Назад пути нет? Размышления писателя о состоянии русского языка

Держа «ушки на макушке», можно услышать много любопытного, предрасполагающего к размышлениям и сопоставлениям, которые подсказывает неугомонная память. За полтора месяца в голову набилось столько информации, что трудно даже решить, с чего начать… А начну-ка с того, что ближе моему писательскому уму: с литературы и русского языка.

***

Государственная Дума, вроде бы, озаботилась изменениями в школьной программе по литературе. И, пожалуй, самое главное – это частичное «изгнание» из неё А. Солженицына. О чём 22 января заявил не какой-нибудь там депутат от оппозиции, а первый замглавы фракции «Единой России» в Госдуме Дмитрий Вяткин: «Многие факты Александром Исаевичем были высосаны из пальца, придуманы. Историки проверяли все факты». И добавил патетично: «Была попытка получить за это премию – за то, что он вымарал в грязи свою собственную родину».

Но память подсказывает, что историки «проверили все факты» уже давно и не раз обращали внимание общественности на лживый и антигосударственный характер не только «Архипелага», но и многочисленных выступлений Солженицына в западных СМИ. «Ну да ладно, лучше поздно опомниться, чем никогда», – могли бы подумать мы, однако что-то здесь не так, особенно настораживает фраза о «попытке получить за это премию».

Что ж, проверим, какие премии и награды получал (а не «пытался получить») Александр Исаевич. Итак: Государственная премия РСФСР в области литературы (1990 г., как раз за «Архипелаг ГУЛАГ»!); Большая золотая медаль имени М.В. Ломоносова – «за выдающийся вклад в развитие русской литературы, русского языка и российской истории» (1998 г.); орден Святого апостола Андрея Первозванного – за выдающиеся заслуги перед Отечеством и большой вклад в мировую литературу (1998 г.) – и внимание! – от высшей награды РФ Солженицын отказался сам, мотивируя это так: «от верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу» (о своей роли в данном процессе он, конечно же, умолчал), а ранее, в 1990 г., он отказался от Государственной премии РСФСР им. М. Горького, надо полагать, по другой причине, ведь он одним из первых, после Троцкого, разумеется, начал компанию по низвержению «пролетарского писателя»; далее – орден Святого благоверного князя Даниила Московского (1998 г., от имени Русской Православной Церкви); национальная премия «Россиянин года» в номинации «Духовный лидер» (2004 г.); Госпремия РФ – «за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности» (2006 г.). Кроме того, в 2003 г. Солженицын был избран Почётным доктором МГУ имени М.В. Ломоносова, а в 2016 г. Министерство иностранных дел РФ обратилось в ЮНЕСКО с просьбой объявить 2018 год «годом Солженицына», и решение об этом было принято.

Есть ещё нюанс: «Архипелаг ГУЛАГ» был внедрён в школу (в сокращённом в четыре раза виде), если не по инициативе, то с одобрения Путина, который в своих выступлениях не раз обращался к авторитету Солженицына, а в 2018 г. на открытии памятника «духовному лидеру» в Москве высказал своё отношение к нему совершенно определённо: «Его сердце, душа, раздумья были наполнены одновременно и болью за Отечество, и безграничной любовью к нему. Эти чувства двигали всё его творчество».

И хотя в 2018 году «потребность в патриотизме» ещё не была настолько острой, как ныне, вряд ли Владимир Владимирович готов так резко повернуть вспять. Так может, Вяткин «ляпнул» полную отсебятину, не посоветовавшись со «старшими»?

Если судить по немедленной, в тот же день, 22 января, реакции главы комитета Госдумы по просвещению Ольги Казаковой, то именно так, ведь она заявила, что вопрос исключения «Архипелага ГУЛАГ» из школьной программы «не выносился ни на площадку «Единой России», ни фракции партии в Госдуме», в профильном комитете нижней палаты и с профессиональным сообществом этот вопрос также не обсуждали…

Но для чего тогда «кинулся на амбразуру» верный единоросс Вяткин? Может, ему по какой-то причине надоело занимать пост первого замглавы фракции «Единой России» в Госдуме? Очень даже сомнительно. Остаётся предположить, что некоторые думцы несколько зарвались в демонстрации своего патриотизма, на что им незамедлительно и указали.

***

Вторая часть заявления Вяткина, о том, в 2023 году в школьную программу внесут ряд литературных произведений советских авторов, в том числе «Молодую гвардию» Александра Фадеева и «Горячий снег» Юрия Бондарева, представляется более реальной, поскольку вполне укладывается в генеральное направление воспитания патриотизма, тем более что ещё до Вяткина, 18 января, нечто подобное было обозначено Путиным на встрече с ветеранами ВОВ в день 80­летия прорыва блокады Ленинграда.

Правда, и здесь СМИ умудрились несколько передёрнуть: «Владимир Путин поддержал идею включить в школьную программу произведения “Молодая гвардия” Александра Фадеева, “Сын артиллериста” Константина Симонова, “Как закалялась сталь” Николая Островского, “Донские рассказы” Михаила Шолохова, “Русский характер” Алексея Толстого, “Горячий снег” Юрия Бондарева, “Брестская крепость” Сергея Смирнова».

Между тем указанное перечисление авторов и произведений содержится не в речи Путина, а в выступлении организатора частного музея «Вещи блокадного Ленинграда» В.С. Исакова, предложившего вернуть в школу то, на чём учились предвоенное и послевоенное поколения. «Эти вещи не должны быть факультативными и зависящими от того, хочет учитель это или не хочет. Они должны быть основополагающими в становлении характера и ответственности перед обществом наших молодых людей», – считает переживший ребёнком блокаду Валерий Семёнович.

Путин же ответил на это предложение в свойственной большим политикам «дипломатической» манере: «Безусловно, переговорю и с министром просвещения по поводу необходимости вернуть в школьную программу произведения наших, можно сказать, уже советских классиков, которые формируют общественное историческое сознание целых поколений. Вы правы абсолютно, безусловно, над этим нужно подумать и в этом направлении надо поработать».

Ну а что там надумают Дума и министерство – покажет время, пока же однозначно в школьную программу включили только «Молодую гвардию», и понятно почему – ведь это история Донбасса, на котором сейчас до предела заострено внимание власти и общественности.

Что касается остальных, то, действительно, «над этим нужно подумать». Мы ведь хорошо помним, как скопом были отправлены в «бессрочную ссылку» все советские писатели-патриоты; выметались они не только из школы, но и с библиотечных полок, где их место занимали бывшие диссиденты, за иностранную валюту и гражданство поносившее своё Отечество. Не слишком ли крут теперь будет разворот в обратную сторону?

Ладно, Смирнов и Шолохов, не имеющие никакого отношения к смутному демократическому времени в силу окончания своего жизненного пути. Но Бондарев?! Очень уж «одиозная» фигура! В 1973 году подписал (как и Шолохов, кстати) письмо группы советских писателей в редакцию газеты «Правда» о Солженицыне и Сахарове. На XIX Всесоюзной партийной конференции в 1988 г. сравнил горбачёвскую перестройку с самолётом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка, и резко осудил критику советского прошлого и советской действительности, которая тогда только разворачивалась в печати и на телевидении. В 1990­-м Бондарев вышел из редколлегии журнала «Наш современник» в знак протеста против публикации романа того же Солженицына «Октябрь Шестнадцатого»; в 1991-­м подписал обращение «Слово к народу», в котором, в частности, говорилось: «Сплотимся же, чтобы остановить цепную реакцию гибельного распада государства, экономики, личности; чтобы содействовать укреплению советской власти, превращению её в подлинно народную власть, а не в кормушку для алчущих нуворишей, готовых распродать всё и вся ради своих ненасытных аппетитов; чтобы не дать разбушеваться занимающемуся пожару межнациональной розни и гражданской войны».

Не удивительно, что позднее это обращение стали рассматривать как идеологическую платформу «Августовского путча» ГКЧП.

Далее. В 1992­-м Бондарев во главе группы советских писателей сжёг чучело Евгения Евтушенко в знак протеста против преобразования Союза писателей СССР в Содружество Союзов писателей. В 1994-­м публично отказался принять орден Дружбы народов по случаю своего 70­летия от Ельцина. Свою позицию он выразил в телеграмме на имя президента России, в которой указал: «Сегодня это уже не поможет доброму согласию и дружбе народов нашей великой страны».

Ю. Бондарев достаточно жёстко оценивал современную российскую действительность. По его словам, мы живём в безвременье, время без больших идей, без нравственности и естественной доброты, без защитительной стыдливости и скромности. «Наша свобода – это свобода плевка в своё прошлое, настоящее и будущее, в святое, неприкосновенное, чистое».

Ужас для демократов, да и только! Вернёшь в школьную программу «Горячий снег», а там, глядишь, молодёжь потянется узнать об авторе побольше – самим горячо станет. Так что осторожная реакция: «над этим нужно подумать», – вероятно, подразумевает тщательное просеивание предполагаемых к возвращению в школьную программу советских писателей. Правда, есть у того же Бондарева и весомый плюс применительно к ситуации: в 2014 г. он подписал обращение Союза писателей России к Федеральному собранию и Президенту РФ, в котором выразил поддержку действиям России в отношении Крыма и Украины. Жаль, до СВО не дожил – умер в марте 2020 года.

***

Но вернёмся к «Архипелагу…» Его включение в школьную программу произошло в первый год после кончины писателя, то есть в ряду мероприятий по увековечиванию его памяти. Путин тогда был премьер-министром, а решение внести неоднозначное и в литературном, и в фактологическом плане произведение в «обязательный минимум содержания основных образовательных программ по русской литературе ХХ века» было подписано министром образования и науки Фурсенко. В настоящее время в непрофильных классах оно перешло в список «рекомендованных книг». То есть ответственность за реакцию «неокрепших душ» возложена теперь на учителей.

Их мнение о пребывании одиозного (от лат. odiosus – «достойный ненависти, ненавистный») для многих романа в школьной программе, наиболее интересно. Кто-то ограничивается репликами типа «а мы его и так не изучаем», кто-то рассуждает основательно, как, например, учитель русского языка и литературы с 28­-летним стажем Е. Сучкова из Нижнего Новгорода: «Когда сокращённое издание было включено в обязательную программу, дискуссия разгорелась. Многие учителя считали: принудительное навязывание в программу такого колосса вызовет обратный эффект, как в случае с Маяковским, не приведёт ни к чему хорошему. Школьники не готовы ни читательски, ни психологически…»

Отмечу, что психологический фактор при навязывании таких тяжёлых произведений как «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, «Котлован» Платонова и им подобных, никто, видимо, учесть не подумал, а ведь их прочтение основательно загружает психику даже взрослого человека.

Правда, Е. Сучкова уверена, что «колосса» школа «переварит» благодаря «усталой формалистике учителей», а также «сачкованию» и вечному «хохмачеству» учеников: «Из монотонной текучки методичек, отчётов, схоластики, схематизма учебных планов учитель выхватывает что-­то своё, любимое, эмоционально близкое и акцентирует внимание, передаёт ученикам, – говорит она. – Речь, разумеется, не о точных науках, где предмет плавно растёт от закона к закону, от теоремы к теореме, а именно о литературе-истории. Которые у нас близнецы-братья по отцу-основателю (Карамзин), по субъективности восприятия. Которые учитель и должен стремиться “читать с выражением”, не монотонно, что и предполагает эмоциональные пики: Пушкин, “Бородино”, “Слово о полку Игореве”, Победа 1945 года, “Война и мир”. Давно подмечено, бессчётно повторено: “Россия – литературоцентричная страна”. Творческих душ в школе немало, отыскивают, акцентируют и другие моменты. Сберегая время, эмоции, всё прочее просто “проходят”: очень многозначное общешкольное (от первых учителей до последних двоечников) словцо! И как-то трудно представить (психически здорового) учителя, что сделает эмоциональным пиком ГУЛАГ».

Немного заумно, но вполне понятно. Ведь не только по литературе, но и по жизни мы многое «проходим», спасаясь таким образом от излишних психологических травм и драм. И, как можем, «перевариваем» трудные времена, непродуманные реформы и новшества, перманентный рост цен и т.п., и т.д.

Слово «перманентный» (продолжающийся непрерывно; постоянный) я здесь употребил преднамеренно, готовясь перейти к рассуждению на следующую «горячую» тему: задуманной Думой борьбе с засильем иностранщины в современном русском языке.

***

Наплыв новых, в основном, английских слов в русский язык начался ещё при Горбачёве. Зачем это было нужно? Наверное, для того, чтобы западные «партнёры», что называется, на лету понимали: «процесс пошёл» в нужном им направлении. У них «плюрализм», и у нас тоже, и так далее, по горбачёвскому лексикону. Но самый серьёзный удар по русскому языку был нанесён захватившими власть демократами. Своевременно прошедшие подготовку в США «младореформаторы» размашисто начали перекраивать Россию по американской модели. Всё русское стало им чуждым. Включая язык.

Едва успел установиться «ельцинизм», как в России объявились мэры и спикеры. В народе же произносили с растяжкой: «мэ-эр», – имитируя козлиную «речь». Козлиной интонацией отмечены и слова «менеджер», «менеджмент», «медиатор»… Много их появилось, на «ме».

Нетрудно догадаться, что здесь сработало ещё и желание поднять свой статус за счёт малой понятности названия, ведь «директор», «управление», «посредник» – звучит как-то слишком уж просто для людей, стремящихся возвыситься над «толпой». То есть такие слова, привнеся с собой элемент разделения на «простых» и «особенных», в России начали играть уже социальную роль, в то время как в странах происхождения в этом отношении были нейтральными. Доходит и до нелепостей, когда, например, клининг-менеджером именуют уборщицу, сэйлз-менеджером – продавца, эйчар-менеджером – сотрудника отдела кадров.

«Спикер» тоже звучит неважно, во всяком случае в ассоциативном словаре в его ряду присутствуют стикер, сникерс, спичка, и даже Псаки. Почему-то в этот же ряд затесался «предатель», но к звучанию он отношения не имеет. На мой взгляд, вернее, слух, есть в этом слове что-то «змеиное», «или – железом по стеклу» (Высоцкий), а также зависимость от кого-то, более сильного, вторичность. В жаргоне уже давно (задолго до наших спикеров) бытуют слова «спикать» (просто говорить или говорить по-английски) и «спикало» (рот), и уже отсюда, а не от первоисточника, акустическая колонка стала называться «спикером». В общем, я бы на месте председателей Госдумы давно продвинул закон, запрещающий их так называть.

Впрочем, мы же помним, что попытка возразить сомнительному веянью американизма была. При первом появлении Путина в Госдуме в качестве всенародно избранного президента в 2000 году он сколько-то раз употребил в своей речи слово «спикер», а потом председатель Госдумы Селезнёв спросил, мол, зачем нам это слово, и предложил убрать его из официального обихода. Реакция главы государства была ярко отрицательной. Хотя понять его можно: расклад сил в Думе был не в пользу либералов, и согласиться с таким «пустяком» было однозначно перспективе пословицы «Дай воли на палец – всю руку откусят».

***

Нельзя не упомянуть и о губернаторах-сенаторах. Хотя они как бы вернулись из российского же прошлого, это не отменяет иноземного происхождения названий. Появились они при Петре I. Подолгу отсутствуя в стране, великий реформатор создал Сенат (девять человек) для временного исполнения царских функций на время своих отлучек. Потом этот орган в России имел функции вплоть до законодательных, но постепенно за ним остался только контроль над министерским правительством. Общего с Советом Федерации мало, но ельцинисты, не восстановив его (внутренний контроль им был нужен не больше, чем большевикам) членов верхней палаты Федерального Собрания стали называть сенаторами исключительно в подражание США, чей контроль их нисколько не смущал. То, что называться губернатором при отсутствии губернии (а это не совсем то же, что область) и сенатором при отсутствии Сената как минимум абсурдно, значения не имеет.

Скажете: но это же не официальные названия, а так – для краткости… Отнюдь! «Губернатор» и «мэр» отметились в сугубо официальном документе «Общероссийский классификатор профессий рабочих, должностей служащих и тарифных разрядов» (и, соответственно, так же должны именоваться в бухгалтерских документах). Там, кстати, и «иностранщина» попадается: одних менеджеров разной масти аж 17 штук, есть багермейстер, кранмейстер, букмекер (о! и это, оказывается, профессия в нашей стране, в отличие от писателя, композитора и художника), девиатор, дессинатор… Правда, при Ельцине присутствовали и названия типа модных до сих пор супервайзеров, тимлидов, промоутеров, байеров, шопперов, флейвористов, баннермейкеров, веб­девелопперов, андеррайтеров, ресепшенистов, спичрайтеров, девелоперов, джоберов... Подчистили?

Многие иностранные слова слишком уж быстро оказываются в основательных словарях русского языка. Их составители, коих развелось больше, чем надо, то ли спешат опередить конкурентов, то ли зачем-то торопятся отрезать путь назад иноземному нашествию, да ещё при этом игнорируют многие русские слова, которые хоть и были помечены ранее как устаревшие, продолжают бытовать и в народе, и в литературе – в качестве характеристики литературных персонажей хотя бы. За подобный подход, помнится, критиковали популярный ныне словарь Ефремовой после его первого выхода в свет в 2000 году.

«А куда деваться? – скажете. – Слова-то реально прибавляются». Да есть куда; можно было бы обернуться на советский опыт. В 80­х годах лингвисты, возможно, надеясь, что перестроечный «бардак» скоро прекратится, начали регулярный выпуск словарей-справочников небольшого объёма под названием «Новые слова и значения», оставляя таким образом время на проверку реального их вхождения в язык.

Пример такого вхождения приведу из узкой сферы, зато вполне понятный. Когда в футболе ввели VAR (англ. Video assistant referee; по-русски – видеопомощники судьи), наши комментаторы быстро расшифровали аббревиатуру по-нашему: ВидеоАРбитр. Но в контексте комментариев получалась несуразица типа: «За ВАР сегодня отвечают арбитры такие-то», то есть арбитры отвечают за видеоарбитров. Постепенно пришли к самому простому варианту: «Видеоарбитры – Петров, Иванов, Сидоров». Но о том, что новый термин не только вошёл в обиход, но и «притёрся», свидетельствовало каламбурное восклицание комментатора в спорном моменте: «Да не было здесь пенальти – ВАРом буду!»

О происходящей «притирке» свидетельствуют и возрастающая частота употребления в разговорной речи (исключительно на СМИ ориентироваться весьма сомнительно), и появление форм слова с русскими элементами, и нейтральное отношение к ставшим необходимыми заимствованиям в народе. Впрочем, не мне же учить лингвистов, как отличить «съедобное» от «несъедобного».

***

В феврале произошло два значимых события. Сначала Путин подписал Указ о внесении изменений в «Основы государственной культурной политики России». А следом Госдума приняла изменения в закон «О государственном языке Российской Федерации», которые, в частности, должны стать основой борьбы с иностранщиной: «При использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается употребление слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка (в том числе нецензурной брани), за исключением иностранных слов, которые не имеют общеупотребительных аналогов в русском языке…».

Нельзя не заметить, что документ «Основы государственной культурной политики» был принят в 2014 г. (24 декабря), то есть на фоне санкций, обрушенных на Россию после возвращения Крыма, а нынешние изменения в него внесены на фоне санкций и международной травли после возвращения «новых территорий» и начала СВО. Такое совпадение вполне вписывается в последовательные действия по обеспечению «суверенитета, самостоятельности и целостности России», равно как и патриотического подъёма у населения (конечно, не до такой степени, как у председателя Госсовета Крыма Константинова, который предложил приравнять иностранные слова к нецензурной лексике). Так что ехидничать тут нечего, тем более превращать в какую-то странную «игру», как на одном из ток-шоу, участники которого усмешливо «пугали» друг друга карами за употреблённые иностранные слова. Впрочем, шоу оно есть шоу. Но одно предупреждение было там вполне серьёзным, хотя и не без доли ерничества: нельзя подходить к таким ограничениям бездумно, а то половину Конституции придётся переписывать.

До этого вряд ли дойдёт. А вот обратить внимание на «вывески» стоило бы непременно. Так, из 84 российских кинокомпаний 20 имеют иностранные названия (английскими буквами), это 23%; ещё с десяток – написанную русскими буквами невнятицу: «Вайт Медиа», «Кристмас Филмз», «Нон-стоп продакшн», «Централ Партнершип» и др. В общем, полный «Ералаш­лэнд» (так в 1995­2005 годах обзывалась студия, снимавшая в этот период любимый детский киножурнал). Невнятица эта на глазах постоянно. А уж сколько фирм, фирмочек, супермаркетов и магазинчиков, различных салонов присвоили себе «красивые» иностранные и комбинированные из русско-нерусских слов названия по всей России! А надписи на футболках, куртках, носках, бейсболках, брелоках и прочем – большинство их носителей даже не знают, что они обозначают.

Мне подарили «худи» (кофта с капюшоном), на груди большущими буквами написано «Toxic». Ладно, пусть все думают, что я «токсично-опасный», может, осточертевшие байкальские туристы подальше держаться будут! Но вот конфеты «Toxic Waste», что переводится как «Токсические отходы», это-то зачем?! В отношении иностранщины в кондитерской сфере вообще «беспредел»: фантики пестрят не только иностранными, но и исковерканными под английский, итальянский и кто его знает какой ещё язык бывшими русскими словами. А ведь с этим продуктом дети «общаются» очень и очень часто.

***

В общем, поле деятельности обширно. Но где про это всё сказано в законе? Я не нашёл. И даже совершенно не получил представления о том, относится или не относится указанное выше к туманному определению «при использовании русского языка как государственного». Те же средства массовой информации и коммуникации, которые по преимуществу находятся в частном владении людей с космополитическим менталитетом – их язык в какую категорию использования входит: государственную или частную? Кстати, а почему телевизионщики так любят во время выступлений Путина отыскивать в аудитории дремлющих и зевающих? Тоже менталитет срабатывает?

Хочется спросить и о том, насколько владеют русским языком составители законов, которые изложены, вроде бы, по-русски, но кажется, будто текст прошёл через онлайн-переводчика.

Не понятны пока и границы запретов: «за исключением иностранных слов, которые не имеют общеупотребительных аналогов в русском языке и перечень которых содержится в нормативных словарях, предусмотренных частью 3 настоящей статьи», – читаем мы. Что это за словари, и существуют ли они на данный момент, пойди пойми: «Порядок формирования и утверждения списка таких словарей, справочников и грамматик, требования к составлению и периодичности издания нормативных словарей, предусмотренных настоящей частью, утверждаются Правительством Российской Федерации на основании предложений Правительственной комиссии по русскому языку…».

Остаётся ждать, какие именно слова и какого политического направления эксперты сочтут не имеющими общеупотребительных аналогов в русском языке. Ведь термин «общеупотребительные аналоги» можно толковать весьма вольно. И если из обихода «верхушки» в первую очередь не исчезнут «мэры», «спикеры» и «сенаторы», то вряд ли можно предполагать, что объявленная властью борьба с иностранщиной даст планируемые и уж тем более желаемые результаты.

***

В дискуссиях и высказываниях по поводу упомянутого закона нередко звучит определение «заимствованные слова». Так, на канале ОТР некая дама заявила, что в русском языке около половины слов заимствованы. Впрочем, рекорда она не установила. Оценки количества заимствованных из других языков слов, в зависимости от методик, профессионализма, и предвзятости, колеблются в пределах 10­-90% словарного состава. Рекорд установил поэт космополитического направления, ещё в середине 90­-х уверявший, что в русском языке исконно русских слов наберётся не больше десятка. Вывод: русского языка как такового не существует. А язык, как известно, синонимичен – и в лингвистическом, и в переносном смысле – народу. Получается, что и русский народ, вроде бы, фикция?

Как видите, рассуждения о языке очень легко переходят с лингвистической на совсем другую почву – на отрицание полноценности нации.

Однако языкознание стоит и будет стоять на том, что языки, во всяком случае их крупные группы, имеют общий источник, то есть слова не столько заимствовались, сколько расходились, подобно кругам на воде, по заселяемым территориям, попутно обретая языковые особенности. Естественно, это образно-дилетантская трактовка, но, надеюсь, понятная.

Сергей КОРБУТ

Источник: «Мои года»