Уроки великой войны. Патриотизм в системе ценностей советского руководства

В годы Великой Отечественной войны, когда встал вопрос о физическом выживании народов СССР и существовании государства, в национальной, как и в религиозной политике советского руководства произошёл кардинальный поворот. В связи с этим представляет интерес эволюция взглядов советского руководства, обратившегося с начала 30-х годов к государственным, нацио­нальным ценностям.

Тенденции к смене курса были очевидны ещё в предвоенные годы. 14 марта 1930 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривле­ниями партийной линии в колхозном движении», в котором ЦК потребовал «решительно прекратить практику закрытия церквей в административном по­рядке». 27 апреля 1934 года митрополиту Сергию (Страгородскому) было разрешено совершить торжественное богослужение в патриаршем соборе, на котором он был провозглашён митрополитом Московским. В богослуже­нии приняли участие 20 епископов, 44 священника и 15 диаконов (25, с. 180). В 1934 году появилось постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о преподавании истории в школе. В этом документе, подготовленном Сталиным, Кировым и Ждановым, давался обзор важнейших событий отечественной истории, как отмечалось, неправильно до того оценивавшихся. В нём впервые говорилось о Великой России, её национальных героях, признавалось положительное зна­чение Крещения Руси для развития её культуры. Последнее было особенно важно накануне 950-летия одного из важнейших событий в истории России.

В 1936 году вышло постановление ЦК партии, осуждающее антицерковную и антинациональную пьесу Демьяна Бедного «Крещение Руси». В 1937 го­ду ведущий советский исторический журнал «Историк-марксист» опубликовал статью С.В. Бахрушина о положительном значении Крещения Руси (2, с. 40-77). Даже журнал «Безбожник» был вынужден обратить внимание на этот не столько государственный, сколько церковный юбилей (3).

В марте 1936 года вышло постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об орга­низации конкурса на лучший учебник для начальной школы по элементарному курсу истории СССР с краткими сведениями по всеобщей истории». 14 марта 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об обязательном изу­чении русского языка в школах национальных республик и областей» (32, л. 8).

Конституция 1936 года закрепляла существование Советского государст­ва уже не как переходной формы, а как некоторой данности, этим актом реа­билитировалась сама идея государства. В марте 1939 года Сталин разъяснил на XVIII съезде партии, что а условиях социализма, победившего в одной, от­дельно взятой стране, находящейся под угрозой военного нападения извне, необходимо иметь достаточно сильное государство для защиты его завоева­ний (7, с. 263).

Такое сильное государство всё больше ассоциировалось с государством русским. Мощь и огромное значение прежнего русского государства отныне представлялись как позитивные факторы русской и мировой истории. Кино и официальная пропаганда стали воспевать национальных героев прошлого: Дмитрия Донского, Петра Великого, Александра Суворова, Михаила Кутузо­ва. В 1939 году выходит фильм С. Эйзенштейна «Александр Невский» с его проникновенным призывом: «Вставайте, люди русские!» В 1937 году была ши­роко и торжественно отмечена 125-я годовщина Бородинского сражения. Тог­да же появился «Краткий курс истории СССР», где признавалась цивилизатор­ская роль Русского государства. Советское государство, объединившее все народы бывшей Российской империи, рассматривалось как преемник этой великой миссии (7, с. 263). В 1940 году была ликвидирована пятидневка и восстановлен выходной день в воскресенье.

В 1937 году в СССР была проведена перепись населения. В анкете пере­писи содержался вопрос о вероисповедании. Согласно полученным данным, 1/3 городского и 2/3 сельского населения страны продолжали считать себя православными и не скрывали своей веры от счётчиков (15, л. 95-96; 34). Пе­репись 1937 года показала полную несостоятельность прежней воинственно­атеистической идеологии.

В предвоенные годы, несмотря на смягчение антирелигиозной пропаган­ды и прекращение массовых репрессий духовенства и ворующих, не произо­шло кардинальных перемен в отношениях Советского государства и Русской Православной Церкви. Были тенденции к смягчению антирелигиозного курса, но сам курс оставался прежним. Советское руководство начинало постепенно осознавать невозможность проведения прежней политики по отношению к ре­лигии и Православной Церкви как хранительнице русского национального са­мосознания.

Обстоятельства, при которых началась Великая Отечественная война, и её ход на протяжении первых двух лет сражений с достаточной ясностью вы­явили тот факт, что в противовес существовавшим иллюзиям водораздел между враждующими сторонами проходил не по классовому, а по националь­ному признаку, и разделяли их не столько интернациональные классовые ин­тересы, сколько национальные границы. Советское правительство почти с са­мого начала войны стало усиленно культивировать чувство национального па­триотизма среди народа, и это был не единственный факт «приспособления» к меняющейся ситуации (6, с. 461).

В годы войны ни одно из положений коммунистической идеологии не было отвергнуто или даже слегка пересмотрено. Но реальное содержание «идеологи­ческой работы в массах» изменилось резко и принципиально, обретя несомнен­ные национально-патриотические черты. При этом пересмотр осуществлялся решительно и целенаправленно во всех областях: от культурно-исторической до религиозной.

Русские ценности, национальные и патриотические, частично реабилити­рованные государственниками в конце 30-х годов, с новой силой прозвучали в речи Сталина, переданной по радио 3 июля 1941 года. Не случайно, что Ста­лин в этой речи избрал традиционное обращение к народу, которое на протя­жении веков звало к национальному единению: «Братья и сёстры! Смертель­ная опасность нависла над Отечеством». Ссылки на великий русский народ «Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Су­рикова, Суворова и Кутузова» прочно заняли своё место в идеологическом контексте священной войны.

Принимая 7 ноября 1941 года парад уходящих на фронт войск, Сталин призвал их вдохновляться в сражениях «мужественными образами наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Суворова и Кутузова» (31, с. 7, 37). В тяжелейшие дни начала войны Сталин, может быть, «инстинктивно понял», а скорее, исходя из сугубо рационалистических и прагматических соображе­ний, пришёл к заключению, «что ни его социальная система, ни власть не удержатся под ударами немецких армий, если не обратиться к исконным стремлениям и самобытности русского народа» (22, с. 41).

Восстановление традиционных ценностей в армии, отказ от института по­литкомиссаров в пользу принципа единоначалия были шагами в этом направ­лении. Вместе с тем последовательно проводилась мысль о том, что именно русский народ – первый среди равных – несёт основную тяжесть Великой Отечественной войны. Чтобы нейтрализовать адресованную нерусским мень­шинствам нацистскую пропаганду, подчёркивались исторические связи, объ­единявшие Россию с другими народами, прославлялись такие исторические личности, как Богдан Хмельницкий. В советских и партийных аппаратах рес­публик в эти годы снова стали продвигаться национальные кадры.

Утверждению идеологии, сделавшей ставку на идеи патриотизма и на­родности, сопутствовала возрастающая персонификация высшей власти на вершине государственной иерархии, выразившаяся в концентрации всех пол­номочий, гражданских и военных, в руках Сталина. Выправляя сильно пошат­нувшееся вначале положение (в том числе из-за собственных ошибок), Ста­лин сумел, благодаря победам Красной армии, особенно под Сталинградом, и росту своей популярности на международной арене, стать воплощением вновь обретённой национальной гордости. Даже зарубежные историки при­знают тот факт, что его личность отождествлялась с высшей ценностью – Ро­диной, а солдаты шли в бой «За Родину, за Сталина» (7, с. 319-322).

Обращение к славным страницам национальной истории сыграло чрезвы­чайно важную роль в стимулировании сопротивления захватчикам. Но теперь эта минувшая слава России становилась для Сталина одним из доводов в пользу преемственности его власти по отношению к старому Российскому государству. Этот довод становился важнее, нежели напоминание о революционных истоках нового государства, родившегося в результате разрыва с прошлым. В своём ка­бинете Сталин распорядился повесить рядом с фотографией Ленина портреты Суворова и Кутузова (4, с. 173). 29 июля 1942 года по его личному указанию был учреждён орден Александра Невского князя, причисленного Русской Право­славной Церковью к лику святых (10, с. 72).

В начале 1943 года в вооружённых силах были восстановлены мундиры и погоны старой дореволюционной армии. За этой реставрацией последовала другая: были воскрешены старые чины для разных отрядов государственной бюрократии, также облачившейся в мундиры. Меры такого рода были введены сначала для работников судебного ведомства, потом – для дипломатов (27; 28).

Для детей, потерявших на войне родителей, были учреждены специаль­ные училища, названные в честь Суворова и Нахимова. Их задача состояла в подготовке детей к военной карьере: в учреждённом указе уточнялось, что в качестве образца им будет служить «старый кадетский корпус», ликвидиро­ванный революцией (29). 1 января 1944 года сменился также официальный гимн Советского Союза. В этот день «Интернационал», с 1918 года служивший гимном СССР, был заменён гимном во славу Родины (30).

22 мая 1943 года распускается Коминтерн, в связи с чем выходит поста­новление Моссовета: бывшую улицу Воздвиженку (в то время «имени Ко­минтерна») переименовать в «имени Калинина». Вскоре после этого И.В. Сталин в ответе на вопрос корреспондента агентства Рейтер признал, что роспуск Коминтерна «облегчает работу патриотов свободолюбивых стран по объединению прогрессивных сил своей страны, независимо от их партий­ности и религиозных убеждений, в единый национально-освободительный лагерь для развёртывания борьбы против фашизма» (31, с. 99; 26). Парал­лельно с ослаблением Коминтерна, завершившимся его роспуском, усиле­ние патриотических тенденций привело к оживлению идей панславизма. Россия вновь вернулась к старому и испытанному инструменту своей внеш­ней политики – поиску друзей среди братьев по крови за рубежом.

4 сентября 1943 года Сталин принял в Кремле руководство Церкви: митро­политов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). Все вопросы, которые были поставлены иерархами: о созыве архиерей­ского собора и выборах Патриарха, возобновлении деятельности Священного Синода и духовных учебных заведений, возможности издания религиозной ли­тературы, открытии храмов, об освобождении из мест заключения архиереев и священников – были решены положительно и столь радикально, что принци­пиально изменили положение Православной Церкви в СССР (11, л. 1-10).

Вот что говорилось в передовой английской газеты «Таймс» 17 сентября 1943 года по этому поводу: «Главное значение возрождения Патриархии и Си­нода надо усматривать в национальной жизни внутри России. За последние 7-8 лет советские вожди критически пересмотрели идеи, которые были при­няты в качестве догмы во время революции 1917 года, подкрепив и укрепив одни из них, изменив и отказавшись от других. Идея патриотизма и предан­ности родине освобождена от того пренебрежения, с каким к ней относились в первые годы большевизма, теперь она глубоко почитается. Восстановлена поруганная и осмеянная в своё время святость семьи и семейных уз... Час­тью этого общего процесса является новое признание религии как идеи, с ко­торой должен считаться новый политический порядок и при котором обоюд­ная лояльность вполне совместима. Избрание Патриарха... можно понимать как признание русскими свободы вероисповедания» (33).

Итоги «перемены курса» стали поистине впечатляющими. В СССР утрои­лось по сравнению с довоенным временем количество действующих право­славных храмов и составило к лету 1945 года 10547, открылось 8 духовных школ (17, л. 22-24; 21, л. 1, 3). Главным же итогом кремлёвской встречи ста­ло возобновление деятельности церковных соборов. В миг смертельной опас­ности наши руководители вновь прибегли к единственному спасительному средству – обратились к творческой энергии русской исторической традиции, к духу соборности, единения, всенародного сплочения. Через соборность на­род наш из века в век осмысливал жизнь как служение и самопожертвование, осознавал свою общность, коренящуюся в общем служении вечной правде. И наиболее ярко это выражалось в тяжелые для Отечества годы.

В это же время русская история, русский народ и национальные культу­ры из объектов глумления, грязных оскорблений и нападок стали объектами почитания, вернулись на свое законное, почётное место. Учёные заговорили о том, что «обличения русского народа могут быть по вкусу лишь тем истори­кам, которые не сумели понять глубоких дарований, великой умственной, со­циальной и технической энергии, заложенных в русском народе», что «на­смешки... над невежеством и варварством русского народа антинаучны», что «подобные обвинения есть злостный миф, заключающий в себе суждения большей части европейцев о России и русских людях...» Вдруг оказалось, что на подобный «обвинительный акт у России есть достойный ответ», причём «от­вечает уже не только наука, а вся многообразная жизнь русского народа» (8, с. 182-185).

Знаменитый сталинский тост на победном банкете «за великий русский народ» как бы подвёл окончательную черту под изменившимся самосознани­ем власти, сделав патриотизм наряду с коммунизмом официально признан­ной опорой государственной идеологии.

Уже в первые месяцы войны в СССР началось стихийное движение за от­крытие церквей. В городах и сёлах страны созывались собрания ворующих, на которых избирались исполнительные органы и уполномоченные по хода­тайствам об открытии храмов (18, л. 111). Иногда такие собрания возглавля­лись председателями колхозов, выступавшими ходатаями за открытие церк­вей, собиравшими подписи верующих, и были случаи, когда им оказывали содействие работники горисполкомов, райисполкомов и сельсоветов. Так, в Ленинградской области председатели ряда сельсоветов оказывали помощь верующим тем, что заверяли их подписи с просьбами об открытии храмов и лично направляли описки в вышестоящие инстанции для регистрации рели­гиозных общин (18, л. 2, 149; 20, л. 23).

В военные годы многие военачальники, не говоря уже о простых солда­тах, считали своим долгом присутствовать на церковных службах, участво­вать в крестных ходах и молебнах. Были случаи, когда с фронтов посылались срочные телеграммы с настойчивыми просьбами направить в действующую армию материалы с проповедями духовенства Русской Православной Церкви (12, л. 14; 14, л. 193; 13, л. 114; 16, л. 45; 19, л. 93).

В 1944 году была издана небольшая, но весьма содержательная книга ис­торика и искусствоведа Н.Н. Воронина «Памятники русской архитектуры», в которой рассматривались проблемы сохранения русских архитектурных па­мятников. Автор указывал, что в «...массовой работе по пропаганде художе­ственного и исторического значения памятников русского зодчества следует делать особый упор на разъяснение значения древних храмов и монастырей. В ряде мест антирелигиозная работа приняла совершенно ложный и вредный характер, когда памятники русского зодчества мирового значения, например, Успенский собор во Владимире, освещались в экскурсионной работе и в пе­чати только как “очаг мракобесия". С этим вреднейшим перегибом надо по­вести решительную борьбу, выдвигая на первый план культурную роль церк­ви, художественное и национально-историческое значение того или иного па­мятника церковной архитектуры. Это... будет отвечать исторической правде, поставит церковные памятники на должное место и, наконец, облегчит дело их охраны» (9, с. 93).

В кинохронике начали показывать немыслимые ещё недавно кадры: в ос­вобождённых городах жители с иконами встречают советских солдат, и неко­торые из бойцов, осеняя себя крестным знамением, прикладываются к ико­нам; освящается танковая колонна, построенная на пожертвования верую­щих, и т. д. Так, советскую хронику, посвящённую победе Красной армии над фашистскими войсками под Москвой в декабре 1941 года, открывает звон ко­локолов всех московских церквей и крестный ход, возглавляемый православ­ным духовенством в полном облачении с высоко поднятыми крестами, зову­щими русских людей на решительный бой за Родину (24, с. 332).

Иерархи РПЦ в годы войны не только сумели сохранить Православие, но и усилить позиции Церкви в обществе с целью его последующего духовно-­нравственного возрождения. В годы Великой Отечественной войны, когда вся страна поднялась на борьбу с врагом, когда государство мобилизовало весь народ на национальную войну, на войну священную, была отброшена интер­национальная идеология. Пород лицом смертельной угрозы иноземного пора­бощения был отвергнут лозунг 20-х годов о «проклятии патриотизма». После двадцатилетней борьбы властей с «великодержавным шовинизмом» они вдруг вспомнили, что русский народ – это великий народ, а Советский Союз – это, прежде всего, Великая Россия.

Священная война востребовала национально-­государственный инстинкт русского народа – основателя и стержня россий­ской государственности и восстановила чувство национальной солидарнос­ти, разрушенное классовым интернационализмом. Была наконец-то воссое­динена разорвавшаяся нить русской и советской истории. Единодушие и сплочённость людей, обретение своих корней, своих святынь и стали зало­гом нашей Победы.

ЛИТЕРАТУРА

1.            Барбер Дж. Роль патриотизма в Великой Отечественной войне // Историки мира спорят. М., 1994.

2.            Бахрушин С. В. К вопросу о Крещении Руси // Историк-марксист. 1937. №2.

3.            Безбожник. 1938. N° 5.

4.            Боффа Д. История Советского Союза. М., 1994. Т. 2.

5.            Вдовин А. И., Зорин В. Ю., Никонов А. В. Русский народ в националь­ной политике. XX век. М., 1998.

6.            Вернадский Г. В. Русская история. М., 1997.

7.            Верт Н. История советского государства. М., 1995.

8.            Виппер Р. Ю. Иван Грозный. Ташкент. 1942.

9.            Воронин Н. Н. Памятники русской архитектуры. М., 1944.

10.          Всеволодов И. В. Беседы о фалеристике. М., 1990.

11.          Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6991. Оп. 1. Д. 1.

12.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 2.

13.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 11.

14.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 9.

15.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 13.

16.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 3.

17.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 4.

18.          ГАРФ. Ф. 6991. On. 2. Д. 12.

19.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 14.

20.          ГАРФ. Ф. 6991. On. 2. Д. 16.

21.          ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 37.

22.          Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992.

23.          Николаевский Б. И. Тайные страницы истории. М., 1995.

24.          Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993.

25.          Поспеловский Д. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995.

26.          Правда. 1943. 30 мая.

27.          Правда. 1943. 25 сентября.

28.          Правда. 1943. 8 октября.

29.          Правда. 1943. 14 октября.

30.          Правда. 1944. 1 января.

31.          Сталин И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1944.

32.          Центр хранения современной документации. Ф. 89. Перечень 62. Дела 3, 8.

33.          The Times. 17.09.1943.

34.          The Times. 27.12.1943.

Вадим ЯКУНИН, профессор

«Наш современник», № 11, 2020