Ю. Польский. Проход к Пушкину закрыт!
С 1972 года я знаю и люблю Пушкинские Горы, усадьбы Михайловское, Тригорское и Петровское, освещенные солнцем русской поэзии – Александром Сергеевичем Пушкиным. Пушкина, проведя в собственном сознании операцию его дегероизации – необходимое действие после школьного славословия, поняв с годами просто как человека, я самостоятельно, теперь уже навсегда, зачислил в гении.
Этому во многом способствовали десятки поездок в Святые Горы, в псковскую глубинку, где жил и творил опальный поэт и где, в конце концов, упокоилась его душа. Там я стал свидетелем этапов восстановления родовой усадьбы Пушкиных и ее окрестностей, встраивания ее в нынешнюю окружающую среду. Везде чувствовал, и это продолжается до сих пор, руку и сердце подвижника-пушкиниста Гейченко, хранителя, исследователя и творца, автора книги «У Лукоморья», в которой он рассказал о создании заповедника и одновременно приблизил Пушкина к современному читателю, показав поэта молодым человеком с понятными каждому обычными житейскими устремлениями.
Камень, дерево, к которым прикасался Пушкин, тропинка, по которой ходил в гости к соседним барышням-дворянкам, и та, которая вела к девушке-простолюдинке, жернов меленки, часовенка – все это и многое-многое другое Гейченко сохранил, возродил, донес до нас и сумел представить так, что начинаешь буквально слышать шаги Поэта, ощущать его присутствие в Михайловском – в барском ли доме, избушке ли няни, на ступенях лестницы, сбегающей к озеру Кучане, возле баньки в Тригорском, у пруда за домом Ганнибала в Петровском...
Семен Степанович Гейченко, с которым довелось два раза общаться, хоть и коротко, но лично, был и остается в моем представлении как непревзойденный музеефикатор и популяризатор творений Пушкина. Участник Великой Отечественной войны, ее инвалид, лишившийся одной руки, другой он железной хваткой держал огромное хозяйство историко-литературного и природно-ландшафтного заповедника в безупречном состоянии.
После ухода Семена Степановича из жизни многое здесь сначала неуловимо, а потом все тревожнее стало меняться в худшую сторону. Да, новое руководство прилагало старания и продолжает это делать, чтобы поддержать прежние завоевания: перестилались тесовые и камышовые кровли построек, сейчас идет ремонт, например, льняного амбара в Михайловском. Но в очень трогательных мелочах, в которых и состоит очарование, приближение к потомкам наследия Пушкина и Гейченко теперь заповедник проигрывает.
Долгие годы дух присутствия живого Пушкина навевали летом полевые цветы, яблоки, разложенные в вазах, а то и просто на льняных салфетках на столах, подоконниках. Осенью им на смену приходили букетики из желтых и огненно-красных опавших листьев, гроздья рябины… В 2015 году впервые кольнуло повсеместное отсутствие этих трогательных примет жилых, а не просто музейных усадебных комнат. На смену естественным пришли бутафорские фрукты, сухие цветы. Сотрудники и экскурсоводы пояснили: таково распоряжение нового директора заповедника Г.Н. Василевича, дескать, свежие яблоки ухудшают состояние экспонатов, микроклимат помещений, что ведет к их порче…
Кто же из экскурсантов, плененных здешними воздушными просторами, воспетыми в стихах Пушкина, не спускался от главного усадебного дома в Михайловском к луговине перед голубой Соротью и озером Кучане?! По крутому склону сюда вела широкая деревянная лестница со смотровой площадкой посередине. Теперь этот спуск отсутствует: лестница подгнила и продолжает в течение лет портиться без ремонта. Силы и средства у администрации заповедника нашлись лишь на перекрывающий проход барьер, к которому прикреплена принтерная табличка – «Проход закрыт»…
Несколько лет назад сердце обрадовала новоявленная аллейка молодых березок, высаженных в направлении открытой эстрады на праздничной поляне, где ежегодно собираются тысячи почитателей Пушкина в день его рождения. Возле каждого деревца той аллейки стояла табличка с указанием имени сотрудника заповедника, внесшего особый вклад в его создание и развитие, или имя исследователя-литературоведа, открывшего нам неизвестную страницу жизни и творчества Александра Сергеевича. Это было живое воплощение памяти о замечательных людях. Было, потому что теперь и следа не осталось от тех березок и табличек. Почему? Больших средств на уход за аллейкой не требовалось, деревца уже хорошо прижились и стали украшением пейзажа окраины Михайловского.
Кстати. Под впечатлением той аллейки под Ямбургом-Кингисеппом в Ленинградской области, где энтузиастами ведутся восстановительные работы на усадьбе родственников Пушкина по немецкой линии, появился сквер пушкинистов с именными деревьями. Высажены липы в честь петербургских ученых Н.К. Телетовой и В.П. Старка, бывавших здесь неоднократно с исследованиями и на Пушкинских чтениях, ставших традиционными с начала нынешнего века. В 80-х годах века прошлого Наталья Константиновна сделала открытие: в 1827 году здесь в течение недели гостил великий поэт, он попросил своих родственников Роткирхов сделать перевод с немецкого хранившейся у них биографии Абрама Ганнибала, что послужило началом работы Пушкина над романом «Арап Петра Великого». Рядом растут липы в честь местных исследователей творчества Пушкина, деятельности окружавших его когда-то на ямбургской земле людей, оставивших след в истории России… Почин подхвачен, а зачинатели у себя его корни уничтожили…
И это не все утраты Михайловского. Еще в ряде мест проход к достопримечательностям закрыт. Например, загорожен горбатый мостик через пруд по дорожке к гроту, восстановленному еще Гейченко. Вода в этом и соседнем пруду давно зацвела, но никто теперь не чистит ее от ряски, как всегда было. Тревожно зарастает и большой живописный пруд возле дома, где когда-то жил Семен Степанович. Не видно следов ухода за озером Маленец, все больше сужается его зеркало, а прежде против заболачивания рабочие из лодок применяли косы и грабли…
То же наблюдается и на водоемах Тригорского. И на этой усадьбе то и дело встречаются барьеры с надписями «Проход закрыт». Так помечен и шикарный некогда спуск от знаменитой баньки к Сороти. Причина тривиальная: много расшатавшихся, подгнивших ступенек. Да что там – на широкой лестнице центрального входа в дом Осиповых-Вульф скрипят, качаются ступени, по которым от кассы ежедневно поднимаются толпы посетителей.
Особую тревогу вызывает состояние летописного городища Воронич, вошедшего в историю как место героических сражений псковичей с войсками литовцев и поляков. Объект культурного наследия России федерального значения, городище Воронич – это и родовое кладбище хозяев соседнего Тригорского, ставших прообразами героев «Евгения Онегина». А на первоначальном заглавии к трагедии «Борис Годунов» Пушкин оставил такую пометку: «Писано <…> на городище Воронич».
Не зараставшая тропа вела сюда экскурсантов, почитателей российской истории и литературы, по крайней мере, столько лет, сколько автор этих строк знаком с Пушкиногорьем. В течение тридцати последних люди несли цветы, чтобы поклониться праху Семена Степановича Гейченко и его супруги и неизменной помощницы по всем заповедным делам Любови Джалаловны, которые упокоены на вершине холма городища. Неподалеку от этих захоронений и могила знаменитого искусствоведа и реставратора множества памятников национального достояния России Саввы Васильевича Ямщикова. Поклониться памяти этих наших недавних современников шли на Воронич благодарные жители Псковщины и всей страны.
Шли... А теперь перед ними встает заслон все с той же табличкой «Проход закрыт». И даже с добавкой, мол, опасно для жизни. Все дело в осыпи крутого склона, обезобразившей его. Нет, произошла она не внезапно. В течение, по крайней мере, трех десятков лет природа намекала, что к тому идет, и угрозу было невозможно не заметить. Эх, если бы уже тогда руководство заповедника, а с ним и власти Псковской области позаботились об укреплении исторического объекта федерального значения!
При нем, на самой макушке городища, стоит модульная сторожка с антеннами радиотелефона. Что стережет здесь охранник? Вероятно, изредка фиксирует в вахтовом журнале новые разрушения и докладывает о них по эфиру какому-то начальству, а то – своему. Толку от этой цепочки – ноль. Совсем рядом отсюда – старинная каменная ограда городища, крытая тесом, который местами сильно прогнил и даже вовсе утрачен. Этот парень в униформе убрал хотя бы обломки дерева, рухнувшего между могилами Гейченко и церковью Святого Георгия, но нет, не положено, это уже ответственность прихода. Кстати, службы в храме давно не ведутся по причине той же осыпи: не добраться сюда ни прихожанам, ни священнику. Мы сумели обойти препятствие, на что вышедший навстречу охранник вяло попенял и выслушал наши возмущения. Он давно к ним привык, ведь немало приезжих почитателей Пушкина и Гейченко ежедневно сюда прорываются и не скрывают своего недовольства…
Только негативные эмоции вызывает и подъем из оврага на высокое плато к Тригорскому. Некогда прочная лестница с перилами, ведущая туда, имеет гнилостные повреждения и перегорожена жердью, к которой приторочена все та же табличка «Проход закрыт». Большим специалистом-строителем быть не надо, чтобы определить: ремонт требуется несложный, пары плотников и двух дней работы хватит, чтобы привести лестницу в порядок.
– Где же взять двух плотников? У нас и одного-то нет, – сетуют несколько служителей Тригорского, собравшиеся в сенцах усадебного дома в ожидании очередной группы экскурсантов.
Чувствуется: это у них наболевшее, как и тема отсутствия прежнего неукоснительного ухода за прудами живописнейшего парка. Им, нанятым дирекцией заповедника и зависимым от нее, остается только роптать между собой, ведь и мечтать не приходится о встречах с руководством, где можно было бы задать животрепещущие вопросы. Василевича его подчиненные только и видят, что на экране телевизора, когда он дает благостные интервью на центральных каналах...
Однажды, еще при С.С. Гейченко, довелось пробираться михайловской тропой после буреломного урагана, из тех, что проносятся над Псковщиной довольно часто. Бед стихия принесла много, в очередной раз заповедные кущи были серьезно прорежены, пали реликтовые сосны и ели, преградив дорогу к усадьбе. Но сомневаться в том, что расчистка затянется, не приходилось: тут и там звенели зубья двуручных пил, тарахтели моторы бензиновых, натужно ревели тягачи. Это поднятые Гейченко шефы-солдаты, способное помочь местное население взялись за устранение последствий беды. Та картина не идет из памяти и резко контрастирует с нынешней, когда выходишь на смотровую площадку высокого тригорского берега. Потрясающий вид на излучину Сороти здесь закрывают упавшие от старости необхватные деревья, причем погибшие не только в этом году, но так до сих пор и не убранные…
При Гейченко ряски на прудах было ровно столько, сколько необходимо для создания антуража неспешности, уединенности усадебной жизни. На поддержание огромного хозяйства заповедника в достойном состоянии при Семене Степановиче находились и многочисленные рабочие, и средства на их материальное обеспечение. Нынешнее руководство, к сожалению, не видит или не хочет видеть (?) накопившихся организационных прорех. Конечно, легче накупить принтеров и печатать на них таблички, запрещающие проход к святыням. Но этими фиговыми листочками не прикрыть увядание интереса дирекции к насущным проблемам Пушкиногорья. И уж тем более не остановить осыпь легендарного вороничского холма, который просто вопиет о срочном создании проекта по его укреплению и немедленном осуществлении этого проекта.
Большую тревогу вызывает состояние северной части площадки перед Успенским собором Святогорского монастыря. Да, она в давнем бетоне, но вся, по наблюдениям старожилов, козырьком оползает к дороге, так что страшно становится за толпы паломников к могиле Пушкина и за судьбу самого храма. Между прочим, его сейчас одевают в строительные леса для ремонта, но, по-хорошему, эту работу следовало бы выполнить во вторую очередь, а первоочередная задача – укрепление самого холма! Возможно, кто-то скажет, что это – прежде всего забота епархии, а не Пушкиногорской администрации, губернских властей, в конце концов – государства. Может быть… Но в свое время над этими инстанциями витал гений Гейченко, способного увязать интересы всех ради сохранения памяти о Пушкине. Он бы сейчас, вероятно, заострил вопрос так: угроза нависла над единственным сооружением, которое знало самого поэта, ведь все остальные уничтожила война, и их пришлось возрождать из пепла.
Особое внимание Пушкинскому заповеднику и его окрестностям должно уделять Министерство культуры России, для которого сохранение национального культурного достояния – главная задача. Но ни прежний министр Владимир Мединский, ни нынешний – Ольга Любимова на такую высоту не поднялись. По утверждениям старых экскурсоводов, первый, по случаю оказавшись в Пушкинских Горах, даже не счел нужным побывать на могиле великого поэта. Вторая «не заметила» того факта, что подход к месту упокоения Пушкина у алтарной стены Успенского собора загородили… торговые лавочки. Да, это – монастырская принадлежность, но, думается, при Гейченко они бы не появились.
Умел Семен Степанович находить общий язык со священнослужителями, на что не способны ни директор заповедника Василевич, ни высшие культурные деятели…
Юрий ПОЛЬСКИЙ, член Союза писателей России, Кингисепп – Пушкинские Горы
