Георгий Холопов: Долгий путь служения литературе
В последний день уходящего такого непростого високосного года исполняется 30 лет со дня смерти человека интересной судьбы, талантливого прозаика, общественного деятеля, многолетнего главного редактора журнала «Звезда» Георгия Константиновича Холопова. Всей своей жизнью и творчеством он заслужил того, чтобы о нем вспомнить.
В своих прозаических произведениях, создаваемых на протяжении полувека, Георгий Холопов обращался к различным темам. Его книги рассказывали о дореволюционном укладе жизни и национальных традициях народов Закавказья, о нравах старообрядцев, о становлении юных граждан в начале 20-х годов прошлого века, о тружениках города и деревни, о деятельности профессиональных революционеров, и, в частности, Сергея Мироновича Кирова, о событиях и героях Великой Отечественной войны, о подвиге блокадного Ленинграда, освобождении порабощенных фашистами стран Европы, о прошлом и настоящем Западной Украины и повседневной действительности, труде и обычаях гуцулов, о древних временах и становлении Советской Армении, о впечатлениях от зарубежных командировок, о писателях-ленинградцах, о современниках, тех, кто жил и творил в послевоенные годы.
При этом ему удавалось работать практически во всех жанрах прозы и успешно излагать задуманное и в рассказах, и в очерках, и в новеллах, и в трудных в подборе изобразительных средств рассказах-миниатюрах, и в повестях, ну, и, конечно, в романах, неизменно отличавшихся реалистичностью, достоверностью, убедительностью.
Присутствовали в его прозе и открытые информационно-публицистические вкрапления, не портившие, при сем, художественной канвы произведений. Да и вообще, к публицистическим отступлениям он обращался лишь для одной цели – придать повествованию большей правдивости и сократить разрыв между реальными фактами и художественным вымыслом. Оправдан ли был такой метод? Однозначного ответа нет, как нет, между прочим, оснований говорить о том, что от публицистичности проза Холопова пострадала, потеряв литературную привлекательность и красочность. Не было в его книгах и абстрактных переходов на отвлеченные темы, не было в них и безжизненной пустой патетики, не несшей в себе смысловых нагрузок. В этом, пожалуй, и сконцентрирована сущность всего его писательского наследия, пусть и не очень объемного, но живого по сути, богатого в идейно-тематическом и чисто художественном планах, и, что не менее важно, не растерянного и в наше бездуховное и безнравственное время.
Георгий Холопов и при жизни, когда наша страна была самой читающей в мире и когда его книги выходили внушительными тиражами, не являлся писателем первой величины. Не находился он, следовательно, и в составе главного эшелона литераторов, имевших безусловное признание, высочайший авторитет в обществе, официальные атрибуты славы и государственные регалии. В одночасье не назовешь его и писателем второстепенным, малоизвестным. Скорее, Холопова следует отнести к когорте видных и известных деятелей литературы, не претендовавших на самые первые роли. Хотя все эти сравнения, тем более сегодня, достаточно относительны, и обращаться к ним следует вдумчиво, не спеша делать исчерпывающие выводы.
Что же касается Георгия Константиновича и вопроса о его персональном влиянии на советский литературный процесс, то немаловажно отметить и тот факт, что он, неоднократно избиравшийся секретарем Ленинградской писательской организации, к тому же более тридцати лет занимался редакторской работой, лишавшей писателя времени для собственного творчества. Но так распорядилась судьба, связав еще в 1936 году молодого писателя с журналом «Звезда», опубликовавшем тогда его первую повесть «Братья», что ему придется стать и главным редактором этого одного из старейших «толстых» журналов страны.
О редакторской работе Холопова известно мнение видного советского литературоведа и критика, доктора филологических наук Александра Дымшица, высказанное им в начале семидесятых годов со страниц журнала «Москва»: «Георгий Холопов – хороший редактор, влюбленный в журнальное дело. Мне довелось в конце пятидесятых годов быть членом редакционной коллегии журнала «Звезда», работать вместе с Холоповым. Если бы меня спросили об основном качестве главного редактора «Звезды», я отметил бы его глубокую партийность. Партийность редактора проявляется в его идейно-эстетической взыскательности, в чувстве ответственности перед народным читателем. Георгию Холопову эти качества свойственны органически. Вместе с тем у Холопова есть свой редакторский стиль, и печать его редакторской индивидуальности вот уже около двух десятилетий зримо выступает на страницах журнала «Звезда».
Известно и то, что как редактор журнала Холопов немало сделал и для воспитания литературной смены, причем не только опубликовав множество произведений начинающих авторов, отдавав им порой почти всю площадь номера, отведенную под прозу, и способствовав их приему в Союз писателей СССР, но и реально повлияв на их профессиональное становление и писательский рост. К сожалению, в настоящее время, об этой деятельности Холопова, как, опять-таки, и всем периоде его редакторского труда, стараются не вспоминать. Даже на официальном сайте самого журнала «Звезда», обозначенного в качестве литературно-художественного общественно-политического независимого журнала, в разделе «О журнале», о работе Георгия Константиновича и его предшественников, можно узнать буквально следующее: «Кандидатура на пост главного редактора журнала «Звезда» рассматривалась и утверждалась за кремлевскими стенами в недрах ЦК КПСС… <…> прежнее руководство в лице Г.К. Холопова и его первого заместителя П.В. Жура было вынуждено уйти в отставку». Поясню, речь в данном случае идет о 1989 годе, когда «впервые в практике советских «толстых» журналов», в разгар разрушительной перестройки, в журнале сменили многолетнего редактора.
Вот так и вспомнили своего руководителя в издании, которое он более трех десятков лет возглавлял. Комментировать сие беспамятство, наверное, нет никакого смысла – сместились идейно-нравственные ориентиры и целый ряд подлинно советских имен подвергнут остракизму, а некоторых, среди которых и Георгий Холопов, попытались попросту забыть, то бишь вычеркнуть из истории отечественной литературы. И надо признать, что в этом деле антисоветчики преуспели. Огромный пласт советского литературного наследия оказался невостребованным – книги большинства советских авторов не переиздаются, существенно не растет к ним интерес и у читателей библиотек, в которых они десятилетиями никем не запрашиваются, а, следовательно, и не читаются. Масштаб проблемы велик, и коренного перелома в ее преодолении до сих пор не происходит…
Уроженец небольшого азербайджанского городка Шемаха, расположенного в ста километрах от Баку, перед тем как семнадцатилетним юношей оказаться в Ленинграде, он пройдет через испытания сурового времени. «Мне было девять лет, – напишет Холопов в автобиографии, – когда я пошел на заработки. Был газетчиком, папиросником, продавал игрушки и ириски. В последних классах школы я работал в бакинском порту – табельщиком, грузчиком. В порту вступил в комсомол. До этого четыре года состоял в пионеротряде Союза нефтяников».
О том незабываемом времени, ставя перед собой задачу раскрытия процесса формирования молодого советского человека, будучи уже состоявшимся литератором, Георгий Константинович расскажет в дилогии о первых жизненных исканиях советского школьника двадцатых годов, а затем молодого рабочего бакинского морского порта Гарегина, состоящей из романов «Гренада» и «Докер», увидевших свет в первой половине шестидесятых годов прошлого столетия.
Эти произведения, тепло встреченные читателями и критиками, можно назвать автобиографичными – путь главного героя, его переживания, стремления и помыслы, навеяны были годами юности, сыгравшей в жизни писателя существенную роль. Потому-то ему и удалось изобразить в романах достоверную картину из жизни тех лет, показав находившихся рядом сторонников и противников нового советского времени, тех, кто стремился к всему передовому и грезил о всемирной революции, и тех, кто не расставался с мыслью о реванше, продолжая жить в замшелом и подлом мирке, с его низменными, мещанско-обывательскими интересами. В том противостоянии победит новый справедливый социалистический строй и молодость, с ее порывами, честностью, отзывчивостью. Гарегин, пройдя через определенные испытания и сформировавшись как личность, подходит к новому этапу своей взрослой, осознанной жизни – на этой оптимистической ноте и заканчивается второй роман дилогии «Докер».
Проникновенная история о взрослении человека советской формации получила заслуженное признание. Книги дилогии неоднократно переиздавались. Люди старшего поколения увидели в них схожесть с собственными судьбами, правдивость и искренность в отображении отличительных черт того кипучего времени. Молодежь же имела возможность задуматься над тем, каков был пройден путь предшественниками и как делали первые шаги по жизни их отцы и деды. Писательский замысел был реализован в полной мере. Получит он и второе рождение, но уже в кинематографе – киностудия «Ленфильм» осуществит экранизацию этих романов. Но, далеко не всегда на экране получается выразить суть художественного произведения. Так получилось и в данном случае. В фильмах потускнел колорит эпохи, да и главный герой Гарегин на экране не сможет себя проявить так, как это было на страницах дилогии.
«Особой радости, к сожалению, эти фильмы мне не доставили, – посетует писатель. – Да это, видимо, и не могло случиться. Уж чересчур сложное и многолюдное производство кино. Писатель на киностудии очень часто теряет свое лицо, свою самобытность. Это случается почти с каждым, только это могло утешить меня».
Первые свои литературные пробы Георгий Холопов, работавший слесарем на ленинградском заводе имени Карла Маркса и занимавшийся в литературном кружке, действовавшим на заводе, начнет осуществлять в начале тридцатых годов посредством обращения к новелле. Его начнут печатать ленинградские журналы и газеты, а в 1935 году примут на работу в редакцию областной газеты «Крестьянская правда». Начнется беспокойная разъездная корреспондентская жизнь.
Литературный процесс завладеет тогда молодым пытливым и неравнодушным Холоповым основательно. Не все будет получаться, но поступательное движение пойдет в гору. Не мало важно отметить и то, что творческие начинания Георгия заметят его старшие товарищи по литературе. Примечательна оценка, данная девятнадцатилетнему автору маститым ленинградским прозаиком Михаилом Слонимским на одном из вечерних литературных разборов: «Холопов еще бродит, он весь взболтан как в отношении содержания, так и в отношении формы вещей. Рассказы написаны на разном материале. «Армения», «Соль», «Питерская маевка» – это все разнообразный материал, и рассказы эти еще очень разностильные, в них только можно усмотреть начало единого стиля, который у Холопова будет».
Чутье опытного писателя, бывшего, кстати, доброжелательным и объективным докладчиком на заседании правления ленинградского отделения писательского союза (членами правления тогда были такие признанные мастера, жившие и творившие в городе на Неве, как О. Форш, В. Шишков, К. Федин, Н. Тихонов, М. Зощенко, С. Маршак, К. Чуковский, Б. Лавренев, Л. Соболев, М. Слонимский) на котором Георгия Константиновича в 1937 году приняли кандидатом в члены Союза писателей, не подвело – Холопов найдет и стиль, выработает он и свои подходы в изображении художественного материала. Но все это произойдет не сразу, многое нужно будет понять и освоить, пропустив через свое восприятие и душу.
В довоенное время писатель печатается в журналах «Звезда» и «Ленинград». В 1940 году в издательстве «Советский писатель» выходит сборник его новелл о днях минувших, и о советской действительности тридцатых годов «Бегство Сусанны», а в Гослитиздате издают его роман о событиях первых десятилетий XX века, развивающихся вокруг старообрядческого скита и его жителей-староверов «Медвежий лог». Этот роман, более не переиздававшийся, в отличии от сборника рассказов, получившего положительную оценку читателей и критиков, имел разноречивые отклики. Автору оказалось трудным объять большую тему и вогнать ее в рамки небольшого романа. Но, описывая крушение косного мира Медвежьего лога, в который врываются ветры Великого Октября, показывая яростное сопротивление и неистовство догматиков, Холопов задумывается над революционной тематикой. Воплощать же задуманное он начнет тогда, когда будет продолжаться спор о идейных и художественных достоинствах и недостатках «Медвежьего лога». Не вдаваясь в существо дискуссии, писатель напрочь отдается новому творческому порыву – начинается его многолетняя, прерываемая войной, работа над романами о Сергее Мироновиче Кирове.
О том, как зарождался этот замысел Георгий Константинович впоследствии писал: «… Я видел много нового, интересного, встречался с замечательными людьми. И в то же время сталкивался с фактами грубости, косности, бюрократизма, вступал в конфликт с неумелыми, нерадивыми, глупыми, ленивыми работниками, писал о них. Мне казалось, что нужно показать какой-то большой пример, образ замечательного человека, коммуниста, которому они могли бы подражать в своей жизни, учиться у него. Тогда-то все изменится вокруг!.. Забросив все свои дела и начатые рассказы о сельской жизни, я сел писать роман о Сергее Мироновиче Кирове – “Огни в бухте”».
На вопрос же о том, почему писатель обратился к фигуре Кирова, дает ответ его собственная биография.
«В детские годы, – пишет он, – я жил в Астрахани. Началась гражданская война. Здесь, на волжских берегах, проходила кипучая деятельность Кирова на посту члена Реввоенсовета Одиннадцатой армии, фактического руководителя обороны города и края от белогвардейщины. Его хорошо знали стар и млад.
Потом я жил в Баку. Здесь Киров возглавлял Азербайджанскую партийную организацию. Самоотверженная деятельность Кирова в борьбе за нефть, против контрреволюции на хозяйственном фронте, деятельность человека, ставшего во главе беспримерной борьбы за новую жизнь, была у всех на виду. Бакинцы в нем души не чаяли. Не раз мальчишкой приходилось слышать выступления Кирова на площади Молодежи.
Потом я переехал в Ленинград. Киров в это время руководил Ленинградской партийной организацией. Его можно было встретить повсюду: на рабочих собраниях, на новостройках, среди пионеров, среди рабочих, прокладывающих новые трамвайные пути. Ему до всего было дело! Рабочие-питерцы называли его просто, как самого близкого человека, – Мироныч.
Вот образ такого человека, руководителя, коммуниста, я попытался нарисовать сперва в романе “Огни в бухте”, посвященном бакинскому периоду жизни и деятельности С.М. Кирова, а потом в ”Грозном годе” – романе астраханском, военном».
Во время работы над произведениями о Кирове, особенно над романом «Грозный год» писатель проявил себя и настойчивым исследователем. Он тщательно изучал архивные материалы, газетные публикации тех лет, просматривал фонды, хранившиеся в музее-квартире Кирова в Ленинграде, внимательно вчитывался в историческую литературу и воспоминания участников революционных событий, гражданской войны и восстановления бакинских нефтепромыслов.
Однако проделанная Холоповым кропотливая исследовательская и чисто творческая работа по художественному воссозданию образа Кирова, стоила ему многочисленных нападок и обвинений за то, что он якобы исказил исторические факты и облик главного героя. Причем жесткие упреки, сыпавшиеся в адрес автора, доходили порой до откровенных курьезов. Так, например, оспаривался сюжет о возвращении Кирова из Баку – дескать, в Москву приехал в другой день и не таким-то поездом. Или неточно указан был день, когда вспыхнул пожар на промысле. Примитивность подобных наскоков не нуждается в пояснениях. Абсолютное же большинство серьезных читателей и критиков были на стороне писателя, отдавая ему дань за талантливые, высокохудожественные и правдивые книги о Кирове и тех конкретных периодах его жизни, которые и были в них описаны.
Веско по этому поводу, в одной из статей, отзовется известный ленинградский литературный критик Раиса Мессер: «История создания романов “Огни в бухте” и “Грозный год” полна тяжких перипетий для их автора отнюдь не литературного характера. Ему пришлось отбиваться от обвинений в искажении истории. Книги о Кирове выстраданы Холоповым, и уже одно это делает их примечательными не только для него самого, но и объективно».
Были, правда уже в «перестроечные» годы, и куда более серьезные обвинения, носившие явный политический подтекст. Речь идет о нападках на роман «Грозный год» со стороны дочери А.Г. Шляпникова, бывшего председателем Реввоенсовета фронта и показанного в романе в негативном плане. О той истории, рассказанной ее инициатором, можно прочесть на просторах Интернета. Есть на нее ссылка и в информационном материале о писателе, размещенном в Википедии, где, в частности говорится, что «историческая экспертиза (по запросу дочери А.Г. Шляпникова) признала не соответствующими действительности факты, изложенные в книге» и «книгу было рекомендовано не переиздавать». Какой была та экспертиза, проводившаяся в конце восьмидесятых годов с санкции высокопоставленных особ, за которыми маячила зловещая тень идеолога катастрофы Яковлева, сказать трудно. Да и не в этом суть, так как у писателя имелось и свое сугубо личное отношение к тем или иным историческим фигурам, и он вправе был его высказывать. Исказил ли он факты – вопрос спорный. Очевидно лишь то, что выдать в свет произведение, полное исторических несоответствий и несуразностей, он не мог и, хотя бы потому, что не был отвлеченным выдумщиком, гонявшимся за сенсациями, как не мог, работая над романами, не заручиться и поддержкой профессионалов-историков, и мнением цензуры, не пропускавшей сомнительные и противоречивые сочинения.
Говоря же о чисто художественных особенностях романов о Кирове, можно коротко констатировать их идейную зрелость, цельность, динамичность развития сюжета, художественную выразительность. Без сомнения, они достойны высокой оценки, и, что самое главное, никуда не делась и их актуальность, тем более в наши дни, когда героев революционной поры и советских руководителей оболгали и обвинили, бог знает в чем.
Довелось Холопову своими глазами увидеть и ужасы войны. «В первый же день Великой Отечественной войны мы с женой ушли на фронт. Я работал в газете “Во славу Родины” Седьмой армии Карельского фронта, жена в армейском госпитале. Участвовал в боях на многих участках фронта. После освобождения Карелии от фашистских захватчиков был переведен в Девятую гвардейскую армию 3-го Украинского фронта. Участвовал в освобождении Венгрии, Австрии, Чехословакии».
К этим строкам из автобиографии следует добавить и то, что Холопов, начиная с декабря 1941 года, совершил ряд поездок в блокадный Ленинград по знаменитой Дороге жизни и в 1944 году, будучи в звании капитана, вступил в ряды Коммунистической партии. Естественно, все пережитое на войне нашло свое отображение и в творчестве писателя.
В январском номере журнала «Звезда» за 1943 год были опубликованы четыре военных рассказа Холопова. Несколько позже они будут изданы в небольшой книге Ленинградским отделением издательства «Художественная литература». Пройдут годы, писатель вновь обратится к военной тематике и напишет очерково-документальную «Венгерскую повесть», а также сборник рассказов-миниатюр «Невыдуманные рассказы о войне».
«Невыдуманные рассказы о войне», потребовавшие от автора тщательной работы над композицией и языком, так как требовали предельной лаконичности в изложении материала, писались на протяжении многих лет. Первые новеллы Холоповым были написаны еще в разгар войны, непосредственно на Карельском фронте, другие – значительно позже. В результате получилось уникальное, тематически многообразное, имевшее успех, творение, состоящее из четырех разделов: «Ленинград в блокаде», «В лесном краю», «Дороги Запада», «Солдаты».
Достоинства небольшой новеллы были оценены не только читателями. В одном из писем писателю выдающийся поэт и общественный деятель Николай Тихонов писал: «Самая форма Ваших рассказов – краткая, резкая временами, носящая характер беглой зарисовки, впечатляет содержательностью, фактичностью, живописностью. Да, не боясь этого слова, могу сказать, что без живописного показа происходящего многое носило бы только вид совершившегося, только доведение до сознания самого факта. Но Вы хорошо изображаете, и поэтому читатель видит, что происходит. <…> Бегло рассказано, всего на одну страничку. Но это живет и убеждает».
Вспоминается новелла «Коммунист», состоящая из пятнадцати строк. Сюжет ее прост. Идет тяжелый бой. В боевое охранение санитары приносят раненого с раздробленной челюстью. Говорить он не может, но при этом «мучительно роется в кармане шинели, пока не достает огрызок карандаша». На протянутой одним из санитаров сложенной «гармошкой» дивизионной газете раненый выводит на полях каракулями: «Я коммунист». Мурашки пробегают по коже, когда осознаешь драматизм происходящего и видишь великую силу советского солдата, готового отдать жизнь за Родину и светлые идеалы. Действительно, перед нами – невыдуманная история. Писатель ничто не приукрасил. Сотни тысяч советских граждан, шедших в бой вместе с бессмертным призывом «Коммунисты, вперед!», независимо от того, были ли они членами ВКП(б), считали себя коммунистами. И погибали они с осознанием этой истины. Так было, и никому эту правду не вытравить из народной памяти.
Добрые отзывы, чему поспособствовало опубликование «Правдой» в марте 1970 года фрагмента повести под названием «Главный мост», имела и «Венгерская повесть». Писатель получил тогда немало писем от участников дунайского освободительного похода, благодаривших его за достоверность и убедительность этого повествования.
В послевоенные годы писатель, побывавший во многих странах и уголках Советского Союза создаст ряд интересных художественно-документальных произведений: «Скандинавский дневник» (о поездках по Норвегии, Дании и Швеции в 1972 году), «Армянский триптих» (три новеллы-миниатюры о древнем талантливом и трудолюбивом армянском народе, которые он посвятит замечательному человеку и художнику слова, лауреату Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Артуру Лундквисту), повести «Достоинство», «Иванов день», «Долгий путь возвращения», «Путешествие в Буркут» (эта путевая повесть была приурочена к 40-летию воссоединения Западной Украины с УССР), рассказы о гуцульском крае и его жителях, воспоминания о писателях-ленинградцах – Всеволоде Рождественском, Михаиле Слонимском, Геннадии Фише, Александре Прокофьеве, Иване Соколове-Микитове и др.
В 1983 году Холопову за книгу рассказов, повестей и воспоминаний «Иванов день», куда вошли и остропсихологические, ставящие серьезные проблемы и рассказывающие, в том числе и о гуманизме советского общества, дающего возможность бывшим западноукраинским пособникам фашистов исправиться и начать новую жизнь (повесть «Долгий путь возвращения») прозаические вещи, была присуждена Государственная премия РСФСР им. М. Горького. За трудовые и боевые достижения, отвагу и мужество, многолетний творческий труд писатель был также награжден орденом Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Красной Звезды и дважды Отечественной войны II степени, орденом «Знак Почета». Был он отмечен ведомственными и зарубежными наградами, удостоен звания «Заслуженный деятель культуры Польской Народной Республики».
Георгию Холопову не суждено было познать все «прелести» капиталистической России. Хотя, пускай обзорно, он и был знаком с ними по заграничным командировкам. В вечность он ушел советским человеком и писателем, патриотом и коммунистом. Сегодня же, при том, что книги, написанные им, сохранились и их свободно можно найти в библиотечных фондах, имя его практически забыто. Мне же хочется верить в то, что забывчивость обязательно пройдет и современники вновь обратят свой взор к творческому наследию писателя, как, впрочем, и многих других его коллег, оказавшихся под пятой беспамятства.
Руслан СЕМЯШКИН, г. Симферополь
