Полина Кугушева: «По закоулкам памяти»
Победителем фестиваля-конкурса «Русский Лад – 2023» в номинации «Проза» (возрастная категория 14-18 лет) московская школьница Полина Кугушева стала за повествование о своей бабушке – рассказ «По закоулкам памяти».
Кугушева Полина Олеговна родилась в Москве в 2009 году, учится в ГАОУ № 548 ЦО «Царицыно». На данный момент перешла в старшую школу в 8 класс. Занимается в спортивной школе по дисциплине «горные лыжи»: 2 взрослый разряд. Также учится в художественной школе «Родник», где с удовольствием занимается живописью, рисунком и композицией.
Полина очень любит и литературное творчество. Пока что её рассказы в основном живут в семейном архиве, но семья и учителя в этом её поддерживают. Живёт в обычной семье с мамой, папой и старшим братом, который сейчас учится в университете на далеком острове Тайвань.
В её жизни есть удивительный человек – её бабушка: именно общение с ней, её рассказы о детстве дали толчок к написанию этого рассказа. «Бабушка родилась в 1939 году – она видела войну детскими глазами, и именно эти воспоминания очень хотелось запомнить, ими хотелось поделиться, их хотелось прожить мне самой». Школьный библиотекарь Людмила Александровна Кондратьева, которая ведет в школе «Литературную гостиную», поддержала Полину в этом намерении.
Полина о себе: «Впервые я начала писать в начальной школе, когда мы сидели все на карантине. Мама придумала игру: она клала предмет на стол, а я, она и бабушка должны были его описать. Потом были небольшие стихотворения, я даже получила за одно диплом лауреата 2 степени. Мои рассказы в основном живут в семейном архиве. Мои близкие, моя семья, мои учителя всегда меня поддерживали и поддерживают, а для меня лучшая награда их признание».
***
Моей бабушке Леночке посвящается. Да храни ее Господь для нас, как можно дольше
По закоулкам памяти
Легкий июньский ветерок распахнул окно и закружился в вальсе с тонкой кружевной занавеской. С севера, как большая черная кошка, кралась ночь, а на западе укладывалось спать солнце в мягких облаках. Это зрелище завораживало. Я тихо вошла в комнату к бабушке, она сидела в кресле-качалке с чашечкой чая, из которой понимался дымок с ароматом свежей мяты.
В комнате было спокойно и уютно, я присела на ковер около ее ног и положила голову ей на колени.
- Бабушка, расскажи, а какая ты была маленькая!
Губы бабушки шевельнулись в улыбке, она о чем-то задумалась, словно возвращаясь в детство, и начала свой рассказ. Я закрыла глаза, потому что так я могу всё представить сама, в её рассказах она режиссер, а я художник.
- Мое детство пришлось на военные годы, сейчас я помню только обрывки его, – начала бабуля.
Жила я в то время со своей бабушкой недалеко от Москвы в Переделкино. Бабушка работала врачом в госпитале, а мама в то время жила в Москве. В общем, женщины решили, что, несмотря на войну, мне надо расти за городом. Помню небольшую комнату, всегда убранную и чистую, помню глиняный кувшин, в который бабушка ставила полевые цветы, помню голос Левитана, который слушали все с замиранием сердца. По вечерам бабушка перечитывала письма от деда, которого я впервые увидела только в 1947 году, потому что он возглавлял госпиталь на Сахалине – в то время там шла война с Японией. Бабушка улыбалась мне, трепала кучерявую голову, и вдруг резко вставала и шла к походному роялю. В тот момент для меня наступал мир во всем мире, потому что в наше скромное жилье заходил Моцарт, Шопен и другие великие композиторы. И не было в эти минуты войны, не было стонов раненых и смертей.
Я росла, холодную зиму сменила весна, и мы с Лидкой Субботиной большую часть времени пропадали на улице. Знаешь, нам так хотелось сладкого, а это было такой роскошью. И тогда мы тайком пробирались в госпиталь, где лежали уже выздоравливающие солдаты, и пели им песни и читали стихи, – тогда нам казалось, что мы настоящие актрисы. Взрослые мужики смотрели на нас с доброй улыбкой. Это сейчас я понимаю, что они видели в нас своих детей. Всегда отдавали нам самое вкусное: кто кусочек шоколада, кто сахарок. Мы с Лидкой потом сидели на огромной иве на берегу Десны, лакомились этим сокровищем и мечтали, что вырастем и накупим себе сахара и шоколада. Да, жизнь для нас маленьких девчонок шла своим чередом… Бродя по полям, мы с Лидкой открыли для себя цветы и назвали их «барашки», – о, какие сладкие и сочные были у них стебельки! – а потом мы открыли сербигу, больше я ее никогда не встречала, только там, в нашем детском военном мирке, но как вкусна была эта трава! Еще по весне мы с удовольствием жевали молодые побеги ёлок, они были с кислинкой, нам это нравилось.
- Бабушка, а еще? Пожалуйста, расскажи!
Бабушка отхлебывает подостывший чай и улыбается мне.
- Как-то раз главному врачу привезли в подарок арбуз. Что это такое мы, малолетки, даже не представляли. Корки жена главврача бросила свиньям. Я, Лидка и Владик пролезли в дыру в заборе и бросились отнимать у свиней корки - уж больно нам хотелось попробовать этот диковинный арбуз! И вот мы стоим посреди скотного двора, чумазые, счастливые победители свиней. Так я впервые арбуз попробовала.
С особым трепетом я ждала приезда мамы. Она приходила в ночь с субботы на воскресенье, потому что в те годы выходной был один. Мама доезжала до конечной станции на перекладных, а дальше пешком проходила 40 километров за ночь, чтоб утром в воскресенье разбудить меня поцелуем. Помню, как я подслушивала их с бабушкой разговоры. Бабушка умоляла ее поберечь себя, немец близко, одной ходить опасно. «Да, – говорила бледная от усталости мама, – сегодня Бог уберег, позади меня высадился немецкий десант, я даже слышала их голоса. Я успела лечь, и они прошли, не заметив меня». Мое детское сердечко сжималось от страха за маму, хотя эти две родные мне женщины старались не разбудить меня всеми силами.
Поутру, пока я еще сладко спала, моя мама бродила по опушке леса, который окружал Переделкино, и собирала для меня букеты из ягод. Как сейчас помню, это были букетики из земляники, черники или костяники, и в такие минуты для мамы не существовало войны, не существовало полученной похоронки на мужа, усталости и страха. Эти редкие передышки давали ей силы жить. Мама садилась на краешек кровати и долго на меня смотрела. Я уже не спала, но глаза не открывала – это была наша с мамой игра. Потом мама наклонялась и целовала меня в кудрявую макушку, а я протягивала к ней свои руки и крепко обнимала за шею, зарываясь в ее волосы, как сейчас, помню запах мамы. Спустя годы, когда я осталась круглой сиротой (я успела закончить только 10 классов) я часто вспоминала руки и запах мамы. Поэтому, Полик, цени, что имеешь сейчас.
К вечеру мама обычно подсаживалась на знакомый госпитальный грузовик, он увозил ее в Москву, а я еще долго бежала по проселочной дороге, рыдая и умоляя взять меня с собой. Потом я падала на дороге без сил, мое детское сердечко в эти минуты останавливалось, мир рушился, это была война… Бабушка, если не была в операционной, потом долго меня утешала, а в страшные минуты одиночества я сидела одна в придорожной грязи.
Взрослые очень старались уберечь нас, мальчишек и девчонок, старались всеми силами сохранить нам детство. Однажды молчаливый и угрюмый раненый боец смастерил для меня лошадку, он сам аккуратно вырезал ее из кусочка липы, стружки падали на одеяло, он их очень аккуратно собирал в бумажный кулечек, чтоб не было мусора. Всё время он проводил в кровати, не курил махорку с другими постояльцами госпиталя, был совсем один. Я немного побаивалась его угрюмости и старалась быстро прошмыгнуть мимо. В тот день я, как обычно, моталась между кроватями с ранеными людьми, представляя, что я медсестра: подавала воду, старалась помочь им встать с кровати, подставляя свое тощее плечо. И вдруг этот угрюмый человек схватил меня за руку, - в его глазах светилось счастье, и он протянул мне ту самую лошадку. У нее была очень красивая грива, а копытца были, как у настоящей лошади! Я оторопела, и вдруг, сама не понимая почему, прижалась к его колючей щеке, а он плакал беззвучно… На следующий день я бежала к нему в госпиталь, собрав по дороге в ладошку спелой земляники, мне очень хотелось, чтоб его глаза, черные, как угольки, засветились радостью. Влетев в палату, я увидела пустую койку, уже застеленную чистым бельём. Санитарки перешептывались меж собой о том, что Яков Гольдман отмучался, да и жить он не хотел, ведь его жена и обе дочки сгорели в концлагерных печах. Эту лошадку я пронесла с собой через всю жизнь, она до сих пор стоит на полке с книгами.
Но были в нашем военном детстве и праздники, помню и Новый год. Не знаю, откуда однажды в нашей комнате появилась авоська с мандаринами, но как же они пахли… Я зажмуривала глаза и представляла, какие они на вкус. Но бабушка строго настрого запретила к ним прикасаться! И вот настал день, когда дверь распахнулась, и солдат принёс нам елку! Она была пушистая, с обледеневшими кончиками, и источала волшебный аромат. Бабушка поставила ее напротив окна. Я смотрела на это действо с открытым ртом, это был первый Новый год, который я запомнила! В этот вечер, бабушка сняла с гвоздя сетку с мандаринами, и мы стали украшать ими елку. Это была лучшая ёлка в моей жизни. Я честно не съела ни одного мандарина до назначенного часа. А 31 декабря 1943 года ко мне пришёл мой первый Дед Мороз и принес мне кулёчек с семечками. Этот кулёчек я помню по сей день, он был склеен из пожелтевших страниц какой-то книги.
- Бабушка, а ты хулиганила?
- Конечно, как и все дети. Зима, холодно…От этого мы хотели есть еще больше. И вот однажды Владик предложил через вентиляцию залезть в больничный подвал, я, как самая худая с легкостью пролезала в окошко, а там хранилась капуста. Капуста была прихвачена морозцем, и мы с Лидкой и Владиком отколачивали от льда листочки и сосали их, они были холодные и сладковатые. Нас так и не поймали, а может просто пожалели.
- Вот как-то так мы и жили. Помнишь, я рассказывала тебе про подарок для Лиды?
- Да! Расскажи еще!
- Хорошо, слушай.
Как-то раз Лида пригласила меня на день рожденья, а я переживала, где взять подарок. Потом я вспомнила, что по краю Десны есть болотце, и там растут жёлтые кувшинки. Недолго думая, я быстро разделась, спрятала вещи под кустом и смело полезла в болото. Что меня тогда спасло, и почему я, не умея плавать не сгинула в этой топи, до сих пор мне не ясно, но охапку кувшинок я выдрала. Кое-как вылезла на берег, обтёрлась лопухами, отодрала с себя голодных пиявок и, воодушевленная своей смелостью, отправилась на праздник. По дороге встретила двух мальчишек из соседней деревни, они мучали ворону, и я не удержалась! Завязалась драка, я победила! В итоге я с синяком под глазом, букетом кувшинок и отбитой у хулиганов черной птицей пришла на праздник. Ворону залатали в госпитале, и она много лет жила у Лиды дома, была совсем ручная, но летать уже не могла. А про болото и кувшинки так моя бабушка и не узнала.
- Ха, теперь я понимаю в кого у нас такая мама, бойкая и отчаянная!
- Бабушка, ну расскажи еще хоть одну маленькую историю!
- Хорошо, расскажу про шампанское. Я давно заприметила в шкафу у бабушки бутылку шампанского. Ну, лежит и лежит. А тут прибегает Владик и говорит, что там один солдатик меняет сахар на шампанское! Я, не думая, вытащила бутылку и помчалась с Владькой искать этого солдатика.
- Бабушка, что было дальше?
- Что, что! Отлупили меня, как сидорову козу, ведь бабушка эту бутылку всю войну берегла, чтоб Победу отпраздновать…
Ночь уже накрыла лес, последние лучи спрятались за деревьями, бабушка задремала. Я тихо на цыпочках спустилась на первый этаж, беззвучно отперла дверь и шмыгнула на улицу, в темноте я отыскала елку, нащупала молодой побег и аккуратно откусила его. На вкус он был чуть кисловатый...
