Владимир Бортко: Достоевского к кино адаптировать просто
Каждый приходит к Федору Михайловичу по-разному, кто-то не приходит вовсе. Но если это случается, то уже на всю жизнь. Владимир Бортко полюбил «Идиота» в 15 лет, спустя десятилетия он реализовал свою любовь в кино. Накануне юбилея Федора Михайловича мы поговорили о личной, нашей и мировой любви к классику.
- Итак, Владимир Владимирович, ваше первое знакомство с Федором Михайловичем? «Преступление и наказание», как у всех?
- Нет. Это был как раз «Идиот». Во-первых, привлекло название. «Идиот»! Как говорят нынче – хороший маркетинговый ход. Собственно Федор Михайлович думал и об этом. Денег ему не хватало всю жизнь. Заглавия его романов выглядят интригующе: «Преступление и наказание», «Бесы»... Открываешь роман «Идиот» и сразу же оказываешься вовлечен в интригу. Динамичный диалог Рогожина и Мышкина, пожалуй, интереснее 15-летнему парню, чем беседа по-французски на 14 страницах в салоне Анны Павловны Шерер в романе «Война и мир» графа Толстого.
- И что вы в 15 лет поняли про метания Рогожина и Мышкина?
- Я был умный мальчик. К тому же – занимательный сюжет: страсти, неожиданное наследство, попытки убийства и самоубийства, любовь, ревность... Я легко дочитал его до конца. О чем эта история? О том, что в Швейцарию приехал больной русский мальчик, который ничего не знает, не помнит о России. Постепенно взрослея и выздоравливая, он читает о своей родине в книжках. И из Швейцарии ему видится «народ-богоносец», к которому надо приобщиться и может, даже возглавить какое-то движение. Так, по приезде в Россию, одна из дочерей генерала Епанчина его спрашивает: «Что же, Вы хотите поучать?» Он задумывается и соглашается: «Да, пожалуй, хотел бы». И вот он приехал приобщиться к богоизбранному народу, желая пролить в него истину христианской любви, а столкнулся с клубком низменных страстей, интриг, желаний. Испугался и попытался бежать обратно в Европу, даже билет купил, но вернулся, устыдившись своего отступления. Чем все закончилось известно. И мысль, что эта история о том, что трудно быть Христом в обществе, но пытаться все равно надо, тогда, в 15 лет не была мною вполне сформулирована, но спустя полвека я попытался ее реализовать на телевизионном экране.
- И когда вам предложили снять что-то по Достоевскому, сразу возникла идея обратиться именно к «Идиоту»?
- Дело было не совсем так. Позвонил Валерий Тодоровский, он тогда занимался экранизациями на телеканале «Россия»: «Вы ко мне заходили на днях. Что-то хотели предложить?» Я-то хотел, чтобы они сами мне что-то предложили, ибо в голове у меня ничего не было, кроме ощущения полного отсутствия денег на жизнь. Но отвечать надо сразу, ибо другого случая может и не представиться. Причем предлагать нужно что-то заранее известное и значимое, «по чину», ибо я после «Собачьего сердца» уже был лауреатом Государственной премии. И после трехсекундной паузы я ответил: «Да! Экранизировать роман "Идиот"».
- Но когда вы Валерию Тодоровскому озвучили свое желание снять «Идиот», вас же не остановило, что Пырьев уже экранизировал этот роман.
-Я очень люблю режиссера Пырьева, могу бесконечно пересматривать «Свинарку и пастуха», «Трактористов». И кстати, незаконченная его история, «Братья Карамазовы» – хорошее кино. Но «Идиот» у него не получился. Все вертится вокруг Настасьи Филипповны, а она, хоть и яркий персонаж, но далеко не центральный. И в итоге получилось нечто странное и очень условное. Зачем Иван Александрович взялся за «Идиота», непонятно, ведь очевидно было, что историю о том, как трудно быть Христом, не дадут снять нормально. В итоге артистам пришлось выпучивать глаза и разыгрывать безумные страсти, которых там и без того достаточно. Мне захотелось снять по-другому.
- Помню, после премьеры «Идиота» на телеканале «Россия» у всех был культурно-социологический шок – фильм со своими более 15 процентами телеаудитории по рейтингу перегнал самые популярные «мыльные оперы».
- А когда мы только его делали, на тогдашнее руководство РТР показывали пальцем и смеялись: «Идиоты снимать "Идиота", провал будет полный!» Но мало того, что сериал оказался успешным, так еще и люди побежали в библиотеки и магазины за книгой. Кстати, та же история произошла и с «Тарасом Бульбой». Никто на успех не рассчитывал. Это была культрегерская, просветительская идея: «Ну, давайте, снимем». И когда вдруг оказалось, что «Бульба» – лидер проката 2009 года и побил параллельно идущие американские фильмы, все были очень удивлены.
- Как думаете, сними вы сегодня «Идиота», смотрели бы его?
- Смотрели бы! Зритель не изменился со времен Гомера, проблема только в одном – сделать так, чтобы тому, кто сидит у телевизора, было интересно, вот и все. И кстати, Достоевского к кино адаптировать достаточно просто.
- Несмотря на лавину текста?
- Да, но обратите внимание, как Достоевский писал: фраза персонажа, а потом развернутая ремарка, что он делает.
- По сути, это сценарий.
- Абсолютно. Самая большая опасность таится в его огромных монологах на несколько страниц. Одно дело читать, другое дело смотреть на 10-минутный монолог князя. Но помогла одна придумка – сделать монолог в небольшое представление. Вот он рассказывает семейству Епанчиных о смертной казни. Ходит и показывает: подсудимый стоял здесь, а солдаты – вот там. Светило солнце и отражалось вот здесь. И от того, что он показывает, у слушателей возникает эффект присутствия, они видят эту картинку своими глазами и полторы страницы текста проходят в одну минуту. Ну и конечно, мне повезло, что я имел дело с таким талантливым актером, как Евгений Миронов.
- Уже давно банальность, что Достоевского читают во всем мире. Но и парадокс, учитывая, что его произведения заточены на православие.
- Да нет. Это действительно абсолютный гений. Как Гомер или Шекспир. По уровню таланта я бы еще назвал Гоголя. И Чехова. А по масштабу – Толстого.
- Кстати, о Толстом. Вам не кажется, что Лев Николаевич, как личность масштабнее, чем гениальный писатель-игрок Федор Михайлович?
- Знаете, как личности эти писатели интересуют меня меньше, чем их творчество… А как писатель Достоевский с его копанием в изгибах человеческой психики мне ближе Толстого. Конечно, я знаю достаточно биографических фактов об обоих, а что касается Достоевского, то не просто знаю, что он жил 4 года за границей и играл в рулетку, но и сам однажды стал за стол в казино Баден-Бадена, где играл писатель. Проиграв пять евро, зарекся: «Больше никогда» – я не азартный человек. Нет, мне личность писателя не так важна, как его произведения. В конце концов, какая разница, кто написал пьесу «Гамлет» – Шекспир или нет.
- Но неужели не любопытно докопаться до сути, кто же сочинил «Быть или не быть»? Сама королева Елизавета или, скажем, Эдуард де Вер, граф Оксфорд?
- Да, там целая компания претендентов. Но главное, что есть «Гамлет» и «Макбет». А дальше пусть специалисты ломают копья.
- Но тогда почему мы так интересуемся Пушкиным? Хотим докопаться, что же там на самом деле произошло с Дантесом?
- Так это же чистой воды мелодрама. Поэт, 37 лет, убит на дуэли, из-за жены! А если умирает признанный классик в 90 лет, в маразме, у себя в постели – никакой романтики. Опять же, Достоевский – несостоявшаяся казнь, игрок. Конечно, это интригует, привлекает внимание к личности.
- Получается, вокруг Льва Николаевича Толстого ореол сложных, мягко говоря, отношений с Софьей Андреевной?
- Да уж сложные – у него в деревне многие были похожи на графа, это известный факт. Несмотря на бороду и без зубов Лев Николаевич был очень активен. Но это отдельная история, которая интересна прежде всего женщинам. Это вы любите семейные истории.
- «Идиот» – женский роман? Или?
- Размышления Достоевского – по преимуществу мужские: о боге, о судьбе, о нравственности, о смертной казни. Попытки докопаться до сути человеческой. До самости человека. Что им движет. Это то, что Достоевскому удавалось как никому другому. Человек убил другого – денег захотел? Нет, не только, его ведет нечто большее. Это интересно и французу, и немцу, и японцу. Поэтому-то Достоевский признан во всем мире.
- За рубежом оценили не только его как психолога. В одной немецкой газете статью, посвященную Федору Михайловичу, озаглавили: «Бунтарь. Игрок. Пророк». И в самом деле он так много предвидел – не только «бесов», но и конфликт с Украиной.
- Абсурдный конфликт. Я прожил на Украине 28 лет – садик, школа, институт, армия, женился, родил ребенка, снял свой первый фильм. Мама моя «щирая украинка», Захаренко. И не надо мне ничего рассказывать про «Украина – отдельное государство». Если уж совсем докапываться, то у нас – русских, украинцев, белорусов, поляков, – много общего в генетическом коде. Но у поляков католицизм, под воздействием которого сложился менталитет. А украинцы, говорящие дома по-русски, а вне родных стен плохо на украинском, и утверждающие, что они отдельная нация – это просто смешно. Это было очевидно и сейчас, и тогда, во время Достоевского.
А как он замечательно заметил по поводу русского либерала, который «отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг». Такое ощущение, что это написано сегодня.
- Владимир Владимирович, а нет ли у вас идеи вернуться к Достоевскому, поставив спектакль по его произведению?
- Можно было бы, конечно, «Село Степанчиково»… Но нет, пожалуй.
- А «Кроткую», например?
- Я видел в конце 80-х спектакль по «Кроткой» в БДТ с Олегом Борисовым. Это было очень хорошо. Но где сегодня найти такого рефлексирующего актера? Проблема огромная – в мое время было достаточно много артистов в амплуа «рефлексирующий интеллигент». Сегодня требуются типажи либо бандитов, либо капитанов, которые ловят бандитов. Поэтому ставлю сейчас в МХАТе им. Горького не Достоевского, а «Смерть Ивана Грозного» Алексея Толстого. И кстати, Иван Грозный – это чистой воды достоевщина. Садист, но и человек, мучивший сам себя прежде всего.
- Рогожин такой…
- Может, и похож, не думал еще об этом. Но в Иване IV было это – самокопание, самообвинение, то, что отличает персонажей Федора Михайловича. Так что из Александра Балуева, который и сыграет Ивана Васильевича, придется еще делать неврастеника, а властности ему хватает.
- Да уж, в образе Петра I это выразилось вполне. А Петр Алексеевич, которого Балуев сыграл в вашем фильме о последних днях императора, разве не был неврастеником?
- Был. Но он обладал сильным характером, очень сильным. Его трудно сломать. В отличие, допустим, от Павла I. Несчастный человек – знал 6 языков, обладал самой большой библиотекой в Европе.
- Любил музицировать, обожал Моцарта.
- А окружен был унтер Пришибеевыми. Все наши цари – несчастны по-своему.
- Я помню, вы хотели снимать кино про Александра Первого, который возможно стал сибирским старцем Федором…
- Это отдельная история. Мне не дают снимать, хотя сценарий готов, хоть завтра запускайся, но увы... Нет денег. На другое есть, а о входе наших войск в Париж – нет. У меня четыре готовых сценария. В том числе и этот, про царя Александра и Наполеона... Последний мой фильм по сценарию Александра Проханова «Убийство городов» был остановлен в первый съемочный день. Я поэтому и в театр пошел – не сидеть же и тихо ждать конца, это скучно.
- И вы очень активно занялись театром – только что выпустили в Петербурге в театре-фестивале Балтийский Дом «Антигону» Ануя, ставите во МХАТе…
- И сразу же возьмусь за «Маленькие трагедии» Пушкина.
- Что ж, кажется, пандемия обострила интерес публики к театру, судя по полным залам.
- И замечательно. После пандемии хочется живого общения. Знаете, никогда не забуду одно свое театральное впечатление, одно из ранних. Как-то летом я приехал в гости к отцу – мы не жили вместе, – и пошел на его постановку в Одесском театре, где он был главным режиссером. Кажется, это была пьеса Радзинского «104 страницы про любовь». Во всяком случае спектакль получился очень удачным, я был взволнован, переполнен эмоциями. И вдруг я вижу – рядом со мной по Дерибасовской идет такой же взволнованный парень. Наши пути совпали и какое-то время мы шли вместе. В какой-то момент мы разошлись, и только я пошел своей дорогой, как услышал свист. Я обернулся и увидел того молодого человека, который мне махал вслед. И сейчас, когда я снимаю кино или ставлю спектакль, я вспоминаю его и думаю: он там, в зале…
Елена БОБРОВА
Источник: «Российскуая газета»
