Поэзия пламенного сердца. К 125-летию Александра Довженко
Как привычно было слышать с экрана слова: «Кончилась Мировая война! Стою с автоматом на пороге новой эпохи и думаю: какую могучую темную силу мы победили, будь она проклята!» Говорил их сержант Иван Орлюк, простой колхозник с Приднепровья. Только-только он вышел из боя, раненый, с перевязанной головой.
Стоял он в Берлине, у Бранденбургских ворот, и вспоминал, как «в осеннюю ночь сорок первого года прощания шумели над Днепром», чтобы вместе с русскими, главным народом, названным так Сталиным, а еще с белорусским, едиными в славянстве своем, с народами других социалистических республик победить в кровопролитной, воистину Великой Отечественной войне, когда Отечество было одним для всех. Этот боец-украинец из произведения художественного, но взят-то он из реальной действительности, в которой народы наши не ссорились, строя общую – справедливую и полнокровную – советскую жизнь.
Но злая распря, посеянная недругами украинцев и русских, не может вконец разделить нас, если существуют такие шедевры нашей культуры, как фильмы и повести Александра Петровича Довженко (1894–1960). Впервые литературный сценарий «Повесть пламенных лет» был опубликован в 1957 году, в июльском номере ленинградского журнала «Звезда», а в 1960 году поставлен на «Мосфильме» Юлией Ипполитовной Солнцевой, женой, другом и продолжательницей его режиссерского творчества. Бойца Ивана Орлюка сыграл актер Николай Винграновский, учившийся в Мастерской А.П. Довженко во ВГИКе; генерал-лейтенанта Глазунова, которого Иван спас, вытащив умирающим с поля боя, и потом ставшего посаженным отцом на свадьбе его с учительницей истории Ульяной (Светлана Жгун), – Борис Андреев; отца ее, директора школы Василия Марковича Рясного, плюнувшего в лицо фашисту, – Сергей Лукьянов; приспособленца и труса Мандрыку – Борис Новиков, хирурга Богдановского, который делал Орлюку сложнейшую операцию, – Василий Меркурьев; текст от автора читал Сергей Бондарчук.
Дважды появляется в киноповествовании земной шар: первый раз в образе горьком и трагедийном, второй раз в победительном и торжественном, с жизнеутверждающим голосом: «Нет! Не прекратится бытие, лучшая из планет – наша Родина, мать-Земля! Исчезнем мы, сменяясь на твоем лоне поколение за поколением, как волны в океане. Но, исчезая, всегда будем говорить: «Слава тебе! Слава твоему хлебу, винограду и вину, слава приходу и уходу, весне и осени, дням и ночам, росе вечерней и утренней росе, любви и труду и драгоценной крови, пролитой во имя свободы и братства народов, во имя постижения главной тайны жизни на тебе – тайны нашей человеческой всеобщности. Мы твои дети, и мы твоя мера: ты прекрасна!» Довженковская стилистика – будь это драматический урок истории, который ведет Ульяна и куда являются немецко-фашистские оккупанты, или фронтовое венчание, так взволновавший бойцов сон Ивана о будущей счастливой жизни или непреклонный суд над предателем, – неразрывно соединяет она, впечатляющая стилистика его, романтическую приподнятость и философскую всеохватность с реалистической наглядностью описываемых событий.
Киноповесть написана Александром Петровичем в 1944–1945 годах, когда произведения его были широко известны, а сам он силы свои попробовал уже много где. Родился Александр Довженко 11 сентября (30 августа по старому стилю) 1894 года в селе Вьюница, что было предместьем городка Сосница Черниговской губернии, в бедной неграмотной крестьянской семье. Отец – Петр Семенович имел клочок малоплодородной земли, поэтому вынужден был заниматься также извозом и смолокурением; мать – Одарка Ермолаевна, по словам сына, «родившаяся для песен, проплакала всю жизнь, провожая навсегда», поскольку бурные события начала ХХ века захватили его и заставили колесить по свету. Окончив начальную школу и начальное училище, в 1911–1914 годах обучался он в Учительском институте (г. Глухов Сумской области) и после окончания направлен был в Житомирское училище, преподавал географию, природоведение, физику, историю и даже гимнастику. Из-за обнаружившейся болезни сердца он был освобожден от армейской службы и в Первой мировой войне поэтому не участвовал, отчего и попал ненадолго под влияние националистов.
В 1917 году Довженко, сблизившись с «боротьбистами», названными по левоэсеровской газете «Борьба», которую они контролировали, переезжает в Киев. Благодаря деликатной тактике Ленина, постоянно разъяснявшего наилучшее решение национальных проблем в зависимости от конкретной исторической обстановки, «боротьбисты» влились в Коммунистическую партию (большевиков) Украины. В Киеве Довженко учится в Коммерческом институте, в Академии художеств, после создания Украинской Советской Социалистической Республики (УССР) состоит на дипломатической работе в Варшаве и Берлине (1921–1923), попадает в польский плен, но удачно бежит оттуда в тогдашнюю украинскую столицу Харьков, где работает газетным художником, а вскоре всецело отдается кинематографу. Сняв короткометражки «Вася-реформатор», «Ягодка любви» и полнометражную картину «Сумка дипкурьера», он всего-то за шесть лет поставит такие замечательные фильмы, как «Звенигора» (1927), «Арсенал» (1928), «Земля» (1930), «Иван» (1932), выдвинувшись в число виднейших советских кинорежиссеров.
О «Звенигоре» С.М. Эйзенштейн с восхищением напишет: «Картина все больше и больше начинает звучать неотразимой прелестью. Прелестью своеобразной манеры мыслить. Удивительным сплетением реального с глубоко национальным поэтическим вымыслом. Остросовременного и вместе с тем мифологического. Юмористического и патетического. Чего-то гоголевского». Сюжет кинопоэмы – нет, не «фэнтези-драмы», как именуют ее новые хозяева кинорынка, – строится на преданиях о скифском кладе, который ищет седой Дед (Николай Надемский), олицетворяющий образ трудового народа, томившегося под властью помещиков. Однако клад тот мифический: возьмешь в руки золотой кубок – он превращается в черепки, драгоценные камни – в стекло. Не в кладе счастье, как понимает Дед в конце фильма, но в свободном развитии человека и родной страны, за что боролся его сын – красноармеец Тимош (Семен Свашенко) с такими, как сын Павло (Александр Подорожный), бандитами-петлюровцами и прочими человеконенавистниками, что травят сознание украинского народа своими нацистскими выдумками и поныне.
Если фильм «Звенигора» еще полон неясных метафор, то «Арсенал», рассказывающий о восстании рабочих на киевском заводе в январе 1918 года, гораздо более строг по композиции, внятен в исторических деталях, вроде дневниковой записи Николая II в разгар Первой мировой войны, когда русская армия отступает, гибнут его подданные: «Убил ворону. Погода хорошая». Очень выразительно сделана режиссером и снята оператором Даниилом Демуцким сцена отравления солдат веселящим газом, а роль хохочущего немца в очках, сыгранная Амвросием Бучмой, будущим народным артистом СССР и главным режиссером Драматического театра имени Ивана Франко, – одна из лучших в советском немом кинематографе. В этом фильме Семен Свашенко играет рабочего-коммуниста с киевского завода «Арсенал», а в фильме «Земля» – активного участника коллективизации Василя Трубенко, соединяя собою и своей игрой фильмы воедино. «У меня была крылатая душа, и ум, и сердце», – писал Довженко о съемках «Арсенала». Слова эти можно вполне отнести и ко всей трилогии, ибо вдохновение автора, исповедующего интернациональные принципы, неизбывно передается зрителям и сегодня, когда украинские националисты пытаются повернуть историю вспять.
В «Иване», одном из первых звуковых советских фильмов, уже с углубленной психологичностью показано, как в ходе строительства Днепрогэса мужает характер главного героя – деревенского паренька Ивана в исполнении Петра Масохи – поначалу робкого и неумелого, но потом выучившегося грамоте, и после вступления в партию ставшего деятельным созидателем новой жизни. Новаторские приемы Довженко, перемешавшего детали обыденной реальности с художественным вымыслом, создавали увлекающе-образную картину социализма в ее и будущей, и привычно повседневной правдивости. В среде националистов фильм вызвал грубую критику, и Александр Петрович, расстроенный наскоками, написал письмо И.В. Сталину, попросив приема, чтобы познакомить со сценарием нового фильма «Аэроград», и поразился: Иосиф Виссарионович его принял «ровно через двадцать четыре часа после того, как письмо было опущено в почтовый ящик». Вспоминая те дни, он напишет: «Сталин так тепло и хорошо, по-отечески представил меня товарищам Молотову, Ворошилову, Кирову, что мне показалось, будто он давно и хорошо меня знает. И мне стало легко... Я ушел от товарища Сталина с просветленной головой, с его пожеланием успеха и обещанием помощи».
Из воспоминаний людей, работавших со Сталиным, известно: он редко давал обещания, однако если уж давал, то выполнял их с неукоснительной тщательностью. Так было в большой политике, так было и во взаимоотношениях с людьми. Говоря об «Аэрограде» (1935), Довженко отмечал: «Я понял, что его интересует не только содержание сценария, но и профессиональная, производственная сторона нашего дела». И действительно, И.В. Сталин приказал Управлению Военно-Воздушными силами помогать режиссеру, следил сам, как идут съемки, интересовался, нет ли каких-либо просьб у съемочного коллектива, одним из первых этот фильм посмотрел и дал ему высокую оценку. Противоборство строителей аэрограда на Дальнем Востоке с японскими диверсантами и их пособниками-кулаками показано режиссером уже привычным для зрителя высокоромантическим почерком – размашисто и объемно, когда художественными метафорами становятся сами самолеты, и в отдельности, и эскадрильями, и даже бесконечными армадами, которые проносятся по экрану, символизируя мощь и непобедимость Советской страны. В книге «Партия и кино» (1939) под редакцией киноведа Н.А. Лебедева сказано, что Иосифу Виссарионовичу особенно понравились образы партизана Глушака (Степан Шагайда) и его сына-летчика (Сергей Столяров), юноши-чукчи (Никон Табунасов), корейских крестьян. «Только старик-партизан говорит у вас слишком сложным языком, – заметил он режиссеру. – Речь таежника ведь проще».
Переехав в Москву, Александр Петрович обретает второе дыхание, освобождаясь от слишком бдительных взоров самостийных критиков, тянувших его в националистические тенета, но продолжает снимать новые фильмы в близких сердцу украинских местах. Вот и «Щорс» (1939), поставленный на Киевской коностудии, повествует об отряде Красной Армии, двигающемся к Киеву, чтобы защитить его от войск Симона Петлюры и Абрама Драгомирова, вошедших в сговор с Антантой для противодействия революции. В исполнении Евгения Самойлова Николай Щорс стал любимым героем мальчишек военного и послевоенного времени: мы играли «в Щорса», громившего петлюровцев, но, поскольку ими добровольно никто быть не хотел, их назначали по очереди, а мой альбом с «кадриками», вырезанными из обрывков кинолент и выпрашиваемыми нами у киномеханика, пополнился многочисленными приобретениями, так как кинокартина демонстрировалась часто и изнашивалась быстро. Тут были кадры с украинскими и русскими актерами Иваном Скуратовым, Гнатом Юрой, Александром Гречаным, Лукой Ляшенко, Дмитрием Милютенко, Александром Хвылей, Юрием Лавровым, Анатолием Горюновым, Николаем Комиссаровым, Павлом Масохой и Лаврентием Масохой, Сергеем Комаровым, Николаем Крючковым, Борисом Андреевым...
ПОСЛЕ «Щорса» Александр Петрович планировал ставить гоголевского «Тараса Бульбу». Но началась Великая Отечественная война, и он перешел на публицистику, выступив в первый день, 22 июня 1941 года, со статьей «К оружию!». В феврале 1942 года он становится корреспондентом газеты Юго-Западного фронта «Красная Армия», а через год – специальным корреспондентом газеты «Известия» в тех районах Украины, что были освобождены от гитлеровских оккупантов. В марте 1943 года Довженко присваивают звание полковника, и он назначается членом Чрезвычайной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.
В архиве моего отца – Алексея Трофимовича Шевелёва, воевавшего и в Польше, хранится номер газеты «Красная звезда» от 29 апреля 1943 года со статьей Александра Довженко «Гитлеровские палачи и польское правительство». Нынешнему читателю наверняка будет интересна следующая выдержка из нее: «…В тяжелом предвидении надвигающейся щедрой расплаты братьев-славян за грабежи, насилия, за рабство и смерть изображают гитлеровские профессора лжи, клеветы, провокаций и обманов «большевистское зверство» – уничтожение польских офицеров под Смоленском. Двадцать месяцев таили немецкие палачи под Смоленском свои жертвы и, улучив момент, выступили с чудовищной ложью: какие, дескать, зверства учинили «безнравственные большевики» с польским народом.
– Где ты, Международный Красный Крест, – взывает международный палач Гитлер, нарядившись в костюм сестры милосердия. Какой чудовищный, циничный фарс!»
За годы войны Довженко стал автором публицистических статей, радиопередач, листовок; вел дневники, делал наброски в книжках и тетрадях, опубликованных в шестидесятые годы, написал рассказы «Отступник», «Незабываемое», «Ночь перед боем», «На колючей проволоке», «Воля к жизни», «Победа», «Тризна», очерки «Мать» и «Стой, смерть, остановись!», киноповести «Украина в огне» и «Повесть пламенных лет». Под его руководством в 1943 году создается документальный фильм «Битва за нашу Советскую Украину», а в 1944–1945 годах – своеобразное продолжение – «Победа на Правобережной Украине и изгнание немецких захватчиков за пределы украинских советских земель». Пройдя через горнило войны, писатель, кинорежиссер, журналист Александр Довженко подводит нравственный итог человеческого поведения в тяжких фронтовых условиях. «Есть в жизни каждого народа времена, когда никому ничего не прощается, когда всякое добро или зло, содеянное человеком, падает на незримые чаши тончайших весов истории, – пишет он. – Это тяжелые времена испытаний, когда народу угрожает разорение, рабство, смерть. И счастлив тот, кто, перенеся народное горе и потрудившись немало и немало пролив крови на полях сражений, может потом уже сказать себе и миру, что в самую страшную годину не было у него зерна неправды за душою».
ПОСЛЕ войны Александр Петрович долго, с мучительными переделками снимает фильм «Мичурин», сперва называвшийся «Жизнь в цвету». Либеральные толкователи, как всегда, игнорирующие конкретную политическую ситуацию, пытаются обвинить в этом Сталина. Ну а как вы хотите, если страна только-только восстанавливала народное хозяйство, порушенное и обворованное фашистами, фильмы выходили единицами, и каждый был важнейшим и для воспитания подрастающего поколения, и для поддержания чувств победителей у фронтовиков, возвратившихся домой? Порывистая натура Довженко порой входила в противоречие с пониманием этого, но всякий раз, порой с опозданием, он убеждался в сталинской правоте, что мне подтвердила Клара Степановна Лучко, часто приезжавшая в Ленинград со своим мужем Дмитрием Федоровичем Мамлеевым, с которым мы работали в «Известиях». В «Мичурине» (1948) Лучко сыграла небольшую роль гостьи у академика Пашкевича (Павел Гайдебуров), а память о работе с Довженко сохранила благодарную, долгую, вспоминая, как внимательно, бережно относился он к актерам, и как-то раз, встретив ее у «Мосфильма», сказал: «У вас хорошее будущее».
На заглавную роль Довженко пригласил неизвестного в столичных артистических кругах Григория Акинфовича Белова, игравшего на сцене Ярославского драматического театра имени Ф.Г. Волкова, а в войну ездившего на фронт в составе групп Театра имени Ленсовета. Чем он привлек режиссера? «В его манере не было ничего специфически актерского... – напишет Александр Петрович. – Русский интеллигент, мягкий и вместе с тем волевой, вдумчивый и углубленный…» Вот и Иван Владимирович Мичурин, за образ которого артист и режиссер получат Сталинскую премию, был человеком скромным, преданным любимому призванию биолога-селекционера, чей труд на пользу людям имел большое влияние и за рубежом, в США, куда ему предлагали переехать не раз, но все предложения он с порога отвергал. В довженковской картине это стало сюжетным конфликтом, заранее известным, но от того отнюдь не менее интересным и патриотически призывным. Помню, как в средней мужской школе №37 города Свердловска, где я родился, мы с друзьями, посмотрев «Мичурина», организовали биологический кружок, выводили на пришкольном участке «свои сорта» картофеля, свеклы, моркови, вслед за Довженко исподволь проникаясь любовью к труду на земле...
Прогрессирующая тяжелая болезнь привела к смерти Александра Петровича Довженко 25 ноября 1956 года. Похоронен он, кавалер ордена Ленина и Трудового Красного Знамени, лауреат Сталинской премии первой степени («Щорс») и Сталинской премии второй степени («Мичурин»), лауреат Ленинской премии («Поэма о море»), в Москве на Новодевичьем кладбище. Его именем назвали Киевскую киностудию художественных фильмов, его книга «Я принадлежу к лагерю поэтическому...» издана в 1967 году, а в 1966–1969 годах выйдет собрание его сочинений в 4 томах. Киноповести же, им написанные, но не поставленные, поставит на киностудии «Мосфильм» Юлия Солнцева, «Зачарованную Десну» – о детских годах его – и «Поэму о море», где довженковскую стилистику ей удастся плодотворно сохранить, как и широкий размах его замысла, – показать важность неравнодушия человека к месту своего рождения, овеянного жизнью предков, их борьбой за лучшую жизнь, когда председатель колхоза Савва Зарудный (Борис Андреев) решительно выступает против затопления села при строительстве гидроэлектростанции, созвав сюда тех, кто родился здесь и поможет ему справиться с бездумной затеей побыстрее завершить стройку любым, пусть и безнравственным, путем.
***
Глядя на действия киевских властей, потворствующих сносу памятников Ленину, сделавшему Украину независимым государством и фактически являвшемуся создателем той страны, которая станет потом членом Организации Объединенных Наций, вспоминаю свою полуторамесячную практику в газете «Социалистический Донбасс» (Сталино). Бывая на шахтах и в домах шахтеров Горловки, Енакиева, Ясиноватой, Макеевки, я встречался с людьми разных национальностей, но мне и в голову не приходило вдаваться в то, какой кто был национальности, и лишь сейчас вдруг думаю, что в редакции тогда работали, наставляя меня в журналистской работе, русский и еврей, украинец и поляк, да и русская наша газета находилась в одном здании с «Радяньской Донеччиной», выходившей на украинском языке.
И вспоминаются слова Александра Петровича Довженко семидесятипятилетней давности: «Украинский националистический фанатизм носится по миру, как бешеный рой разогнанных пчел, глупых и раздраженных из-за неосуществления инстинкта. Утраченный разум, и потерянная совесть, распроданная на житейских торжищах, и ненависть застаревшая ко всему миру, и разочарование, и чувство своей второсортности неприкаянных отбросов мира, и полная зависимость от легкого дыхания или колебания международных конъюнктур, изменчивых и коварных, как мираж, образовали в течение четверти века на земном шаре особую, неповторимую личность украинского авантюриста – фанатика идеи «суверенной Украины». Слова суровые, но справедливые.
Эдуард ШЕВЕЛЁВ
Источник: «Советская Россия»