«Ты не грусти… я снова прилечу». Э. Анашкин – о поэзии Ольги Левонович
Земляк земляка видит издалека… Очередной раз убедился в правильности этого народного присловья, когда открыл книгу Ольги Левонович «Забайкальская весна». По мере чтения меня ожидало немало неожиданных открытий, которые порой невозможно было отличить от откровений.
Первое и главное открытие-откровение в том, что я открыл для себя удивительный лирический мир поэтессы, пишущей об эпическом Забайкалье. Вернулся в непередаваемую атмосферу моей «малой», но географически такой огромной родины, о которой, подобно лирической героине Ольги Левонович, не в силах забыть, хотя многие десятилетия живу вдали от Забайкалья.
Читая книгу, я к приятной своей неожиданности обнаружил, что мы с поэтессой не просто земляки-забайкальцы. Мы оба биографически связаны с небольшим городом Хилок, что вольно раскинулся по обоим берегам одноименной реки. Хилок находится «всего-то» в трехстах километрах от областного центра – города Читы. По сибирским и забайкальским понятиям – рукой подать. По меркам европейской России далековато…
Вроде бы ничем особо не примечательный городок, начавшийся с железнодорожной станции, открытой в начале ХХ века, еще при царе. Но именно на таких «малых сих» и стоит Россия! Городом Хилок стал уже при советской власти: сначала в 1929 году селу присвоили статус рабочего поселка. А с 1951 года поселок стал городом. Знаменит Хилок тем, что в его окрестностях высится сакральная для бурятского народа гора, которой приписывают волшебную силу и священную мощь. Сам городок славится деревянным зодчеством, про хилокское деревянное узорочье знает всё Забайкалье! Не понаслышке знаю, что Хилок – город очень мужественных людей, неустанных искателей божьей и жизненной правды, тружеников и созидателей: бездельники в суровых условиях Забайкалья вряд ли бы сумели даже просто выжить, а не то что основать и построить город, возвести храмы и красивые дома, не ожесточиться в непростых условиях жизни…
О своем родном городе я могу говорить долго – в статьях, эссе, воспоминаниях. Но лучше я передам слово Ольге Левонович, ведь тем и сильна поэзия, что порой в несколько четверостишиях способна поведать о том, что заняло бы не один книжный том! Конечно, это в том случае, когда стихи написаны настоящим поэтом и обладают достоверностью художественной правды. Прочитаешь стихотворение и словно совершил путешествие в пространстве, не отрываясь от сборника:
«Леса осенней, сказочной поры. // Багрово-желтые, зеленые ковры… // Нас мчала электричка на восток, // В далекий рыжий каменный Хилок. // Дороги от вокзала – во все стороны. // А вдоль обочин важно бродят вороны. // Обычная российская окраина // Встречает нас – с достоинством хозяина. // Глаза людей – с пронзительною мыслью, // С душою чистою и бескорыстною. // Живут, работают, о детях беспокоятся. // Над ними небо серое покоится. // Храм деревянный – среди камня островок, // Средь суеты – спокойствия мирок. // Светлеют лица, изменяются, // Когда над вечною Иконой наклоняются. //…Холодный вечер. Горьковатый дым. // Был город оставляемый – родным».
Даже покидая родные города, мы оставляем частицу себя в них. Эти малые города нашей малой родины словно любимая детская одежда, из которой мы однажды выросли. Но она сохранила запах детства, и мы даже минуты не допускаем мысли о том, чтобы выкинуть эту одежду, продолжаем ее хранить, как некий талисман и оберег…
В Забайкальском крае поэтесса прожила более сорока лет. Родители Ольги Левонович сельские интеллигенты-учителя. С красным дипломом закончила будущая поэтесса Читинский педагогический институт. Внешняя биография Ольги проста и даже незатейлива – работала в школе, в доме детского творчества, была корреспондентом районной газеты в старинном селе Акша. Но насколько насыщенна при этой внешней незатейливости внутренняя биография Ольги Левонович, полюбившей село Акша и рассказавшей о нем как об одном из сакральных литературных мест той Сибири, что вольготно лежит за Камнем-Уралом. До революции у Акши был статус города. В этом своем качестве Акша была местом ссылки знаменитого Кюхельбекера, пушкинского друга Кюхли, у которого есть воспоминания об этом времени и об Акше.
Стихи Ольга начала писать еще в школе. Но настоящая творческая работа началась именно в Акше – именно там появился в жизни поэтессы учитель. Им стал поэт Борис Макаров. Ольга Левонович считает, что во многом благодаря ему она прошла серьезную школу литературного мастерства, издала первую свою книгу, поступила в Московский Литературный институт им. Горького, закончить который помешала ей болезнь, случившаяся в те самые «лихие девяностые».
Учитывая, что у Ольги с мужем было трое детей, остается только восхититься тому мужеству, которое ей понадобилось, чтобы совмещать непростую житейскую жизнь со служением литературе. Ну и, конечно, земляки-писатели М. Вишняков, В. Кобисский, Е. Стефанович поддерживали свою талантливую землячку, помогая в публикациях. В 2001 году Ольга Левонович была принята в Союз писателей России, продолжала выпускать книги, активно участвовать в литературном процессе родного Забайкалья.
Спустя десять лет после вступления в Союз писателей волею судьбы переехала в подмосковный город Дмитров. Там поэтесса живет и ныне, многие годы входя в творческий актив литобъединения «Дмитровские зори».
Но забайкальская родина никак не отпускает поэтессу, которая, собственно, и не стремится, чтобы ее отпустили. Раз в год Ольга Левонович бывает в Чите, скучая по коллегам-землякам, проводит в Чите свои поэтические встречи.
О том, что поэтесса, даже уехав из Забайкалья, внутренне осталась с ним, красноречиво говорят ее стихи, в которых она так передает непередаваемую атмосферу любимого города и любимого края, что я, уроженец Забайкалья, поневоле ощущаю в душе это созвучие, хотя лично с поэтессой пока не знаком. Да и как не любить прекрасную Читу, в свое время давшую тебе литературный старт, свою литературную родину? Там совсем иначе течет жизнь. Суета не отвлекает тебя от самого себя, от мыслей, что рано или поздно станут строчками, а потом сложатся в произведения. Ведь внешний покой этого города вовсе не застойный! Это покой созерцания, без которого нет творчества, покой, которому не может помешать даже ветер, полновластно хозяйничающий на просторах. Возможно, этот ветер по сравнению с более сдержанным ветром столицы кому-то покажется хулиганом и шалопаем, но это не так. В стихах поэтессы он не просто слоняется без дела:
«Прыгают круглые листья – //Ветер играет. //Площадь подмел он, шатаясь, //От края до края. //Солнце и ветер – //Обычная наша погода. //Щурятся люди, //Смугла и скуласта природа. //Ветер московский – //Спокойнее, мягче и тише. //Яблоко бросит, //Погладит взгрустнувшие крыши… //Время в Москве суетилось, //Давило, свивалось. //Ветер читинский обрушился, //Выгнав усталость!»
В столичных городах, да и вообще в городах, большинство разговоров попутные. Суета и вечная спешка тому причиной. Дело не в том, что попутный разговор не может быть душевным, но умение разговаривать друг с другом молча горожанам, а в особенности москвичам, свойственно редко. Ведь разговаривать молча можно только с самыми близкими людьми, а их явно не толпа.
Талантливый современный московский прозаик Михаил Тарковский, уехавший из Москвы в Сибирь, в одном своем интервью признался, что его, исследователя души человеческой, тяготит в многолюдной перенаселенной Москве то, что встреча с человеком перестает быть событием. А вот в Сибири, где на десятки километров не встретишь не только человека, но порой и деревни, встреча с человеком превращается в то событие, ради которого мы, собственно и приходим в этот мир. Ради встречи с людьми!
Ольга Левонович, выросшая на просторах Забайкалья, где на тысячи верст лишь леса шум да молчание сопок, явно ощущает, живя в Подмосковье, примерно то же, о чем говорил Михаил Тарковский:
«Попутный разговор //О чем – неважно. //Летел осенний сор //Листвы бумажной. //На рыжих площадях //Гуляло солнце, //Скользило в проводах, //Очках, оконцах…»
Даже единожды вдохнув этого ветра, не сможешь не тосковать о нем вдали от него, а уж если прожил, дыша им, несколько десятков лет, то живя вдали, поневоле будешь в стихах и в мыслях присягать на верность ему и городу, где он обитает:
«По солнечной Чите иду с опаской: //Накатан снег, местами – гололед. //Снежок на соснах, иней – просто сказка, //А память прошлое повсюду узнает. //В троллейбусе скрипучем «скоро лето» //На инеем облепленном окне. //Встречает площадь, залитая светом… //А здания не все знакомы мне. //Неуловимо город изменился. //На месте рынка вырос новый Центр… //Встречает дом, что мне не раз приснился… //Чуть постою на каменном крыльце. //Присяду на скамейку в старом парке. //Слегка погладит ветра по плечу… //Душевный город мой, морозно яркий… //Ты не грусти. Я снова прилечу».
Тоска по родному делает поэта крылатым и способным летать… Гимном родному Забайкалью – иначе и не могу назвать сборник стихотворений Ольги Левонович «Забайкальская весна». А если не гимном, то уж точно – присягой в верности и любви, ведь сердцу не прикажешь. Полюбится однажды и навек родной «кандальный» и «кабальный» край, далекий от южных красот и морей, край неласковый, не ласкающий глаз лазурной волной, но дарящий душе покой и благодать:
«Дни солнца и безветрия – //Такая благодать! //Туч хороводы серые //Нетрудно переждать. //Но строчку «край кабальный» //Припомнить ты готов, //Когда над Забайкальем //Царит сезон ветров. //Так яростны порывы, //Песок взметая, пыль, //Что хлещут землю ивы, //И стелется ковыль».
В Забайкальский край вряд ли приедут туристы, ищущие телесного комфорта. Тот, кто едет в Сибирь, на Байкал, в Забайкалье туристом, предпочтя ему «берег турецкий», ищет настоящего. Сибирь и Забайкалье не улыбчивы, как улыбчива (да и то не всегда!) за деньги Турция. Но зато это любовь не покупная и не продажная, как туристический маркетинг. И, устав от проплаченного радушия, собрав палатки, едут, влекомые запахом тайги и песнопением байкальских и забайкальских ветров, русские люди в поисках самих себя. И с изумлением понимают, что порой в этих поисках им, как никто, поможет суровая медведица-тайга:
«Перелистаем-ка зимы страницы. //Ты думаешь, там только снег и холод? //А из-под снега вылетают птицы! //Лед солнцем ослепительным расколот. //Лес чутко охраняет жизни тайну. //Но если не спешить, остановиться, //Увидишь ты – шьет поперек поляну //Строкою легкой свежий след лисицы. //Скользят лучи по индивелым веткам. //И только желтогрудые синицы //Над сосняком перелетают редким, //Звенят в тиши, не думая таиться. //Стволы, пеньки укрыла снега вата. //Все глубже тени, троп лесных полоски. //Совсем уж скоро – в мареве закатном //Зарозовеют тонкие березки. //Снег голубой исчерчен письменами. //Под вечер затихает слабый ветер. //Плывет за неподвижными стволами, //За путаным узором черных веток //Диск солнца, рыбой огненной ныряя. //И вот уже над сопкой горбит спину. //Луч полыхнул – и уголь догорает. //Тьма укрывает заросли, ложбины. //…Луна озябшая явилась. Ей не спится. //Зеленовато светятся снега. //Зверье по норам – жарким рукавицам //Забилось. Спит медведица-тайга».
Спит медведица-тайга, спит медведица-Сибирь, спит родное Забайкалье… Сон их не тревожен, но чуток. Им снятся удивительные сны, которые способен рассказать миру поэт, воспитанный ими. Он же сумеет поэтически прочесть следы на снегу, узнать тайны тайги, услышать баллады ветра. Не придуманные из головы сны и стихи, а прочувствованные биением поэтического сердца.
Эдуард АНАШКИН, член Союза писателей России, Самарская область
