Всеволод Иванов – «первая бомба» русской советской литературы
Всеволод Иванов, заявивший о себе как литераторе в самом начале двадцатых годов прошлого столетия, на всем своем большом писательском, длиною в полвека пути отличался неповторимой творческой индивидуальностью. Его книги были наполнены особым своеобразием и поэтикой, он мог работать в разных жанровых и тематических направлениях. Да и вообще его произведения сразу же стали убедительнейшим аргументом в споре о том, способна ли начинавшая делать первые шаги советская проза соперничать в художественной силе и мастерстве с прозой предреволюционной.
В текущем году, в конце февраля, исполнилось сто двадцать пять лет со дня рождения одного из первопроходцев советской литературы, а это, согласитесь, хорошая, хотя и несколько запоздалая возможность, не только вспомнить, все же подзабытое сегодня имя, но и порассуждать над его многогранным творчеством.
В русской советской литературе Всеволоду Вячеславовичу Иванову действительно, без всяких преувеличений, принадлежит особое место. И не только потому, что он был в числе тех, кого следует считать ее зачинателями, а и потому, что умел работать в литературе споро, интенсивно, не боясь существенно перерабатывать ранее написанные вещи, постоянно при этом осваивая новые темы, соединяя в них реальное и фантастичное, находясь в непрерывном поиске, совершенствуя стиль письма, делая его более доступным, лаконичным и привлекательным. Иванов – мастер оригинальный, а, следовательно, и неповторяемый. Новеллист, создатель самобытных романов, драматург, сценарист, страстный, способный подмечать тонкие психологические грани своих героев прозаик, очеркист, автор множества статей и эссе. Художник слова, оставивший нам – все меньше и меньше читающим и интересующимся подлинной, высоконравственной советской литературой современникам, богатейшее наследство. Увы, практически не востребованное…
Он прожил непростую, но интересную жизнь. Ушел же из нее несколько рановато, тяжелый недуг, неизбежный и фатальный исход которого родные пытались от него скрыть, не давал никакой возможности с ним побороться. Безусловно, проживи он дольше, смог бы и потрудиться более основательно. Хотя и так его творческой плодовитости можно лишь по-доброму позавидовать. Посему и знал он не понаслышке о существе славы и признания, обременения которых никогда не испытывал. С молодых-то лет. В последние же годы жизни все более критично воспринимал себя, испытывая некоторую, свойственную чутким и находящимся в безоглядном поиске натурам неудовлетворенность.
В одной из последних его дневниковых записей присутствуют такие, во многом и характеризующие Иванова как личность неординарную слова:
«Мне 68 лет. Первые свои статьи и стихи я стал писать с 1913 года, то есть пятьдесят лет тому назад (данная запись без даты приходится на апрель 1963 года. – Р.С.). Шесть лет спустя я выпустил свою первую книгу рассказов «Рогульки», два года спустя я был уже в Петрограде, и там издательство «Космист» напечатало мою повесть «Партизаны». С той поры я много выпустил книг. Я пишу их историю потому, что они имеют огромную ценность (то есть я думаю, что имеют – втайне думаю – но я, по-видимому, ошибаюсь, ошибаюсь и поэтому предпочитаю об этом не говорить, да и что толку?).
Чему бы я хотел научить молодых авторов? Упорству. Я не думаю, что любви к искусству нужно учить, любовь есть любовь, ее нужно добиваться.
Я был очень ленив, честолюбив (один из своих романов я начал фразой: «Вся моя семья отличалась удивительным тщеславием», – это в значительной степени о себе), хвастлив, влюбчив, вообще во мне много дурных качеств. Хорошо, что я их осознал. Но всегда (то есть почти всегда) отдавал долги, никого не убивал, не писал доносов, старался не клеветать, не воровал и был очень влюблен в искусство».
Конечно, писатель поскромничал. Да и поругал себя по сути несправедливо. И в первую очередь в вопросе собственной работоспособности, которая была необычайной. Еще при жизни, при том, что публиковались далеко не все его произведения, дважды издавались собрания сочинений писателя. Первое в семи томах в 1928 –1931 гг., а второе в 1958–1960 гг. в восьми томах. Широко переиздавались произведения Иванова и после его смерти: во второй половине семидесятых годов вышло восьми томное собрание сочинений, постоянно, отдельными книгами издавались ранние произведения, с начала восьмидесятых начинают печатать ранее не издававшиеся романы «Кремль» и «У». Суммарные тиражи издания книг писателя в советские годы, исчислявшиеся семизначными цифрами, трудно по нашим нынешним меркам даже представить.
Времена, как известно, не выбирают. Скорее наоборот. Так случилось и с Всеволодом Ивановым, выходцем из семьи сельского учителя небольшого поселка Лебяжье Семипалатинского уезда (ныне Павлодарской области Республики Казахстан), прошедшим через многие испытания, бывшим с 14 лет работником лавки, а затем и куплетистом, клоуном, борцом, скитальцем, решившим двинуться с казахских степей аж в Индию (в ней он все-таки побывает в 1959 году), и дошедшим до Ташкента (в этот прекрасный город он попадет во время эвакуации в годы ВОВ) и Бухары, позже – наборщиком типографии в Кургане, ну и, наконец – бойцом Красной гвардии и заведующим отделом Омского губисполкома, имевшим тогда уже и небольшой писательский опыт. Впрочем, на писательской ниве заявит о себе он чуть позже, уже по приезде в феврале 1921 года в голодный, холодный и измученный крайней нуждой Петроград. Тогда-то и продолжится, начатая в Сибири работа над прославившими его «Партизанскими повестями», среди которых и самое известное, фактически главное, звездное и навсегда вписавшее Иванова в состав первого, наиболее почетного пантеона советской литературной славы произведение – повесть «Бронепоезд 14-69».
«Партизанские повести» – цикл из трех самостоятельных повестей: «Партизаны», «Бронепоезд 14-69», «Цветные ветра» и между ними нет прямых тематических и сюжетных связей. И в тот же час, все они, взятые вместе только и обеспечивают полное созвучие авторского замысла. Создавались и печатались повести одна за другой с февраля 1921 по март 1922 года. Примечательно и то, что в процессе выхода в свет первой повести наблюдалось заметное участие самого А.М. Горького, которому сразу по написании и передал Вс. Иванов повесть «Партизаны».
Реакция пролетарского классика была конкретной и обнадеживающей: «Всеволод Вячеславович. Рассказ – удался, хотя – чуть-чуть длинноват. Беру его с собой в Москву, оттуда привезу Вам денег. Работайте дружище! Вы можете сделать очень хорошие вещи».
Что касается вознаграждения, то писатель в действительности «получил «огромный» гонорар, на всю сумму которого смог купить не то одну, не то две буханки хлеба».
Великий писатель, основоположник нашей могучей советской литературы присматривался к творчеству молодого автора с первых его шагов. Он же и опубликовал в 1917 году в петроградском «Сборнике пролетарских писателей» два ивановских рассказа: «На Иртыше» и «Дед Антон». Да и в январе 1921 года, когда Иванов выдвинулся в Петроград, на его командировочном удостоверении было указанно, что он «Командируется в распоряжение М. Горького». В последующем у них сложатся добрые отношения. Никогда не забудет Иванов и того, как Горький помог ему выжить в голодном Петрограде, организовав молодому сотруднику Пролеткульта так называемый «профессорский» поек и всячески способствуя налаживанию его быта. Два десятилетия, начиная с первого письма написанного Ивановым осенью 1916 года, писатели будут в переписке, публиковавшейся в советское время. Не обходилось и без встреч. Был Иванов и в числе тех советских писателей, которые во главе с Алексеем Максимовичем в конце октября 1932 года на его московской квартире встречались, с целью обсуждения задумки о создании единого писательского союза страны со Сталиным. Принимал активное участие писатель и в организации работы по проведению Первого Всесоюзного съезда советских писателей, состоявшегося в августе 1934 года. На нем Иванов выступал с речью и был избран в состав Правления, став одним из ближайших помощников Горького по руководству писательским союзом.
С подачи Горького, согласившегося редактировать редакционно-художественный отдел недавно созданного журнала «Красная новь», повесть «Партизаны» и появилась в его первом номере. Редактор журнала А.К. Воронский, направляя второй номер этого издания писал Алексею Максимовичу: «С очень большим трудом, но все-таки не безуспешно работаю над объединением вокруг журнала группы молодых литераторов <…> Всеволод Иванов – молодчина. Здорово у него выходит. И развивается он очень быстро…»
Пятый номер «Красной нови» публикует и датированную июлем 1921 года повесть «Бронепоезд 14-69». Отрывки из нее ранее печатались в петроградских газетах «Жизнь искусства» и «Красная газета». Повесть эта становится огромным явлением в культурной жизни молодой советской страны. Имя автора гремит. Иванов выдвигается в первый ряд пролетарских писателей. Высоко его повесть оценивают и собратья по перу. Д. Фурманов признается, что «Бронепоезд 14-69» – одно из лучших творений». А.К. Воронский же в апреле 1922 года пишет В.И. Ленину: «Я задался целью дать и «вывести» в свет группу молодых беллетристов – наших или близких нам. Такая молодежь есть. Кое-каких результатов я уже добился. Дал Всеволода Иванова – это уже целое литературное событие, ибо он крупный талант и наш. <…> Имейте в виду, что Всев. Иванов – это первая бомба, разорвавшаяся уже среди Зайцевых и Замятиных. Уверен, что будут и другие».
И «Бронепоезд 14-69» и две другие партизанские повести были написаны ритмично, в них просматриваются лирические и эпические нотки, присутствует богатая метафоричность. Героев, представлявших партизанский лагерь (события в повести разворачиваются в сентябре 1919 года в трех направлениях: в белом бронепоезде, партизанском лагере, в городе – в орбите подпольного революционного комитета), а также председателя ревкома Пеклеванова, мы видим цельными, могучими, полными решимости в отстаивании народных интересов в борьбе с колчаковцами и интервентами. Иванов дает читателю возможность осознать и ту непреложную истину, что спаянность крестьян, их, пока еще не совсем осознанная, скорее стихийная потребность в социальной справедливости, а также ненависть к белым и чужакам, помноженная на все более крепнувшую веру в большевиков, и дает им возможность, при недостаточной организованности и слабом вооружении, тем не менее одерживать победы. В этом отношении повесть можно однозначно воспринимать и как художественный документ той бурной революционной эпохи.
Ведь писатель знал, о чем пишет. События гражданской войны в Сибири им переживались не со стороны. Он в них участвовал. Правда, в политическом плане он не был тогда еще всецело зрелым строителем нового общества, осознающим все текущие перипетии, превратности и замешательства, встававшие на его пути. Несколько же ранее, с первыми порывами революционных ветров, пришлось ему обдумывать и разбираться – за что ратуют большевики, а куда зовут и ведут эсеры в купе с меньшевиками. Вопросы были ой какими не праздными. Но их, настырно и чопорно подсовывала сама жизнь. И деваться от них было некуда.
Убедительно и красочно выписан в «Бронепоезде 14-69» и главный герой повести – Никита Вершинин, вожак партизан, энергичный, земной человек, реалист и своеобразный философ, чуждый романтическим порывам, с первых же страниц повести наводящий страх на представителей старой, отжившей России. Вершинина выдвигают в руководители за его разумность, правдивость, степенность, способность трезво оценивать текущую обстановку и вести за собой. Прекрасно понимает он и то, что свершается на его глазах. Ради счастья будущих поколений и ведет он партизан в жестокий бой с белогвардейщиной идя на захват бронепоезда. Не покидает его и боль за гибнущих людей, думает он и том, можно ли оправдать гибель ближних во имя счастья пока еще призрачного и далекого. Самое же существенное в том, что и сегодня Вершинину хочется верить, он, как и прежде олицетворяет собой революционную правду и подлинные народные чаяния. Образ этот, так талантливо выписанный Ивановым, несомненно, значим во всей советской прозе.
О том, почему для показа им задуманного писатель выбрал не Сибирь, которую знал и любил, а Дальний Восток, он годы спустя вспоминал: «Действие, может быть, проиграет в некоторой точности, рождаемой личными наблюдениями, – я никогда не был на Дальнем Востоке, – зато выиграет, во-первых, в ширине и размахе – море, корабли интервентов, полный, окончательный разгром белогвардейщины, – во-вторых, в актуальности. Влияние моих друзей, пролеткультовцев, поэтов, перекладывавших в стихи лозунги тех дней, помогло мне сделать повесть политически актуальной. Влияние «Серапионовых братьев», любивших в литературе фантазию и остроту формы, помогло мне написать ее стремительно, большими мазками.
Может быть, никогда в моей литературной жизни не было более удачного воздействия на творчество сочетания дружества поэзии, политики и, разумеется, молодости!»
Упомянутое «влияние «Серапионовых братьев» в действительности оставило свой неизгладимый след в творческое судьбе писателя. Эта литературная группа, в которую входили, ставшие впоследствии маститыми писателями, и так называемые «приверженцы слова» – К. Федин, М. Зощенко, М. Слонимский, Н. Никитин (к ним принадлежал и Вс. Иванов) и пропагандирующие сюжетную прозу В. Каверин, Л. Лунц, противилась и формализму, и, как отмечала М. Шагинян, ратовала за «психологизм, реалистическую манеру письма, линейную композицию (не закругляют повествование, а разворачивают его по линии), преобладание темы над фабулой, «содержания над занятностью». «Брат Алеут», как именовали в группе Иванова, занял в ней особое место. «Серапионы» признавали в нем не только яркую человеческую индивидуальность, но и дюжий талант литератора. Такого же мнения придерживался и сотрудничавший с ними будущий крупнейший филолог, литературовед и критик В. Шкловский, с которым у Иванова сложатся хорошие отношения.
Продолжим же разговор о повести «Бронепоезд 14-69». По подсчетам исследователей творчества писателя, он трижды ее редактировал, а точнее, переписывал заново. Последний, увеличенный в объеме вариант датирован 1957 годом. Он то более всего и издавался в последующие годы.
Повесть была переведена на иностранные языки. Первый перевод уже в 1925 году появился в Германии. Приглянулась повесть также читателям Чехословакии и Франции. Вызвала позднее она интерес в Японии и США. Широкое издание повести за рубежом пришлось на вторую половину 50-х и вплоть до конца восьмидесятых годов ушедшего столетия.
Откликаясь на просьбу руководства МХАТ, испытывавшего острую нехватку в своем репертуаре современных революционных пьес, писатель в 1927 году создает и одноименную пьесу. Поставленным спектаклем по ней прославленный театр отметил тогда десятилетие Октябрьской революции. В работе над спектаклем были задействованы самые выдающиеся его творческие силы. Общее руководство постановкой пьесы осуществлял сам К.С. Станиславский, непосредственно ставил пьесу – И.Я. Судаков. Великолепен был и актерский состав: В. Качалов в роли Вершинина, Н. Хмелев играл Пеклеванова, Н. Баталову досталась роль Васьки Окорока, М. Прудкин сыграл капитана Незеласова. Оказал поддержку этому начинанию и отвел в сторону некоторые нападки на театр со стороны недоброжелателей нарком А.В. Луначарский.
Спектакль имел большой и долговременный успех. «На пьесе моей «Бронепоезд» люди зело умилялись и плакали, и я сам был растроган», – писал Иванов Горькому в январе 1928 года. В период с 1927 по 1935 гг. пьеса будет идти на сцене МХАТ 327 раз.
«Бронепоезд 14-69» во мхатовской постановке был показан делегатам XV съезда ВКП (б). Показателен отзыв видного деятеля большевистской партии, уделявшего значительное внимание вопросам культуры, Ем. Ярославского, бывшего делегатом этого съезда: «Я сам сибиряк и потому могу судить о том, правильно или неправильно показаны типы сибирского крестьянства. По-моему, Первый МХАТ это сделал хорошо. Он показал сибирских крестьян со всеми их особенностями, со всеми достоинствами и недостатками».
В том же году пьесу поставил и Ленинградский театр драмы. Так начиналось триумфальное шествие пьесы по театрам страны, растянувшееся на десятилетие.
Успех «Бронепоезда 14-69» позволил Иванову развеять сомнения в его драматургических способностях. Во след первому посылу в данном жанре он пишет пьесы «Блокада», «Поле и дорога», «Вдохновение», «Двенадцать молодцев в табакерке». Продолжает он сотрудничать с МХАТ, в тесном контакте работает с В.И. Немировичем-Данченко. Но не все те задумки Иванова были реализованы – бой ему в очередной раз давала рапповская критика. Литературные баталии того времени были в самом разгаре, и фигура Иванова постоянно попадала под перекрестный обстрел. Нападки, впрочем, окажутся тщетными. Писатель умел держать удар, да и все незначительное, мелочное, продиктованное чувством зависти, к нему никогда не прилипало.
В 1932 году пьеса «Бронепоезд 14-69», переведенная на французский язык, ставится в Париже.
По новой редакции пьесы, подготовленной Ивановым специально для МХАТ, театр в 1963 году вновь успешно ставит эту знаменитейшую пьесу.
Не раз предпринимались и попытки экранизации этой, ставшей классической повести. В 1931 году режиссер Я. Протазанов поставил по мотивам повести фильм «Томми». Неоднократно по предложениям ряда киностудий готовил сценарии по «Бронепоезду» и Всеволод Вячеславович, но не один из них поставлен не был. И лишь в 1973 году режиссером Ю. Чулюкиным по мотивам партизанских повестей и рассказов писателя был создан фильм «И на тихом океане…»
Нашел свое отображение «Бронепоезд» и в музыкальном искусстве. В 1955 году известный русский советский композитор Д. Кабалевский пишет оперу «Никита Вершинин». В том же году опера (либретто С. Ценина) ставится в Большом театре СССР.
Не обходилось в жизни писателя и без того, что ему не раз приходилось быть объектом необоснованной и деструктивной критики. Еще в 20-х годах прошлого столетия рапповцы третировали Иванова, называя попутчиком, выискивая с завидной дотошностью в его произведениях о революции «кулацкие настроения». С горькой иронией писал он по этому поводу в 1929 году М. Слонимскому: «Но, каково, Миша, – ты стал «левым попутчиком», а я «правым»?» В тридцатые же годы, по бытовавшей тогда пресловутой схеме о разделении всех книг о революции на две группы – «стихийников» и «сознательных», Иванова, вместе с Л. Сейфуллиной, А. Веселым, И. Бабелем, Б. Пильняком относили к первым, поэтизировавшим «стихийность» народного революционного движения. Ко вторым, отображавшим якобы «сознательность» революционного процесса приписывали А. Серафимовича, Д. Фурманова, А. Фадеева. При всей надуманности такого подхода к литературе о революции тех первых лет, эти штампы укоренились надолго. И в более поздние годы в адрес Иванова направлялись упоминания о этой «стихийности».
На самом деле, как это и бывает у настоящих художников, движимых невидимой, подсознательной силой искусства, все было значительно проще – мастер работал с тем материалом, который на то время захватывал его мысль и чувства. Потому-то и рождались из-под его пера такие разные и композиционно, и тематически, и жанрово, произведения, будь то роман о обреченности уходящего мира «У» или одноименный роман о герое гражданской войны Пархоменко, иль роман о жизни юноши из сибирской провинции начала XX века «Похождения факира», не говоря о том, что своей отдельной жизнью жила драматургия и публицистика писателя.
И эта многоликость была разбавлена в какой-то мере фантастичными или «таинственными» произведениями из фактически философского цикла, состоящего из таких вещей, публиковавшихся посмертно, как «Медная лампа», «Сизиф – сын Эола», «Эдесская святыня», «Опаловая лента», «Пасмурный лист», «Агасфер» и др. Нельзя не отметить и то, что в творчестве Иванова была и масса задумок о написании ряда романов, таких как роман «Ситцевый зверь» о гражданской войне на Дальнем Востоке, романов «Казаки» и «Северсталь», наброски которых реализовались в новеллах или публиковались в периодике, а рукописи уничтожены самим автором. Остались в архиве писателя и незаконченные произведения. В общем-то наследие его столь велико и многогранно, а художественный мир так богат и неподражаем, что несмотря на то, что в советские годы были опубликованы серьезные исследования о творчестве писателя, и сегодня, с позиций совершенно иного социально-экономического уклада, вновь пристально изучить все словесное богатство, оставленное Ивановым было-бы далеко не лишним.
Нельзя не отметить и публицистические работы Иванова. Им написаны сотни статей и эссе, являвшихся отдельным, ничуть не менее важным направлением в творчестве. Работал он и как литературовед. Известны его работы под рубрикой «Открыватели путей», посвященные таким выдающимся именам в мировой литературе, как Гоголь, Шолом-Алейхем, Бальзак, Анатоль Франс. Писал Иванов и о современниках. Оставил он и прекрасные воспоминания и, если так можно сказать, путевые заметки. В первую очередь те, которые писал, находясь под впечатлением от своих поездок по стране, и прежде всего по Сибири и Казахстану, осуществленных в пятидесятые годы прошлого века.
Особое место занимают его очерки и статьи военного времени. Их, преимущественно, печатала газета «Известия». Выходили они в отдельных изданиях, печатавшихся в Ташкенте и позже в Москве.
В 1943–1945 годах писатель несколько раз выезжал на фронт. Весной 1943-го по направлению газеты «Красная звезда» – на Западный фронт под Вязьму, в этом же году – на место великого сражения – Орловско-Курскую дугу, а в 1945 году – на I Белорусский фронт. Все увиденное им запечатлевалось в начале в дневниках, а потом появлялось и в периодической печати.
После Победы пришлось Всеволоду Вячеславовичу быть и в числе тех советских писателей, кому было поручено присутствовать на историческом суде народов над главными фашистскими преступниками. В ноябре – декабре 1945 года он напишет потрясающей эмоциональной силы очерки «Там, где судят убийц (На Нюрнбергском процессе)». Эти очерковые записи ценны не только тем, что написаны очевидцем и в них дается общий фон того грандиозного события. Их уникальность все же в другом. Тонкий психолог, знавший людскую породу и умевший обратить внимание на саму манеру поведения, мимику, жесты, речь, Иванов смог создать психологическую зарисовку этих нелюдей.
Приведу один такой пример: «Я записывал оглашаемый документ. Когда я поднял глаза, чтобы отдохнуть, мой взор встретился со взглядом Геринга. Он сидел в своем френче, облокотившись о перегородку, наклонив голову, и глядел на нас пристально, не сводя глаз. Разумеется, он не знал, что это места русской прессы и что он смотрит на советских писателей. <…> Сквозь нас, сквозь эти стены он направлял свой ненавидящий взор на весь мир, на все человечество. Каким пыткам, каким истязаниям он хотел бы подвергнуть всех нас, дай только ему силу <…> в его мозгу теперь столько придумано для нас казней, столько пожаров и разорений, столько мук и терзаний… Этот взгляд, с которым я встретился случайно, говорил о чудовищной ненависти, которая не утихла и которая не утихнет, пока ее не перехватит веревка».
Думается, что в год 75-летия Великой Победы и Нюрнбергского трибунала было бы крайне полезным как можно большему числу сограждан прочитать эти очерки, а возможно их и опубликовать в массовых печатных и электронных изданиях. Их историческая и художественная значимость нисколько не поблекла, они по-прежнему актуальны.
В последние годы жизни, Всеволод Иванов, беспартийный большевик, кавалер двух орденов Трудового Красного Знамени, продолжая заниматься литературным творчеством, без которого земного существования своего не представлял, успевал еще трудиться и в Литературном институте им. Горького, где ему поручали ответственную миссию председателя государственной экзаменационной комиссии. Он увлеченно работал с молодежью. Ей свои напутствия он обращал в мае 1959 года и с трибуны Третьего Всесоюзного съезда писателей. Верил он и дальнейшее развитие советской литературы. Призывал он тогда же и к высокой взыскательности, «изысканию творческих индивидуальностей, таящихся в народе», по сути ко всему тому, что можно всецело отнести и к самому писателю, художественное дарование которого не перестает удивлять всех тех, кто и сегодня обращается к творчеству великолепного сказателя революционной поры и первых четырех десятилетий великой Советской эпохи.
Отзываясь на кончину Вс. Иванова великий Л. Арагон напишет: «Для людей моего поколения он остается создателем «Бронепоезда», прочитанного нами в серии «Молодые русские писатели» в издании «Нувель ревю франсез» или увиденного на сцене Интернационального театра, которым в тридцатые годы руководил Леон Муссинак. Можно ли себе представить историю советской литературы и даже литературы XX века в целом без «Бронепоезда»! Нет, это было бы просто невозможно».
Не обойтись без этого славного имени и нам, тем кому по-настоящему дорога наша Россия.
Руслан СЕМЯШКИН, г. Симферополь
