллицы на латиницу, конечно, политическая конъюнктура, тут я согласен с публицистом Павлом Петуховым, автором статьи «Латинизаторы»; нет, это не байская прихоть Елбасы Назарбаева, которому эта самая латиница, вероятно, чужда. Не так-то просто перейти на новый алфавит в почтенном возрасте, если всю жизнь читал и писал исключительно на кириллице. Вот я, например, моложе Назарбаева, можно сказать, юноша по сравнению с ним, а с трудом читаю на «отуреченной латинице» знакомые названия такыров, саксаульников и сухих русел к югу от Сырдарьи, где когда-то странствовал с рейкой и блокнотом, находясь в составе экспедиции ленинградских гидрологов. В университете легко сдавал зачеты по немецкому языку, и даже однажды письмо на немецком языке написал и послал его в Гуляевку (в Фурмановку) учителю Родиону Ивановичу Малеру. И тут же получил ответ; правда он был лишь отчасти на немецком: старый учитель понял, что у меня словарь немецкого скуден, а синтаксис примитивен. И до сих пор на полке рядом с Толковым словарем Даля стоит «Латинско-русский словарь». Короче говоря, латиница, как таковая, никогда не была для меня чем-то чуждым, а вот читать топонимы Казахстана, означенные латиницей со всякими турецкими загогулинами, тяжкий труд. Приведу простой наглядный пример: вот вам известный топоним «Байконур», по-казахски – «Байқоңыр». А вот как предлагает казахам писать интернет словосочетание «город Байконур», уже в обновке, отуреченной латиницей – Bayqonqyr Qolasy. Читайте, сравнивайте, русский и казахский читатель!

Ну да ладно, я-то уж как-нибудь переживу қазақ тiлi в латинице, не упразднили бы в России дорогие нам буквицы, у нас тоже есть «латинизаторы». Тут важно понять другое. Перевод языка с кириллицы на латиницу – чистая политика целенаправленного разрушения Русского мира, об этом убедительно сказано в публикациях Павла Петухова.

Да что там! Если так дело пойдет, то в скором времени в Казахстане не только молодой востоковед, но и благочестивый мусульманин не сможет узнать ТОЧНОЕ содержание священной книги. Я видел издание Корана в переводе академика И.Ю. Крачковского, купленное верующим в соборной мечети на Петроградской стороне – там отсутствуют научные комментарии советского ученого, заметим, знавшего даже древние диалекты арабского языка. Редакторы «перестроечного» издания для верующих просто обрезали научную плоть, без которой трудно понять содержание и смысл поучений Пророка. Едва ли не каждая сура, едва ли не каждое поучение содержит какое-нибудь загадочное слово, помрачающее смысл сказанного Пророком. Даже местоимения в тексте – «я», «он», «мы», «они», – ставят в тупик, без комментаторских подсказок невозможно понять, о ком речь, – об иудеях-ростовщиках ли, о христианах ли; трудно понять, где речь Пророка, а где откровение самого Аллаха. Любой ученый-востоковед вам это скажет. И тут вдруг ещё одно препятствие – латиница!

О русской и советской классике (в том числе и казахской) уже и речи нет. Она вся на кириллице и становится почти недоступной для новых поколений казахов, для большинства, особенно для пролетарского сословия. Но не будем паниковать: сегодня в Алма-Ате еще выходит русский журнал «Простор», издающийся с 1933 г., крошечный островок русской культуры… Надежда умирает последней.

***

А теперь несколько слов вместо эпилога. Спрашивается, знают ли подхалимы из президентской обслуги, что придуманному им титулу Назарбаева – «Елбасы» – в казахском языке есть очень созвучное имя нарицательное «Албассы» («Албасты») – в доисламской тюркской мифологии злой демон, превращающий всё живое в камень, утаскивающий детей в колодец или в пучину глубокого узёка. Было время, мы жили в степной глубинке рядом с зимовкой Кокий-аул, где моего аульного друга Моделя пугали этим «Албассы»; его матушка опасалась, что ребенок однажды захочет меня навестить, то есть вздумает, ничего никому не сказав, пойти тугайной тропинкой к нашему хутору, укрытому дикими зарослями, где чингиль, гребенчук и джида густо переплелись, перевились вьюнковыми растениями, где, если отелится корова, неделю ее потом не найдешь.

…Все же странно, что до сих пор даже оппозиция Назарбаеву не воспользовалась заманчивым для острословов созвучием слов «Елбасы» и «Албассы», почти неразличимым в обычной речи. Но, может, мне это просто неизвестно.

Примечания автора:

*) Ф.И. Голощекин, – в советское время, в начале 30-х г.г., – секретарь Казкрайкома ВКП(б); был отстранен от руководства КАССР «за перегибы» во время коллективизации в автономной республике. Расстрелян в 1941г.

**) В далеких от нас столетиях город и тогда, как и ныне, находился на берегах реки Талас. И название его было – Талас. Арабы же переиначили город в Тараз, как объясняют филологи, «в силу специфики арабского языка». Как видим, казахская властвующая «элита» отдала предпочтение арабскому топониму, что и понятно: тара – весы – слово-символ, олицетворение торговли, бизнеса, обогащения, наживы. Старинное же, тюркское (казахское) название города Аулие-Ата.

Анатолий СТЕРЛИКОВ, г. Ленинград (Санкт-Петербург)