«Душой живу больше в Охотине…»
«До чего хорошо в деревне! Конец мая, и уж летняя жара. Сад и всё кругом в свежей зелени. За рекой, в Фёклином бору, кукует кукушка. Приятели мои, приехавшие погостить, ушли купаться. Внизу, за моим садом, речка Нерль; там тихо на бережку, на зелёной траве, где ольховые деревья, прозрачная вода. В ней отражается и лес, и небо, жёлтые купавки точно горят на реке. Как пахнет травой, водой, летом!.. Сижу я на ступеньках крыльца моего деревенского дома и мою в банке запачканные в красках кисти для живописи. За загородкой малиновый сад, пышно-зелёный. Звонко и весело щебечут малиновки. Затихает душа…»
Художник Константин Коровин, написавший эти строки, всегда был великолепным рассказчиком. Но лишь на склоне лет, уже будучи в эмиграции, впервые взялся за писательское перо: «Был я болен, живописью заниматься не мог, лежал в постели. И стал писать пером — рассказы. Закрывая глаза, я видел Россию, её дивную природу, людей русских, любимых мною друзей, чудаков, добрых и так себе — со всячинкой… И они ожили в моём воображении, и мне захотелось рассказать о них».
Пожалуй, чаще всего в его памяти всплывала любимая деревенька Охотино в ярославской глуши, где он ещё в 1897 году купил у своего друга и покровителя Саввы Мамонтова кусок земли и построил там из звонких сосновых брёвен дачу с просторной террасой, потом много лет служившей ему творческой мастерской. Тоской по утерянному раю земному звучат эти вырвавшиеся из-под пера художника строки: «Конечно, хотя я пишу и Париж, пишу красками и нахожусь в Париже, но душой живу больше в Охотине, и вижу, как теперь опали листья сада, пахнет сыростью, землёй и осенними листьями, а в бочку кладут рубленую капусту и засаливают грузди, и будто я ем рыжики в сметане. У сарая нахохлились от дождя куры. Дорога грязная, и в воздухе слышен запах дыма от овина и стучат цепы — молотят рожь».
А вот ещё: «Река Нерля была маленькая, как ручей, она шла по лугу близ дома моего, извиваясь в камышах и кустах, переходя в большие плёсы, которые лежали по низу луга, у самого леса. Какая красота была в этих бережках и в этих светлых струях вод кристальной речки... Плескались золотые язи. Зелёные стрекозы летали над камышом. Ласточки со свистом носились над рекой и острыми крылышками задевали воду. Каким разнообразным пением птиц, какими звуками был полон красивый бор. Цветами был покрыт луг, и мне казалось, что это рай».
Ощущение счастья в Охотине настолько переполняло художника, что никак нельзя было не поделиться им со всеми друзьями, а ведь их у Константина Алексеевича было великое множество. В разное время в гостях у Коровина побывали художники Исаак Левитан, Сергей Виноградов, Михаил Врубель, Валентин Серов, композитор Сергей Рахманинов, писатели Александр Куприн, Николай Телешов, Дмитрий Мамин-Сибиряк и даже сам Максим Горький. А знаменитый бас Фёдор Шаляпин настолько проникся охотинскими красотами, что обзавёлся собственной дачей по соседству, на противоположном берегу Нерли.
«В моём доме, в лесу, у самой речки, пахло сосной, — не уставал вспоминать заветное Константин Коровин. — В большой комнате — мастерской — шипел самовар... Деревенские лепёшки, ватрушки, пирожки... А в окна были видны горящие на солнце сосны, проталины и лужи у сарая. Куры кудахтали — весна, весна... Это лето Шаляпин и Серов проводили со мной в деревне близ станции Итларь. Я построился в лесу, поблизости от речки Нерли. У меня был чудесный новый дом из соснового леса».
Кто хоть раз оказался под гостеприимным кровом Коровина, не могли забыть эти чудесные мгновения никогда. Особенно, если художник попросит попозировать ему для новой картины. «Две женские фигуры — я и сестра, одетые в платья «ампир», — делилась впечатлениями дочь великого певца Ирина Фёдоровна Шаляпина, — за стёклами террасы чудная синяя коровинская ночь. Константин Алексеевич пишет при свете фонаря «летучая мышь» и всё хвалит платья. «Вот, девочки, как одеваться надо, а то короткие юбчонки и шляпки на глаза». И дальше начинался фантастический рассказ. Мы, как зачарованные, слушали и позировали, а Константин Алексеевич рассказывает и пишет, но так энергично кладёт мазки, что мольберт взрагивает».
«А бывало так, — вспоминала актриса Надежда Комаровская, — сидим большой компанией летом на террасе дачи вокруг стола, горит под жёлтым абажуром лампа, у кого-то в руках гитара, кто-то поёт, Коровин в стороне пишет».
В конце 1890-х годов, по словам художницы Е.Д. Поленовой, Коровин стал серьёзно задумываться над тем, как сделать так, «чтобы выходила не живопись, а музыка». Чувственная, поистине эпикурейская натура художника настойчиво требовала достойного выхода, передачи соответствующего настроения в его работах. Вот как он сам описывал счастливые мгновения творчества: «Ярко горит хворост в камине. Огонь веселит освещённые стены моей деревенской мастерской. И как красиво блестят золотые с синим фарфоровые вазы, стоящие на окне, за которыми видны тёмные силуэты высоких елей. Всё кругом одна симфония весенней ночи: вазы на посинелом стекле, тёмные ели, фигура молодой чужой женщины — всё сливается в одно: ночь. И краски, которые я кладу на холст, звучат в разнообразии, и сущность живёт в моём очаровании от окружающего молчания ночи».
В нескольких вёрстах от коровинской дачи, на берегу речки Нерли, в уединённом и очень красивом месте «среди спелой жёлтой ржи с синими васильками», как писал впоследствии художник, стояла старая водяная мельница, почему-то звавшаяся Новенькой. Очень любил Коровин туда ездить со своими гостями на рыбную ловлю. «На Новенькую мельницу мы взяли с собой походную палатку, закуски, краски, холсты. Всё это в отдельной телеге. А сами ехали в долгуше, и с нами приятель мой рыболов и слуга Василий Княжев, человек замечательный. Проезжали мимо погоста, заросшего берёзами, где на деревянной церкви синели купола и где Шаляпин в овощной лавке накупил баранок, маковых лепёшек, мятных пряников, орехов. Набил орехами карманы поддёвки и всю дорогу с Серовым их грыз. Новенькая мельница стояла у большого леса. По песчаному огромному бугру мы спустились к ней. Весело шумели, блистая брызгами воды, колёса... Мы сидели с Серовым и писали вечер и мельницу красками на холсте. А Никон Осипович с Шаляпиным сидели за столом у палатки, пили водку и пели «Лучинушку»...
Кстати, именно благодаря жизни в Охотине в творчестве Коровина отчётливо зазвучала тема деревенского пейзажа, впервые обозначенная ещё в его картине «Зимой» 1894 года. «И вздумал я написать с крыльца дома зимний пейзаж. Взял мольберт, холст, краски и начал писать. Большие берёзы кладут синие тени по снежной крыше сарая, брёвна стен освещены солнцем. Розвальни около ворот, кусок зеленоватого сена, дедушка, рваный, в линялой шапке, белая бородка и красный вязаный шарф. А вдали леса, леса. Такая красота».
Да, было что художнику вспомнить. И лишь об одном сожалел он, готовясь оставить навсегда этот великолепный мир, — «что не придётся мне лежать там, в земле родной, рядом с лучшим другом моим, Фебом (так звали любимую охотничью собаку Константина Алексеевича. — Н.М.), там, в саду моём, где жила иволга...».
...Поистине, у дачи Константина Коровина оказалась счастливая судьба. Если от шаляпинского дома в соседней деревне Ратухино не осталось ровным счётом ничего, то творческая обитель художника уцелела. Может, благодаря тому, что долгие годы здесь располагалась деревенская школа. Её бывший ученик Владимир Селивёрстов теперь хранитель и экскурсовод музея Константина Коровина.
Конечно, вещей, помнящих художника, в музее нет. Но есть те самые стены, которых касались руки Константина Алексеевича, те самые половицы, которые, как и тогда, поскрипывают в такт шагам. Есть репродукции многих живописных работ Коровина. И есть замечательный документальный фильм режиссёра Андрея Никишина «То было давно... Там... в Охотине», который покажут каждому, кто заглянет сюда «на огонёк».
Николай МУСИЕНКО, Переславский район, Ярославская область
Источник: «Правда»
