Про Петра, большевиков и Россию – или кто же реально для истории ценен?
«Светлый образ Европы» настолько сильно забит был позднесоветской творческой интеллигенцией в мозги всем остальным, что «выковырять» оттуда его, видимо, уже невозможно. И поэтому они старательно блокируют любые проявления «антиевропейства», выдавая его за противодействие прогрессу, архаизацию и все такое. И не видя, что реально архаизация – это именно что «ультраевропейство», объявление Европы «мерой всех вещей».
Вот, например, любят приводить пример Петра Великого, который – с точки зрения обладателей «мозгов образца 1989 года» – был, якобы, большой любитель Европы и ненавистник «исконной» России. Якобы. Потому что на самом деле если что и являлось главным достижением Петра Алексеевича – так это именно то, что он сумел сделать Россию не просто великой, но и успешно противостоящей этой самой Европе. И «движение на Восток» европейцев именно он остановил более чем на 100 лет. На самом деле даже 1812 год был – если кто помнит – неудачным в этом плане для «цивилизаторов». И первая – крайне относительная – их победа относится к Крымской войне. Но именно что крайне относительная.
Но почему же тогда были все эти «европейские платья» и «отрубленные бороды»? А были они именно потому, что Петр был не просто антиевропейцем, а крайне последовательным антиевропейцем. Правда, не слишком разбирающимся в предмете – но тогда в нем вообще никто не разбирался. В том смысле, что мало кто мог «отделить мух от котлет», а инженерное искусство от книксенов и камзолов. Или понять, что в организации регулярной армии важен не столько покрой платья, сколько его единообразие, что баллистика и курение трубок в целом не связано, и что не все в западных странах на голову превосходит отечественное. Но винить Петра в указанном смешно: нужно было много лет постоянных экспериментов для того, чтобы понять – что нужно брать себе, а что нет. Собственно, царь именно такими экспериментами и занимался: например, он экспериментально установил, что рекрутский набор в целом дает много более качественную армию, нежели европейская «вербовка».
Однако главное в «эпохе Петра» – то, что данный период был временем не просто патриотизма, а очень сильного патриотизма, превосходящего, если честно, то, что было до. Потому, что при любом подозрении на то, что кто-то – даже самый близкий человек – работает на иностранную державу, то для этого «близкого человека» битье кнутом и ссылка в Сибирь была бы самым лучшим вариантом. Что там говорить: Петр и родного сына на плаху отдал – именно потому, что за Алексеем стоял не просто заговор, а заговор во главе с Австрией. Головы летели активно – причем и «иностранных специалистов» это так же касалось в полной мере. То есть европейцы не были для Петра неприкасаемыми, наоборот – приняв их на службу, Петр начинал относиться к ним так же, как к русским.
Собственно, в этом и состоит разница между петровской политикой и тем «европоцентризмом», что ведет свою родословную из 1970-80-х годов: Петр не любил Европу, он любил Россию. И – видя европейскую военную и технологическую мощь (а не видеть ее мог только слепой) – хотел, чтобы именно Россия стала такой же могучей, как европейские страны. О том, чтобы «включить Россию в Европу», Петр не просто не задумывался – он отчаянно боролся именно с этой идеей. Собственно, и объявление России Империей имело именно этот смысл – это давало гарантированное «невключение» ее, например, в имперскую политику Австрии, уравновешивание России по значимости со Священной Римской империей.
И да, самое забавное – Петр был не просто истинным русским патриотом, но еще и русским православным патриотом. В том смысле, что не только строил церкви – кстати, именно при Петре в конце XVII – нач. XVIII веков было множество каменных церквей в старых русских городах, не говоря уж о новых. Но и прямо прислуживал во время богослужений – что, разумеется, было невозможно в случае, если бы Петр был такой враг Православия, которым его рисуют. Про то же, что царь решительно был настроен на войну с Османской Империей и на восстановление Православия в Южной Европе, можно не упоминать. И на деле «церковная реформа» Петра – которую традиционно считают антицерковной – была связана с его боязнью «папоцезаризма», т.е. превращения патриарха в духовного лидера, поставившего бы себя выше государства, России.
Впрочем, ладно – и так понятно, в чем состоят основные проблемы понимания петровской эпохи «людьми 1980-х годов». А состоят они в том, что оные просто переворачивают реальный петровский патриотизм, состоящий в укреплении России «скопированными с Европы элементами», в желание царя «сделать в России Европу». Про то, что такая мысль русскому человеку XVII века – для которого религия (православие) была одним из базисов миропонимания – просто не могла прийти в голову, «люди 1980-х годов» просто не догадываются.
Но ведь ровно то же самое можно сказать и про большевиков – которые так же внедряли в стране множество «элементов европейской реальности», но при этом так же делали ставки на развитие своей страны. Да, сейчас много говорится о том, что они – большевики – «желали мировой революции» и т.д., писали и говорили про это. И, так же как Петр, постоянно превозносили европейские достижения по сравнению с «лапотной Россией». Но это – опять же – происходит от «базиса 1980-х годов», от сложившихся тогда представлений, характерных для богатого и безопасного общества.
Потому, что вне указанного – вне возможности воплощения в жизнь – все желания и заявления мало чего стоят! Можно желать, чтобы прилетели инопланетяне и построили нам тут коммунизм, и даже активно заявлять и пропагандировать оное, но смысла во всем этом будет ноль. Потому что у данного сценария нулевая вероятность воплощения. Поэтому надо смотреть не на слова – а на действия. А они – действия большевиков – уже в конце 1917 – начале 1918 года свидетельствовали об одном: о том, что ставка была именно на Советскую Россию, на ее благополучие. Потому, что даже начальные декреты Советского руководства – за исключением самых первых декларативных – были направлены на организацию жизни в России. Начиная с решения «земельного вопроса» и заканчивая организацией научных и технических учреждений, связанных с модернизацией страны.
Ну да: если бы большевики реально верили в возможность скорого установления «земшарной республики», то зачем, например, им было организовывать производство радиоламп в 1918 году? (До революции оные закупались за границей.) Или, скажем, зачем в условиях, когда якобы «надеялись» объединиться с «ведущими индустриальными державами», основывать Научно-исследовательский институт железнодорожного транспорта? Неужто немцы с их развитым паровозостроением не могли дать паровозов, или хотя бы их конструкции? Или, скажем, ЦАГИ – Центральный аэрогидродинамический институт под руководством Жуковского, будущая кузница советской авиации, зачем нужна была она при условии революции в передовых авиастроящих странах, вроде Германии или Франции?
В 1918 году реально речь шла о создании собственных российских базовых отраслей, от агрономии до химической промышленности, от здравоохранения (система Семашко) до Мичуринского института, от завода АМО до Шатурской электростанции. Как это вообще сопрягается с концепцией «сжигания России для запуска Мировой революции»? Зачем нужно было стараться, если бы большевики реально верили, что «индустриальная Европа» вскоре будет с ними? Вот, например, в РФ «образца 1990-2000-х годов» решено было «не производить эти убогие станки», потому что можно покупать неубогие европейские – и станкостроение почти загнулось. Или, скажем, при незабвенном Дмитрии Анатольевиче решили, что «нам не нужны убогие совковые самолеты» – и почти что загнулось авиастроение. Ну и т.д. и т.п.
То есть, как бывает тогда, когда реально решают, что «заграница нам поможет», когда на самом деле «ставят на глобализацию», известно очень хорошо. И это – как нетрудно догадаться – к большевистской политике вообще не имеет никакого отношения. Но людям с «мозгами из 1989-го» понять оное очень тяжело. Им кажется, что если кто-то – не важно, Петр Великий или Ленин – очень жестко говорит о «русских», «о России», то он враг. А если кто сюсюкает, восхищается – народом, страной – но при этом отдает все «иностранным инвесторам», как Николай II или Ельцин, то он, понятное дело, друг. Хотя на деле все обстоит обратным образом.
Кстати, это не только к России относится: вон в соседней стране все соревнуются в дифирамбах к Украине, к украинцам, хвалят невероятно и страну, и людей, а на деле... а на деле построили буквальный Ад на Земле. Это специальный пример для тех, кто считает слова чем-то значимым! Кто до сих пор думает, что живет в 1989 году, и что достаточно будет переименовать советские названия и вынести Ленина из Мавзолея, как жизнь попрет! И готовы лопнуть от негодования на того же Ленина, который говорит о «великорусском шовинизме». Ну да: «слова о шовинизме» – это важно, а электростанции, например, или медпункты, или самолеты, или агрономия, которые под руководством Ленина создавались в России, это так, пустяк.
Впрочем, что тут возмущаться: того же Петра аж антихристом называли в массовом количестве, а не только «немецким шпионом». На самом деле и «шпионом» тоже – см. знаменитый миф о том, что «немцы (!!!) царя подменили». И считали, что он только русскую кровь и лил – несмотря на то, что численность населения в петровскую эпоху стабильно росла, кстати – а Империя, это так, побочный эффект. Ну да: решил Петр извести русских – создал им мощное государство с современной армией. Хотели большевики извести русских – построили им промышленность и коммунальное хозяйство, а заодно – дабы «грохнуть» окончательно – еще и ядерное оружие дали. Потому, что вон в Швейцарии ядерного оружия нет – а жизнь прекрасная!
Ну, а для тех, кто способен найти силы для преодоления «вечного 1989 года» можно только добавить: есть только один критерий истины – практика! И он на много порядков выше всяких слов.
Антон ЛАЗАРЕВ
Источник: «Живой Журнал»
