Л. Калинина. «Месса си минор»
Остров Дятлинка – с детства мой самый любимый уголок города. Перебравшись с родителями из озерного Себежа в сухопутные Великие Луки, я, тогда еще совсем небольшая девочка, сразу же отправилась на поиски городского пляжа. Он располагался на острове Дятлинка.
Увидев зеленые джунгли острова, я забыла, зачем пришла. Сказки еще прочно сидели в моей голове, и, путешествуя по острову, путаясь в его высоченных травах, я надеялась встретить своих любимых сказочных героев. Я не сомневалась в том, что они проживали в приземистых дятлинских домиках, утонувших в зарослях крапивы и разукрашенных гирляндами вьюнков.
На пляж я так и не попала. Звонкие хоры дятлинских птиц заглушили смех и визги моих закупавшихся подружек.
Почти 40 лет Дятлинка была со мною рядом. Так уж получилось, что окно моего класса в детской музыкальной школе имени Мусоргского, в которой я проработала четверть века, смотрело прямо на мой любимый остров.
В раме окна была видна картина иного мира. Высокие речные берега надежно укрывали от городской суеты реку Ловать, бережно держащую в своих ладонях маленький кораблик-остров с его зелеными парусами. А небесные своды заключали святое это место в неземную, драгоценную шкатулку.
В ней не было примет времени – ни прошлого, ни настоящего, лишь тишина и великий покой. О нем так хорошо сказал советский поэт Николай Заболоцкий:
«Тот дивный покой, пред которым,
Волнуясь и вечно спеша,
Смолкает с опущенным взором
живая людская душа»
(стихотворение «Прохожий», 1948 г.)
Любимый остров всегда помогал мне в работе и вдохновлял на педагогические эксперименты. Отбросив законы возрастной психологии, я подводила учеников к окну и предлагала им сыграть так, как проплывают над островом озаренные небесным светом облака. Или спрашивала детей, какая музыка созвучна картине за окном. Мнения часто совпадали: музыка Иоганна Себастиана Баха.
Я соглашалась. И.С. Баху всегда удавалось извлечь корень Вечности из простой, обыденной жизни и передать в музыке «красоту Великого в малом». И мы с детьми пытались сыграть самые легкие пьесы Баха. Того Баха, что был за окном…
Случалось иногда, что игра учеников и они сами преображались. Пускай ненадолго, на мгновение, на чуть-чуть…
На острове, у самой воды, впереди всех других деревьев, росло мое любимое дерево – высокая, могучая ива. Капитан острова-корабля. В детстве я до слез жалела растения за их покорность своей судьбе. Всю жизнь стоять на одном месте! И нельзя дать сдачи обидчику, нельзя убежать от топора…
В последние годы дерево-капитан стояло «по колено» в воде. Но не сдавалось, оставаясь все таким же крепким и сильным, каким и надлежало быть капитану корабля. Зимой капитан надолго замирал на своем посту и был особенно хорош в белом кителе из бархатистого снега…
Тот ясный, морозный день середины февраля 1990 года я запомнила на всю жизнь. Утром, войдя в свой класс, я, как всегда, заспешила к окну. В привычном, знакомом до мельчайших деталей мире Дятлинки что-то изменилось и насторожило меня. Мне показалось, что дерево-капитан очнулось от зимнего сна и ожило.
Нет, на нем среди зимы не появились зеленые листочки, но явно ощущалось какое-то внутреннее движение. И вдруг дерево зазвучало: заговорило, запело, органными звуками обращаясь к Небу!
Мои терпеливые читатели!
Не спешите записывать меня в экстрасенсы или на прием к врачу-психиатру. Надеюсь, что такой же, как я, непутевый дачник меня поймет. Поймет и образцовый, если его дача – в глухом лесу, где непуганые зайцы загорают на грядках, а медведи заходят на медок. Меня поймет любой из вас, мои дорогие читатели, если узнает, что на своей даче я, вместо того чтобы срочно прополоть грядки с морковкой, валяюсь на траве – в обществе этих самых непуганых зайцев – и вместе с ними внимаю песенкам процветающих на грядках с морковкой одуванчиков.
И все это потому, что с детства я увлекаюсь не только музыкой Баха, но и музыкой растительного и животного царств. И кое-что могу рассказать вам о ней. Со своей, далекой от науки колокольни.
Растения поют свои песни-молитвы всегда. Об этом знают не только поэты, но и монахи-отшельники, живущие в скитах.
Особенно богат молитвами растений август. Дозревают дети - плоды и семена. Растения-родители выполнили главную задачу своего жизненного цикла и могут заняться собой. А что главное для стареющих тружеников, стоящих у дверей перехода в иной мир? Подготовка к нему и раздумья о вечном.
Вот и наступают в природе особые дни: ясные, теплые, очень тихие, - дни всеобщей, соборной молитвы растений. Кажется, что по всей нашей матушке-земле разливается необыкновенная, благоговейная тишина. Даже облака, если они вообще есть в такой день, стараются уйти высоко в небо и там залечь в дрейф, чтобы не мешать соборной молитве.
И тогда тончайшие золотистые нити и беловатые, нежные дымки-фимиамы устремляются в голубое небо. От каждого растения, от каждой травинки. Тихая, спокойная, невесомая песня-молитва. Но и по-своему сильная. Потому, что соборная. Ее может услышать и человек. Если умеет слушать сердцем. Быть в такие дни в не тронутом цивилизацией месте и молиться в унисон с природой – большая удача и счастье.
Но то август, а сейчас на дворе февраль. Что же случилось с деревом? – забеспокоилась я.
А дерево продолжало петь. На нем горели сотни свечей. Даже на самых крохотных веточках капитан зажег свои маленькие, но яркие свечки. Голубое небо казалось мне фиолетовым, ночным. И на его темном фоне отчетливо были видны оранжевые, пламенеющие звуки-лучи, улетающие в Вечность с дерева-органа, с дерева-подсвечника. Я забывала об учениках и улетала ввысь вместе с ними.
Три недели продолжалась эта необыкновенная песнь. В ней не было привычных мне чувств: радости, восторга, горя, страданий. Только высокий, чистый, бесстрастный экстаз. Как у Баха в «Страстях по Матфею», в заупокойной «Мессе си минор». Постепенно песнь становилась все глуше, все слабее. И, наконец, растаяла вместе с последним дятлинским снегом…
Я с нетерпением ждала весны. Мне хотелось знать, что случилось с деревом. Ведь то, что я чувствовала и ощущала, вовсе не означало, что так было на самом деле. Наши чувства и ощущения ограничены рамками возможностей восприятия и далеко не всегда переводимы в слова.
…Но вот деревья зазеленели. И на фоне юной листвы, украсившей старые дятлинские липы и ивы, как всегда, впереди, одиноко чернел ствол мертвого дерева- капитана.
Я смотрела на погибшее дерево, и в моей душе снова звучала его последняя, обращенная к Богу песнь. Как баховская Месса си минор…
Мертвое дерево еще долго стояло на Дятлинке. Я не могла смотреть на него без слез, не могла спокойно работать. И без раздумий перешла в детскую музыкальную школу номер два, недавно открытую в новом микрорайоне «Дружба». Там в окне моего класса вместо деревьев виднелись горы строительного мусора, а по небу спешили озабоченные своими проблемами облака…
Необычная эта история случилась четверть века назад. И, переживая ее, я думала, что у растительного мира земли – и прежде всего у деревьев – может быть своя, очень важная миссия на планете. Они – антенны. Но ловят эти антенны не только солнечную энергию для собственного роста, но и незримый свет Вечности.
И случайность ли то, что Бог дал возможность мне, человеку, прикоснуться к тайне смерти дерева? И не на даче, не в лесу, а в одном из главных, на мой взгляд, мистических центров наших древних Великих Лук – на острове Дятлинка.
И я восприняла это неординарное событие как знак, знак грядущих перемен. В моей жизни, в судьбах острова, города, страны. В наших с вами душах…
Время показало, что так оно и получилось.
Л.П. КАЛИНИНА, г. Великие Луки, Псковская область
