Савва Дангулов: «Меня увлекает исследовательское начало в работе писателя»
В 60-80-х годах прошлого столетия имя писателя Саввы Дангулова, 110-летие со дня рождения которого приходится на 24 января, было хорошо известно советскому читателю. Его произведения, особенно историко-политические романы «Дипломаты», «Кузнецкий мост», «Заутреня в Рапалло», «Государева почта» издавались большими тиражами и благосклонно воспринимались читателями, находившими в них, помимо сугубо художественных достоинств, немало новой информации о деятельности советских дипломатов с первых послеоктябрьских дней и вплоть до суровых лет Великой Отечественной войны.
Писал в своих книгах писатель и о реальных исторических личностях, причем все написанное о них было выверено с исторической точки зрения, которой он старался неизменно придерживаться.
Особняком здесь выделяется трилогия «Кузнецкий мост», выдвигавшаяся в начале 80-х годов минувшего века на соискание Ленинской премии. В ней Савва Артемьевич показал судьбы трех вымышленных советских дипломатов и жизнь всего Наркоминдела в годы Великой Отечественной войны. Но также на страницах этого большого эпического полотна мы видим и реальных государственных деятелей, таких как И. Сталин, В. Молотов, В. Потемкин, М. Литвинов, А. Коллонтай – с советской стороны; Риббентроп, Шуленбург – от фашистской Германии; У. Черчилль, Ф. Рузвельт, Э. Бивербрук, Г. Гопкинс, Э. Иден, У. Гарриман – от лица союзников. Впрочем, называю лишь ключевые имена.
Что касается точности их описания и жанра самой трилогии, известный советский литературовед и критик А. Дымшиц писал: «Как правило, автор портретирует их с подчеркнутой точностью, но почти никогда не видя в своих исторических портретах некой «живописной самоцели». Воссоздаваемые им исторические лица написаны строго реалистически, портретирование нужно ему в основном в тех пределах, которые диктуются интересами развития событий, конфликтов, эпизодов. Лидеры и дипломаты союзников даны писателем только в той мере, в какой они предстают в их поступках, в их поведении героям романа – советским дипломатам, в той мере, в какой они представлены на разного рода переговорах – в Лондоне, в США, в Москве. В портретировании у С. Дангулова нет и тени фотографирования, – его зарисовки, его красочные наброски различнейших типов союзнических деятелей сделаны глазами дипломата, умеющего различать за внешними чертами того или иного облика и лик его затаенное, а порою и нарочито «распахнутое» психологическое содержание. К примеру, мы немало знаем об Уинстоне Черчилле, он и сам помог нам познакомиться с ним поближе не только своей политической деятельностью, но и своими мемуарами. Мы знаем и отличную книгу историка Трухановского об этом нашем заклятом «друге». И все же С. Дангулов умеет сказать нам много нового о Черчилле, он видит и показывает его как художник, проникая в «тайное тайных» его психологических побуждений.
Стремясь определить жанр романа Саввы Дангулова, я назвал бы его романом «проблемно-идеологическим» и панорамным, поскольку в нем выявляется идеологическая природа советской дипломатии в суровые и ответственные годы войны, дается немало рассуждений персонажей на темы остро идеологического содержания и характера».
Интересна и книга литературных портретов Дангулова «Художники», где он представил литературные портреты, основанные, разумеется, на собственных наблюдениях, таких выдающихся личностей, как М. Шолохов, А. Толстой, И. Эренбург, Н. Тихонов, М. Шагинян, К. Симонов, К. Чуковский, Р. Гамзатов, К. Кулиев, Д. Кугультинов, А. Вильямс, Э. Колдуэлл, У. Сароян, Д. Пристли, Ч. Сноу, Л. Арагон, А. Труайя, А. Моравиа, М. Садовяну, Т. Аргези, Л. Немет, М. Астуриас, В. Шикула, А. Щусев, В. Мухина, Е. Кибрик, Г. Верейский, Т. Салахов, М. Шагал и др.
Литературное наследие писателя-коммуниста, общественного деятеля, главного редактора журнала «Советская литература (на иностранных языках)», кавалера орденов Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, двух орденов Красной звезды, Почетного гражданина Армавира Саввы Дангулова велико, но, к сожалению, в наше время мало востребовано. Молодое поколение практически не знает это имя и, соответственно, не знакомо с его книгами. А жаль! Произведения этого талантливого и самобытного писателя, прекрасно знавшего к тому же английский, французский и румынский языки, – не растеряли не только своих художественных качеств, но и историзма, практической полезности и определенной актуальности, в основе которой заложена постоянная потребность знать и чтить отечественную историю, так как, не зная ее, мы обрекаем себя на роль безропотной массы, которой можно управлять и помыкать, лишая эту малограмотную, сплошь напичканную Иванами, родства не помнящими, массу не только настоящего, но и будущего.
Однако, речь в данном очерке пойдет не о самом писателе, его жизненном пути и творчестве, заслуживающих отдельного, серьезного и вдумчивого разговора, так как личностью Дангулов был действительно незаурядной, яркой, колоритной. Разговор же здесь пойдет об образе Ленина в прозе писателя и о том вкладе, который был им внесен в советскую литературную Лениниану.
Как и его коллеги по писательскому цеху, Дангулов обращаясь к Ленину, делая вождя героем своих произведений, стремился, прежде всего, проникнуть в диалектику ленинской мысли, а, следовательно, и познать глубину и полноту духовной жизни Владимира Ильича. «Есть своеобразная диалектика познания вселенной: чем больше мы познаем ее, тем беспредельнее открывается она нашему мысленному взору. Так и Ленин. Чем полнее мы познаем его, тем безусловнее наше убеждение, как необъятен он. Ленин сегодня – это действительно целый мир, огромный и прекрасный», – писал он в одной из публикаций, посвященных столетию вождя.
По-своему подходя к решению этой задачи в книгах «Тропа», «Ленин разговаривает с Америкой», «Дипломаты», «Пятнадцать дорог на Эгль», где речь идет о Ленине как строителе нового государства, формулирующим в собственной революционной практике те принципы, которые станут затем достоянием человечества, писатель, через пройденный им долгий путь поисков, попытался показать Ленина и через призму мира его единомышленников.
Направляя свой взгляд к истории, конкретным событиям и людям, вершившим ее, а уж, тем более, к такому титану человечества, как Ленин, преследуя цель сказать что-то новое о нем, можно лишь в том случае, если автор обратиться к практической исследовательской работе. Дангулов следовал этой установке неукоснительно и на протяжении долгих лет жизни.
О том, как пришло к нему это понимание, он написал много лет спустя: «Почти тридцать лет тому назад в Москве, на Чистых прудах, мне посчастливилось беседовать с Надеждой Константиновной Крупской. Я знаю, что в те годы на Чистые пруды было паломничество. Люди шли к ней просто поговорить по душам, посоветоваться по делам, очень насущным и личным. Но велико было искушение поговорить с нею именно о Ленине. Многое из того бесценного, что было написано о Ленине вообще, к тем годам было написано. И прежде всего книга Джона Рида, поэма Маяковского, известный горьковский этюд. Несмотря на то, что и одна вещь, и другая, и третья были созданы давно, Надежда Константиновна по понятным причинам говорила о них так, точно она прочла их только что. Как человек литературный (о ее литературном таланте когда-нибудь будет написано) и государственный, Надежда Константиновна говорила об этом, имея в виду и то, что должно быть сделано. Помнится, она говорила, что два начала определят успех на этом пути: верность правде и та творческая свобода, без которой (она так и сказала) «художник из существа крылатого превращается в существо бескрылое». Если же говорить о верности правде истории, правде жизни Ленина, то художнику трудно решить эту задачу без того, чтобы не стать исследователем, – знание предмета здесь обязательно».
Кстати, нельзя не сказать и об упомянутой писателем творческой свободе, которой, по мнению сегодняшних либерально озабоченных подпевал, в советской литературе не было. Тем более, если, не дай бог, придерживаться их измышлений, не могло быть и никакой свободы в изображении основателя Коммунистической партии и Советского государства. Но в действительности все было наоборот.
Советская литературная Лениниана, подзабытая в наши дни, была явлением неоднородным. То бишь, были в ней как вполне удачные, раскрывающие те, или иные грани личности Ленина произведения, так и те, которые таковыми назвать никак нельзя. И само опубликование художественного произведения о Владимире Ильиче не говорило о том, что оно обречено на успех и написавший его автор становится знаменитым и автоматически попадает в круг наиболее авторитетных и значимых писателей страны. Нет и еще раз нет. В процессе появления новых художественных книг о Ленине были случаи, когда критике, подчеркну – свободной критике, порой безжалостной и бескомпромиссной, подвергались не только новички в литературе, но и достаточно маститые авторы, такие, например, как И. Сельвинский и Э. Казакевич. При этом профессиональная критика всегда пыталась следовать не только исторической достоверности, но задавалась и вопросами: а раскрыт ли образ вождя, не представлен ли он односторонне, не превалирует ли субъективистское понимание конкретных фактов, искажать которые не следует? А потому, вывод критиков, а если к нему еще и примешивались отклики историков и очевидцев, ставивших под сомнение то, или иное сочинение о Ленине, всегда был однозначным: не каждый художник обладает возможностями и способностями, позволяющими запечатлеть, привнеся определенную новизну, образ вождя революции, воплотить его характерные черты, поднявшись тем самым на очередную ступень в раскрытии бессмертного ленинского дела.
Необходимо подчеркнуть и то, что к ленинской тематике обращалось не так уж и много литераторов, и прежде всего потому, что показ вождя в определенных условиях и ситуациях требовал однозначного владения предметом повествования, которое, разумеется, имелось в наличие не у всех. Но если же автор все-таки брался за написание произведения о Ленине, то он должен был прекрасно понимать всю ответственность, ложащуюся на него при данном творческом выборе. В итоге рождались, в большинстве своем, как это получилось и у Дангулова, стоящие и дельные произведения, выполнявшие возложенную на них писателем миссию. Вообще же, для более детального разбора особенностей, удач и недостатков советской литературной Ленинианы, следует пристально всмотреться в большинство созданных в ее рамках произведений. Это большая и стоящая работа. Что ж, хочется верить в то, что художественная Лениниана в ближайшее время обязательно обретет свою вторую жизнь.
И все же, вернемся к дангуловской Лениниане. Бесспорно, основным произведением в его ленинском цикле стал роман «Дипломаты», писавшийся им на протяжении восьми лет и завершенный в 1966 году. Но ему предшествовала повесть в рассказах «Тропа» (1964), в которой лирический герой, молодой советский дипломат Дмитрий Рыбаков, имевший возможность близко наблюдать Владимира Ильича, становится рассказчиком подмеченных им ленинских черт характера, некоторых деталей его профессиональной деятельности. Так, Савва Артемьевич, строго следуя правде фактов, и находит свои краски, свой угол зрения, интонацию, навеянную той атмосферой, в которой Ленин жил и работал.
Обращаясь к образу Ленина, стремясь раскрыть сущностное начало его философской мысли на конкретном историческом отрезке, автор показывает круг собеседников вождя, приехавших из Америки, обозначая, при этом, проблемы, возникшие в ходе встреч. Самому же писателю, по его словам, было интересно, как Ленин умел беседовать с людьми, имевшими кардинально разнящееся с ним мнение. Как получалось у него в ходе тех бесед убеждать далеко не простых собеседников. Для того чтобы понять этот ленинский феномен Дангулову пришлось скрупулезно исследовать характеры людей, причастных к данной теме. Выделяет он и сподвижников великого Октября, видевших в нем прообраз общечеловеческой свободы – Джона Рида, Билла Хейвуда, Альберта Риса Вильямса, Линкольна Стеффенса, Роберта Майнора, людей непохожей судьбы, но непоколебимых в своем единстве по отношению к русской революции.
Вводя в повествование эти достаточно известные имена, писатель преследовал цель – сказать о них нечто такое, что не было известно широкому читателю. Так и появляются его пятнадцать писем в Америку, адресованных писателям, журналистам, художникам, общественным и религиозным деятелям. Многие адресаты ему были знакомы лично. Получает он от них и ожидаемые ответы, своего рода письма-воспоминания, послужившие фактическим материалом для написания таких произведений, как «Тропа» и «Ленин разговаривает с Америкой».
Вне всякого сомнения, американцы, с которыми в первые годы после революции встречался Ленин, дают лишь частичное представление о масштабах контактов руководителя советского правительства в тот период, но они предельно полно характеризуют внешнеполитическую деятельность Владимира Ильича, его блестящее умение разговаривать с людьми, завоёвывая их симпатии, располагая их к себе и рабоче-крестьянской власти. В высшей степени показательно и то, что большинство из этих людей на всем своем жизненном пути оставались в числе друзей страны Советов.
Вспоминая о той работе, писатель отмечал: «Помните, у Рида: «Необыкновенный народный вождь, ставший вождем благодаря своему интеллекту»? Образ Ленина – это для меня его мысль. Ее философская первоприрода. Ее жизненная основа. Ее действенность – дело Ленина как прообраз его мысли. Мне бесконечно интересно, как Ленин беседовал с людьми, представляющими противоположную точку зрения. Как он вызывал их на спор и что было предметом спора. По каким путям шла ленинская мысль и какова была система его доводов и контрдоводов. Мы ведь знаем, что его встречи с Уэллсом, Стеффенсом, Робинсом были отнюдь не мирными. <…> Показать Ленина – и не умалить силу мысли Уэллса или Стеффенса, не ослабить их упорства в стремлении отстоять свою правду, не обескровить их страсти и живого чувства. Пусть Уэллс будет Уэллсом, а Стеффенс Стеффенсом, тем убедительнее будет победа Ленина. А ведь Ленин, между прочим, брал верх. И это свидетельствуют Уэллс со Стеффенсом и, разумеется, не потому, что им доставляет удовольствие выйти навстречу Ленину с белым флагом и сказать: «Сдаюсь!» Победил Ленин, мыслитель и человек. Именно человек. Помните эту фотографию Ленина и Уэллса? Там у Ленина необыкновенные глаза, и Уэллс, как мне кажется, видит эти глаза. Я даже подумал, что именно в эту минуту англичанин сказал себе: мечтатель, кремлевский мечтатель.
А Ленин действительно был мечтателем, но только не в том смысле, какой пытался вложить в это слово Уэллс. Мечтатель-провидец, стремящийся увидеть завтрашний день человечества, прокладывающий пути в грядущее».
Исследовательская работа Дангулова, связанная с постижением величайшей мыслительной деятельности человека, ставшего вождем на разных периодах его революционного и государственного пути, растянулась на долгие годы. Отдавая большее время практическому писательскому труду, вынашивая в творческих планах не одно большое художественное полотно, в том числе и такое масштабное и фактически панорамное, как трилогия «Кузнецкий мост», где, между прочим, широко показана политико-дипломатическая деятельность Сталина, писатель продолжал неутомимо искать новое и доселе неосмысленное на тех дорогах, по которым пришлось пройти Ленину. «Меня увлекает исследовательское начало в работе писателя. Осенью 1967 года я совершил путешествие на Капри, повторив известный ленинский маршрут. Еще раньше я был в Лондоне, а летом 1968 года в Норвегии и Швеции. В эти годы у меня сложилось свое досье, которое дает мне право сказать: я видел. Итог этих поездок – новое, что удалось добыть. Для меня это радость, если даже это скромно. Результат последних поисков – книга Карла Хови о Джоне Риде, обнаруженная мною в рукописи в Париже и изданная теперь издательством «Художественная литература». В своей новой книге, которая выходит в этом году (в 1970 году, имевшая название «Двенадцать дорог на Эгль». – Р.С.), я расскажу и о последних своих поисках и находках: как привез из Норвегии переписку Фритьофа Нансена с его русскими корреспондентами, как обнаружил переписку А.М. Коллонтай с ее шведскими корреспондентами».
В этом рассказе о своей работе, писатель подводит нас к своеобразным размышлениям по результатам многолетнего поиска, вылившегося в отдельное произведение – «Пятнадцать дорог на Эгль» (1975), – пятнадцати главам-дорогам по бескрайнему миру Ленина и его соратников-единомышленников. Самих дорог вначале было двенадцать, но затем появились новые, а, следовательно, в библиотечных фондах и домашних библиотеках можно встретить два отдельных издания – «Двенадцать дорог на Эгль» и «Пятнадцать дорог на Эгль». И все же, для более полного представления фигуры Ленина, лучше познакомиться с доработанным и полным ее изданием.
Интересно само название этой книги, которое Дангулову пришло при встрече в Марселе со старым учителем из Швейцарии:
«– Я из Эгля, того самого Эгля, откуда ваш Ленин пошел на царя, – произнес швейцарец и залился счастливым смехом – одно то, что он из Эгля, как бы давало ему право чувствовать себя соучастником великого дела Ленина. – Кстати, говорят, что Ленин не боялся высоты и пришел к нам через перевал. <…> Старый швейцарец дал волю своей фантазии, когда сказал, что Ленин пошел на царя из Эгля, но швейцарца понять можно и даже простить не грех: ведь он это сделал не для себя, а для Эгля! Если же быть точным, то с Эглем действительно связана памятная страничка в жизни Владимира Ильича, правда, не столь значимая, как утверждает старый учитель, однако заслуживающая внимания вполне: именно неподалеку от Эгля, в селении Дьяболер, летом 1895 года состоялась встреча молодого Владимира Ульянова с Г.В. Плехановым – встреча, важная для русской революции».
Наиболее существенным вкладом Дангулова в советскую литературную Лениниану стал его роман «Дипломаты», показывающий всего лишь события одного года – от осени семнадцатого до осени восемнадцатого, то время, когда революционным силам во главе с Лениным предстояло защитить страну в тяжелой, неравной борьбе. И гений Ленина обращается к спасительному Брестскому миру. В том, как вождь и его сподвижники, а в романе выступает целый ряд исторических фигур, таких как Ф. Дзержинский, Г. Чичерин, В. Воровский, М. Литвинов и др., выносили в себе идею Бреста и претворили ее в жизнь, а потом, поднакопив силы, смогли с известным договором и покончить, и прослеживается главная сюжетная линия этого большого многопланового повествования.
Фактически, изображению Ленина в романе отведено сравнительно небольшое количество страниц, но именно от его фигуры, от его постоянно пульсирующей мысли, заключенной в высказывания и диалоги, расходятся и сходятся все главные силовые линии романа. Именно Ленин становится центром всей смысловой нагрузки произведения.
Особый интерес в романе представляют главы, в которых Владимир Ильич спорит с царским дипломатом Репниным о дипломатии классической и революционной. «Спор страстен – говорит автор, – и нет сферы общественной жизни, которой бы он не коснулся: здесь и причины военного неуспеха России, и права властей на заключение тайных вердиктов, и претензии имущих классов на привилегии. Можно подумать, что Репнин намертво сместил спор в эту сферу, она – главное для него, дипломата, знатока международного права, профессионала, в то время как для Ленина это всего лишь периферийный участок его неоглядного кругозора…»
При этом следует отметить, что в этих диалогах и спорах, написанных вполне лаконично и без лишних, не несущих дополнительной информации, словесных оборотов, важна каждая деталь, каждое слово, произнесенное и непроизнесенное, но обдуманное вождем. Читая эти главы, невольно становишься свидетелем того как гений Ленина мог находить выверенные решения на, казалось бы, неразрешимые вопросы. Действительно, Дангулову удалось показать Ленина в его величии, и, в то же время, в свойственной ему простоте – многолетняя работа писателя по изучению значительного количества документов и научных трудов, длительные поездки по многим маршрутам не прошли даром. Ленин в «Дипломатах» живой, энергичный, его революционная мысль отточена, каждое произнесенное им слово несет заряд огромной духовной и материальной силы.
Важно и то, а писатель в произведении обращается и к истокам советской дипломатии, что Ленин выводит ее в романе из узкого круга избранных к миллионам, решительно отбрасывая закулисное, не свойственное большевикам, политиканство, тайные сговоры и хитроумные комбинации, выдававшиеся царским режимом за высшую государственную мудрость.
Красной нитью прослеживается в романе и известный вопрос об интеллигенции и ее отношении к революции. И опять же, за этой проблемой стоит фигура Ленина – он в силах переубедить и заставить понять главное, заключавшееся в любви к России, а, значит, и в возможности ей служить. В том же Николае Репнине мы видим такой красноречивый пример.
Многое дает читателю роман «Дипломаты» в его постижении Ленина как революционера, политика, дипломата, председателя Совнаркома, да и просто человека. Но, пожалуй, наиболее убедительно образ Ленина озвучивает большевик, призванный революцией на дипломатическую службу, Петр Белодед: «…не идол, слепленный по образу и подобию всевышнего, а человек живой крови… Нет, он действительно другой – сколько будешь думать, не выдумаешь такого. Прекрасен человек, а не легенда о нем. Прекрасен человек…»
Савва Дангулов оставил заметный след в советской литературной Лениниане. Его произведения, о которых вкратце было сказано выше, не потеряли своей актуальности и притягательности. Беда в другом – они забыты, их не читают и не переиздают, их редко встретишь на библиотечных полках… Но, жизнь не стоит на месте. На смену темной ночи обязательно приходит светлый солнечный день…
Завершить же эту статью хотелось бы словами Саввы Артемьевича, сказанными им пятьдесят лет назад: «…настало время говорить о ленинской теме в искусстве, имея в виду главное: образ Ленина».
Руслан СЕМЯШКИН, г. Симферополь
