Писательское слово Лидии Сейфуллиной. К 135-летию со дня рождения

Постижение советской литературы во всем ее небывалом величии, многообразии, глубине тем и проблематики невозможно без соприкосновения с творчеством Лидии Сейфуллиной. Не зная ее книг, нельзя представить и осмыслить первые шаги молодой советской прозы. «Тогда… советская литература только начиналась. Я не знаю, было ли десятка два человек, которые тогда выпустили свои книги, именно в этот период, в Советской России, в Новой России», – напишет позже Сейфуллина о 1922 годе, годе начала ее успешного литературного пути.

Действительно, тогда, более ста лет тому назад, она была в первом эшелоне первопроходцев, тех, с кого, собственно, и начиналась наша великая многонациональная советская литература. И значительная юбилейная дата, 135 лет со дня ее рождения, приходящаяся на 3 апреля сего года, призывает нас вновь обратиться к жизненному и творческому пути одного из самых первых прозаиков Советской России.

Писательская стезя манила Лидию Сейфуллину основательно. Поиски себя, своего литературного пути, своих тем и героев, формировали в ней эту духовную и творческую потребность. К тому времени поднакопился у нее, больше всех благ в человеческой жизни, ценившей свет знания, и определенный жизненный опыт, сформировался свой взгляд и понимание всего происходящего в родной стране.

В преддверии революции она уже побывала и актрисой, и сельской учительницей, и библиотекарем. Многое повидала, поездив по России. Не раз бралась за перо, критично относилась к первым пробам, отчаивалась и бросала это непростое занятие. Но судьбу не обманешь, ей суждено было стать писателем и прийти в большую советскую литературу на самом начальном этапе ее становления, в первые годы советской власти.

Профессиональным писателем Сейфуллина стала в том возрасте, а ей было тридцать с небольшим, когда человека можно считать вполне сформировавшейся личностью. За плечами, она – дочь деревенского священника-татарина и полуграмотной русской крестьянки из глухого оренбургского края, воспитывавшаяся в тяжелых условиях постоянной нужды, зависимости от жизненных обстоятельств и неустроенности, имела, будучи человеком во всех отношениях творческим и необычайно восприимчивым, большой жизненный событийный багаж.

Имела она и определенный политический опыт, связанный с революционными преобразованиями. Ей пришлось избираться гласной Орской земской управы. Была она и членом партии социалистов-революционеров, но в начале 1919 года вместе с группой оренбургских железнодорожных рабочих окончательно порвала с ними.

После странствий по различным городам Сибири и Урала, в 1921 году Лидия Николаевна переезжает в Новониколаевск (сегодняшний Новосибирск) и начинает сотрудничать в недавно организованном Сибгосиздате. В это же время в Новониколаевске, по инициативе секретаря Сиббюро ЦК РКП(б) Е. Ярославского создается журнал «Сибирские огни», ставший вторым по счету в огромной стране. В первом номере этого журнала, продолжающего выходить и ныне, печатается первое заметное произведение начинающего прозаика – повесть «Четыре главы». Для самого же журнала Сейфуллина не была случайным и незнакомым человеком, она работала в нем в качестве секретаря редакции.

Успех повести «Четыре главы», в которой сфокусировались впечатления и воспоминания начинающей писательницы о прожитом бурном времени, о конкретных людях, встречах, спорах, переживаниях, человеческих драмах, вдохновили и окрылили Лидию Николаевну, придали ей решительность, укрепили ее веру в то, что она может стать профессиональным писателем. Способствовали этой вере и одобрительные отзывы сибирских газет и читателей, а также положительная оценка центральной прессы, в числе которых была и «Правда».

По прошествии многих лет, с присущей ей откровенной самокритичностью, объективно оценивая свою первую повесть, отдавая себе отчет в несколько приукрашенных оценках повести в годы ее появления, писательница все же с благодарностью вспоминала: «Для меня это представлялось так, что я выплыла, почти не умея плавать, на большую глубину. А кто-то верно знающий мою судьбу, следит за мной. Если он крикнет – «не выплыть!» – как же не усомниться, не потонуть? Первые похвалы провинциальной печати были для меня таким поощрительным криком: «Доплывешь! Что, мол, там разговаривать!»

И как бы не воспринимались начальные шаги Сейфуллиной, как бы не оценивались ее художнические замыслы, тем более, с позиций совсем другого времени, нет оснований не соглашаться с тем, что уже тогда, после долгих поисков самой себя и своего места в мире образов, выраженных посредством красоты и великой силы печатного слова, она определялась как подлинно революционный художник.

Определилось и отношение писательницы к читателю, к современнику, к которому и было обращено ее творчество: «С этим читателем нельзя сюсюкать, пришепетывать, как с ребенком, нельзя безответственно болтать. Ему надо сказать, сказать свое писательское слово, которое взволновало бы новой мыслью, освежило бы жизнь особым проникновением, глубоко взволновало бы или вызвало бы здоровый смех, иронию, негодование, радость, вызвало бы интерес к тому, о чем рассказывает писатель».

В результате формировалась и ее писательская цель, заключавшаяся в том, чтобы, взяв самое трудное, самое беспощадное в жизни, сказать о нем предельно откровенно и тем самым показать светлые устремления и надежды на будущее, светлое будущее. Именно так понимала Сейфуллина главную задачу художника революционной эпохи.

А тем временем во втором номере (май-июнь) «Сибирских огней» за 1922 год печатается рассказ писательницы «Правонарушители», в основу которого легли фактический материал и наблюдения, подчерпнутые Лидией Николаевной в Тургоякской детской колонии, с организатором и начальником которой Михайловым (в рассказе он выступает под фамилией Мартынова) она была дружна.

Этот рассказ, показавший современную актуальную проблему и способность писателя остро и глубоко воспринимать детскую психологию, отягощенную правонарушениями, принес ей широкую известность. Буквально сразу же после публикации рассказа в «Сибирских огнях», он выходит отдельным изданием небывалым для тех лет тиражом в пятнадцать тысяч экземпляров.

По существу, в «Правонарушителях», очень точно отвечавших потребностям времени, Сейфуллиной удалось нащупать в ходе повествования нерв правды и социального оптимизма. Причем того социального оптимизма, ничего не имеющего общего с лживым приукрашиванием действительности, а основанного на правдивом проникновении в самые трудные и нелицеприятные явления повседневности. Сглаживанием острых углов Сейфуллина не будет заниматься и впредь. Преувеличение, приукрашивание, чрезмерное любование, как метод, всегда были органически чужды ее писательскому таланту.

Высокую оценку рассказу даст в последующем писатель, педагог, крупнейший советский организатор системы образования А. Макаренко. «Это небольшой рассказ, – писал он, – тем не менее он сыграл очень важную роль, гораздо более важную, чем «Педагогическая поэма». Почему? Потому, что в этом рассказе впервые, и довольно неожиданно и смело, были высказаны истины о правонарушителях, составлявшие аксиому.

Что это за аксиома? Читая этот рассказ, вы во всем тексте, от первой до последней строчки, чувствуете, как звучит глубокая искренняя вера в человека, вера в то, что не может быть прирожденной преступности, вера в лучшие человеческие качества, – уверенность, которая теперь уже для нас составляет несомненную истину».

«Четыре главы» и «Правонарушители» обсуждались тогда на встречах, собраниях писателей и читателей во многих городах бескрайней Сибири, в том числе и в таких крупных центрах, как Томск, Барнаул, Иркутск. В библиотеках региона за первыми двумя номерами «Сибирских огней» записывались в очередь.

Окрыленная успехом, полная творческих замыслов и задумок, Сейфуллина продолжает работать над углублением выбранной ею темы о революции и неизбежной перестройке человека. Так, обращаясь к судьбам трагическим, она создает повести «Перегной» и «Виринея».

Правдоискатель, малограмотный бунтарь Софрон из «Перегноя» стал предтечей главного литературного образа писательницы – Виринеи, ее поисков, срывов, обретений и гибели. В Дарье, жене Софрона, она рассмотрела особое чутье, «звериное чутье», которое также предвещало Виринею, подготавливало ее появление в свет.

С поразительной быстротой имя Сейфуллиной набирало вес, росла ее писательская популярность. Изданная в Новониколаевске книга, где была и повесть «Перегной» моментально разошлась и стала известна в Москве и Ленинграде.

«Еще не было поэм Маяковского «Ленин» и «Хорошо», не появился фурмановский «Чапаев» и читатели не слышали еще имени Александра Фадеева, а на книгу Лидии Сейфуллиной «Перегной» записывались в очередь. Сейфуллину читали, Сейфуллину проходили в школе, – вспоминал видный советский писатель и литературовед, лауреат Ленинской и Государственной премии СССР И. Андроников. – Очень скоро имя ее стало народным именем и воспринималось как символ – как следствие Октябрьской революции в литературе, как художественное олицетворение революционных преобразований в стране».

Появление самой известной повести Сейфуллиной «Виринея», в какой-то мере можно считать случайным. Тогда, когда ей, уже жительнице Москвы (в столицу она переедет в 1923 году), известной писательнице, позвонили из редакции журнала «Красная нива» с просьбой о написании рассказа к Международному дню работницы, Лидия Николаевна и представить не могла, что приступает к написанию своей главной книги.

Работая над рассказом, стараясь вписаться в отведенный объем в двадцать пять страниц и в определенные временные сроки, Сейфуллина с удивлением обнаружит, что вместо короткого рассказа, приуроченного к празднику 8 Марта, получается большая повесть. Обескураженная, она расскажет о своей, не вписывавшейся в ранее установленный замысел работе редактору журнала «Красная новь» А. Воронскому, возлагавшему на Сейфуллину, еще с первых ее рассказов, большие надежды. «Пишите, как пишется! Повесть возьмем в “Красную новь”», – успокоит редактор…

Забыв о сне и отдыхе, прихлебывая крепкий кофе, находясь в неотступной власти своих героев, не обращая внимания и не задумываясь ни о каких сроках и размерах будущего произведения, Сейфуллина работает над «Виринеей». Даже, скорее, не работает, а всецело живет данной работой, принесшей ей ошеломительный успех.

Это была удивительная писательская находка своей героини. Конкретный прообраз талантливо, ярко, убедительно и красочно превращался в оригинальный, во всей многоплановости того времени, самобытный образ. Реальную же историю своей самой лучшей и известной героини писательница рассказала в статье «Литература и жизнь»:

«В бытность мою учительницей в мордовской деревне Карайгыр, в Оренбургской губернии, была в моей школе приходящая сторожиха Ариша, очень красивая девушка и с большим характером. Она была круглая сирота, из бедной староверской семьи… После их (родителей. – Р.С.) смерти Аришу взял к себе в дом ее родной дядя, но богатый, настоящий деревенский кулак… В его огромном хозяйстве Аришу сначала сделали нянькой всех детей от четырех снох этого дяди. А когда девушка подросла, ее, как лошадь, запрягли в работу по двору, на хуторе около скота и на поле в страду. Девушка выросла сильная физически и морально… За красивой девушкой увивалось много мужчин: и деревенские парни, и техники, и инженеры с постройки железной дороги. Местный земский начальник долго и настойчиво уговаривал Аришу поступить к нему кухаркой и полной хозяйкой в его доме за пятнадцать рублей в месяц. Это были тогда большие деньги для деревни… Ариша совсем иначе повернула свою судьбу. Она сошлась с чахоточным рабочим на постройке железной дороги. Ушла из богатого двора дяди к этому рабочему в его бедную семью. По болезни ее возлюбленный скоро не смог продолжать свою работу на постройке железной дороги. Ариша нанялась в земскую школу, где учительствовала я, приходящей сторожихой… Для своей повести о деревенской женщине, стихийно рванувшейся к очистительной грозе Октябрьской революции, я взяла началом жизнь Ариши, переплела ее с судьбой другой деревенской бунтарки-сибирячки. Эта вторая – деревенская революционерка первых лет нашего Октября. Она тоже была староверка, кержачка. А “октябрила” я свою соединенную героиню звучным староверским именем “Виринея”…»

Как это и было в действительной жизни мордовской крестьянки, в повести Виринее придется многое испытать, пройти через трудности и издевательства, прежде чем ей повстречается раненый фронтовик, вдовец Павел Суслов. Не сразу примет она его правоту, взбунтуется, учинит скандал. Но идеи революции помогут созданному писательницей новому типу героя, в лице крестьянина-большевика, завоевать Виринею. Приобщившись к делу Павла, она уже не сможет довольствоваться лишь ролью жены. Страстная максималистка, она увлеченно выполняет его задания. Познает в повести Виринея и великую радость материнства, хотя и длиться она будет считанные дни. И все же, отображая то время, весь накал борьбы с врагами революции, Сейфуллина приводит главную героиню к гибели. Попав в засаду, вырываясь из казачьих рук, стукнувшись затылком о железную скобу у крыльца, она умирает.

Такой финал своей лучшей повести объяснит сама писательница: «Виринею я очень хотела сделать настоящей революционеркой, политруком, сначала в частях Красной гвардии, потом Красной Армии. А когда я увидела свою героиню до конца, то поняла, что она не может быть политруком. Единственно, что она может – эта первая бунтарка – честно умереть, чтобы о ней вспоминали, потому что, если ее оставить в организованной среде, она будет вносить анархию и разлад, и неизвестно, как воспримет переход в городскую среду. Чтобы не погубить мою любимую героиню, я должна была ее умертвить».

Трагической смертью героини завершается едва ли не первая в отечественной художественной литературе повесть, где историческая неизбежность революции подкрепляется духовной потребностью в ней.

Летом 1924 года «Виринею» напечатает журнал «Красная новь». Ранее, в том самом журнале-заказчике «Красная нива», будет опубликован отрывок из повести под названием «Магара».

Читательский успех повести был настолько велик, а популярность писательницы столь значительна, что уже в 1929 году, под редакцией ее мужа – писателя и литературного критика Валериана Правдухина, выходит 4-е издание собрания сочинений Сейфуллиной. Повесть вызовет бесчисленные отзывы прессы, потоки читательских писем, которым, к сожалению, суждено будет погибнуть от пожара во время Великой Отечественной войны. Многие читатели и даже некоторые критики воспринимали героиню повести как фигуру реальную, так сильно было ее восприятие в те годы. Появляются переводы «Виринеи» на языки народов СССР и зарубежья.

Вполне восторженно приняли «Виринею» и коллеги по писательскому цеху. Известен отклик Д. Фурманова: «Дважды прочитал я “Виринею”, и дважды острое чувство боли сжало сердце, когда убили Вирку: так тяжело бывает только при гибели дорогого, близкого человека… И когда уже ее больше нет – вы особенно явственно начинаете чувствовать и понимать, что это ушла большая, сильная личность, что дремавшие и пробужденные в ней революцией силы и в десятой доле не нашли еще своего приложения, что вся она была в будущем. Вот почему так тяжело, когда погибает Виринея…»

На фоне широкого общественного резонанса, вызванного повестью, в ноябре 1924 года Сейфуллина и Правдухин принимаются за работу по инсценировке «Виринеи». Пьеса, поставленная «вахтанговским» режиссером А. Поповым, имела большой успех. Так сложится, что спектакль этот перешагнет рамки театральной жизни как таковой. Он станет явлением политической и духовной жизни молодой страны Советов. Будет иметь он выход и на зарубежную сцену. По рекомендации наркома А. Луначарского Вахтанговский театр возьмет его в 1928 году на гастроли в Париж. Тогда парижский зритель как бы расколется на две части. Эмигранты будут протестующе свистеть, а доброжелательно настроенные к Советскому Союзу зрители горячо аплодировать.

А за год до этого «Виринея» была поставлена в Праге. Она стала первым советским спектаклем на зарубежной сцене. Писательница по приглашению театра, приедет в Чехословакию для знакомства со спектаклем. Совершит она путешествие и по Польше, Германии, Франции. В Париже она будет встречаться с Маяковским и вместе с ним выступать перед публикой.

Так начиналось шествие «Виринеи» по театральным подмосткам Советской России, а потом и Европы. Это была необычайная удача, на сцену пришли новые люди, новая тема, новая драматургия. Советская литература благодаря «Виринеи» получает соприкосновение с мировой литературой. Одноименная драма выводит советский театр на мировую сцену.

Но настанет время, когда повесть начнут забывать. С середины 30-х годов она практически не выпускалась. Сама же Сейфуллина, внимая редакторам, не единожды пыталась переписывать не раз переиздававшийся текст.

И все же самую известную, да, и, пожалуй, лучшую повесть писательницы не забыли. С конца пятидесятых годов «Виринея» вновь возвращается на театральные сцены.

После редакционных правок и изменений, основательной текстологической работы, выходит собрание сочинений Сейфуллиной, в котором лучшие ее произведения – «Виринея», «Перегной», «Правонарушители» предстают перед советским читателем в своем первозданном, подлинном виде.

В год пятидесятилетия Октябрьской революции «Виринея» появляется в драматическом репертуаре Театра им. Е. Вахтангова. В главных ролях Виринеи и Павла Суслова того незабываемого спектакля – блистательные, выдающиеся мастера сцены, будущие народные артисты СССР, Герои Социалистического Труда Ю. Борисова и М. Ульянов. Их игра, их талантливое воплощение образов, лиризм, поэтичность, зрителей буквально покорят.

В 1968 году Виринею в одноименном фильме порывисто и увлеченно, с особым обаянием сыграет одна из лучших советских актрис театра и кино, будущая народная артистка СССР Л. Чурсина. В роли Павла, по задумке создателей фильма, несколько неожиданно, в сравнении с игрой Ульянова, выступит В. Невинный. В творческой судьбе этих воистину народных артистов страны, раскрытие данных образов сыграло свою положительную роль.

Но не только драматической сценой ограничится «Виринея» на своем триумфальном пути к возвращению на широкие творческие просторы Советской России. Крупнейшие оперные театры к 50-летнему юбилею Октябрьской революции приурочат и одноименную оперу, написанную талантливым ленинградским композитором, будущим народным артистом РСФСР С. Слонимским.

И даже несмотря на то, что критики предъявили немало упреков как спектаклю, так и фильму, главное было в том, что «Виринея», а вместе с ней и Лидия Сейфуллина, после возвращения советскому читателю исконного авторского текста, обрели вторую молодость, новую притягательность и доказали свою жизненность в большом и значительном мире советского искусства.

Так созданная век назад повесть, где тема о человеке и революции была блестяще, эмоционально и откровенно выражена в образе главной героини, имя которой стало известно всей стране и не забыто и в наши дни, заслуженно стала в ряд таких ключевых произведений начального этапа русской советской литературы, как «Барсуки» Л. Леонова, «Железный поток» А. Серафимовича, «Города и годы» К. Федина. «Виринея» заняла заметное место в потоке этих талантливо написанных книг, составляющих золотой фонд отечественной литературы.

В 1925 году в печати появляются повести Сейфуллиной «Каин-Кабак» и «Встреча». Однако, несмотря на их художественные достоинства, они не будут иметь прежнего успеха и так часто переиздаваться, как переиздавались ранние повести и рассказы писательницы.

Позже, в тридцатые годы, Лидия Николаевна станет писать гораздо меньше и жить в литературе не так заметно. По всей видимости, о людях тридцатых годов так широко, как ранее, она писать уже не могла, несмотря на явное признание, которое подтверждали все, начиная с М. Горького, тепло отзывавшегося о ее таланте. Настало время, когда в советском обществе революционные преобразования всецело укоренились и явная борьба с откровенными врагами революции ушла на задний план. Возможно, эти объективные причины, изменившие сам ход жизни, ей, сумевшей запечатлеть образ революционного народа во всей его неповторимости, и не позволили найти новых, так близких ей революционных героев.

Некоторое оживление в творчестве писательницы произошло в годы Великой Отечественной войны. Тогда она написала ряд рассказов, очерков, несколько небольших пьес и повесть «На своей земле», ставшей последним крупным произведением Сейфуллиной. И все же, вплоть до конца жизни, который пришелся на апрель 1954 года, голос писательницы, как художника-реалиста, мастера прозаического повествования, практически не звучал. Долгие годы она жила посильным участием в общественной жизни, написанием статей, отзывов, рецензий. По ее собственному горькому определению, она из писателей, в основном, перешла в разряд читателей.

Будучи человеком необычайно требовательным и взыскательным к итогам собственной работы, Лидия Николаевна справедливо считала, что написала значительно меньше того, что могла и надеялась написать. Эта искренняя неудовлетворенность собственным литературным путем и тоска по ненаписанному, позволяет более точно представить нам, сегодняшним ее читателям, грустный, но, без сомнения, светлый человеческий и писательский облик Лидии Сейфуллиной.

В жизни писательницы было много счастливых, добрых, радостных, но и предельно трагичных событий, каждое из которых оставило свой след в ее судьбе. Судьбе непростой, как и само время, в котором она жила, и которое сегодня либеральные злопыхатели пытаются всячески очернить и показать в нем только явно негативные явления, наблюдавшиеся, естественно, и при любом другом общественно-политическом строе. Но славные имена советских литературных классиков, ярких художников великой эпохи им не замолчать и не оклеветать. Бесполезно.

Для нас же бесспорно то, что сделанное Лидией Сейфуллиной в отечественной литературе не потеряло своей актуальности. Скорее наоборот. Неподдельный интерес к певцу революции и ее творческому наследию продолжает будоражить новые поколения. Следовательно, голос того кипучего времени не умолк, он продолжает жить в нашей памяти.

Руслан СЕМЯШКИН