Ю. Белогорохов. Пересборка системы образования и воспитания

В начале разговора о проблемах системы образования можно наглядно показать ментальную угрозу перехвата управления в воспитании, где педагогические кадры оказываются на вторых ролях. И пока мы не разберёмся с этим направлением атаки, нам нечего даже трогать педагогов. Кроме, разве что, вопиющих случаев подготовки молодёжных диверсионных групп как для «протестов», так и для классической диверсионной деятельности. Впрочем, эти два вида действий тесно между собой связаны, но в эти дебри пока лезть не будем.

Итак, воспитание традиционно строилось на единстве школы, семьи и улицы.

СЕМЬЯ

В семье закладывался формат поведения дома, взаимоотношения старших и младших, распределение обязанностей между домочадцами, и другие аспекты. Всё это, в конечном итоге, нужно для продления рода. То есть рождения и воспитания подрастающего поколения, которое в наших терминах обозначено трансляцией Логосов: базового (биологического) и деривативного (культурного) на семейном уровне общности.

Против семьи ментальная война ведётся уже более пятидесяти лет. Планомерно, постепенно и последовательно разрушается её главная функция с помощью трансляции деструктивных идей, мемов, интерпретаций и некоей аксиоматики. Эти боеприпасы ментальной войны действуют методами негативных интерпретаций. «Спиногрызы», «маточный паразит», «овуляшки», «я же мать», «нищету плодить» и другие. Смакование внутрисемейных конфликтов привело к навязыванию сторонниками закона о семейно-бытовом насилии мнения, что семья – место, где ребёнок и его мать находятся в наибольшей опасности.

Особо следует отметить сложившееся в последние десятилетия мнение о том, что максимальное количество детей должно равняться трём и большую нагрузку мать (казалось бы, а где отец?) не выдержит. В то же время семьи, в которых четверо и более детей многократно заявляли о том, что с четвёртым ребёнком нагрузка снижается, поскольку старшие дети начинают оказывать ощутимую помощь родителям. Конечно, в городской среде такая помощь не так ощутимо чувствуется, как в сельской, где у семьи есть приусадебное хозяйство, огород, домашние птица и скот. Впрочем, формат проживания в большом городе сейчас всё больше доказывает свою несостоятельность. Выражения «у ребёнка должно быть детство» и закон о правах ребёнка также расковыривают семейный формат в аналогичном ключе.

Смена ролей отца и матери, которая связана с переносом маржинальности с производства в торговлю, вместе с ощущением безопасности также конфликтует с традиционными представлениями об отце, как добытчике и защитнике. Словом, семейные традиции разрушались на протяжении последних пятидесяти лет и сейчас держатся на волоске материнского инстинкта, против которого направлена вся мощь пропагандистской машины глобалистов и мальтузианцев.

Но, самое главное, традиционные семейные отношения на физиологическом уровне формировались в условиях общинного уклада, пусть даже и со своей особой спецификой у кочевых и оседлых этносов. А этот уклад разрушен индустриальным производственным укладом, который по человеческой глупости сумел доползти до начала ХХI века, не смотря на то, что в ходе научно-технической и цифровой технологических революций производительность труда выросла на два порядка. Уже не труд, а спекулятивное ценообразование энергии и сырья стало определять стоимость изделия, которым один завод, подчас, может обеспечивать весь мир. Транспортировка этого изделия составляет ещё одну часть стоимости, но транспортировка – это тоже энергия. Ничем другим, кроме религиозного чувства адептов «святого рынка», нельзя объяснить тот факт, что только сейчас мы увидели несостоятельность капитализма и, наконец, заговорили об этом. Впрочем, мы отошли от темы.

ШКОЛА

С физиологической точки зрения у нейроэндокринной системы ребёнка в школе появляются дополнительные тренеры, цель которых развивать кровоснабжение различных его участков. Тех участков, которые в семейном кругу могут оставаться незадействованными в силу особенностей образа жизни родителей, но могут понадобиться во взрослой жизни, как самому воспитаннику, так и обществу, в котором он будет жить. Прототипом общества, в частности, служит учебный класс.

Упражнениями для такого рода тренировок чаще всего служат практические задачи, взятые из человеческой жизни. Но при выборе упражнений не следует забывать, что тонкую настройку нейрофизиологии жителей нашей страны можно считать неизменной с момента отмены крепостного права. Поэтому в школе в процессе воспитания не стоит увлекаться современными бытовыми практиками. В частности, использованием средств электронной телекоммуникации и цифровой техникой.

Бытует мнение, что в школе должно быть представление о том, к чему готовить детей. Но это было бы излишним упрощением задачи. Ситуация может внезапно измениться, и воспитанники могут оказаться неподготовленными. Поэтому, общую ситуацию, а также прогнозы её изменения, в школе, конечно, должны держать в уме, но понимать, что есть некоторая непредсказуемость. В то же время, и ситуация, когда в океане непредсказуемости есть неявные островки временной определённости, тоже совершенно недопустима. Мы, как члены общества, должны не учиться жить в условиях фундаментальной неопределённости, а творчески управлять определённостью.

Теперь давайте посмотрим на то, как изменяется подход к функции школы в случае, если её задача сводится к умению выпускников правильно выбирать ответ на стандартные задачи. Сами задачи тренировки организма и, в особенности, мозга воспитанника такой критерий эффективности обучения неявно отменяет. Человек роботизируется. Естественно, это не намёк на то, что, тупо, «ЕГЭ – зло», поскольку и на вертолёте можно написать «танк». Речь идёт о единстве средства, метода и цели, которое такой подход нарушает.

Повторю, подход, а не его практическая реализация. И в то же время, когда везде говорится о том, что новому экономическому укладу нужен человек нестандартно мыслящий и «креативный», то есть, творческий. Где логика? Может быть, на самом деле, дело идёт к раннему разделению на «креативных» людей и «людей-роботов»? Причём креативными эти люди должны становиться не благодаря, а вопреки образованию, как в повести американского писателя русского происхождения Азимова под названием «Профессия»? Но становятся они такими по совокупности предрасположенности и счастливого случая. Модного сейчас обсуждения детских психологических травм, которые зачастую и служат глубинными мотиваторами, теми самыми счастливыми случаями, которые выдаются за несчастные, мы сейчас касаться не будем.

УЛИЦА

Не школа и не семья служат для воспитанника настоящим испытательным полигоном самостоятельных действий в будущей взрослой жизни, а «улица» (дальше будем без кавычек). В школе и в семье есть начальство, наставники, установленный формат поведения и взаимоотношений, а на улице ты такой, какой есть. То есть, конечно, такой, каким воспитали в семье, в школе, в кружках и на тренировках, но, ведь, и не только.

Сжимать и контролировать улицу по понятным причинам нельзя, но, тем же родителям, иногда очень хочется, если ребёнок в семье всего один единственный и с него сдувают пылинки. А на улице вместо диких зверей и разбойников снуют автомобили и прохаживаются наркоманы, хулиганы и криминальные кадровики. Опасности остаются, как ни крути. И мамам хочется не вынимать своё единственное чадо из колыбельки. Этот аспект материнского инстинкта, кстати, широко применяется в криминальной песенной культуре, отражающей образ жизни в местах отбывания наказаний.

И тут «на помощь» приходит суррогат школы, семьи и улицы.

КОНТЕНТ (БИОЛОГИЧЕСКАЯ АНАЛОГИЯ)

А книги – это тоже контент? Или музыка на эстраде, или в концертном зале? Или периодическая печать? Или театр? Имеет ли решающее значение способ доставки информации в разговоре о том, что считать, а что не считать контентом? По всей видимости, слово «контент» придумано именно в качестве некоего обобщения информации, предназначенного для личного восприятия, вне зависимости от уровня и направленности этой информации. Это слово получило широкое применение с развитием электронных телекоммуникаций, когда доля бесконтрольной информации значительно превысила долю информации, прошедшей через фильтр традиционного отбора. Если задаться целью дать определение понятие контента, то, пожалуй, самым кратким будет следующее. Контент – это оружие ментальной войны.

По методике воздействия контент больше всего похож на биологическое оружие. В обоих случаях мы впускаем в собственный организм некую дополнительную жизнь. А жизнь представляет собой информацию, способную превращать среду в носитель собственной трансляции. И здесь нет принципиального отличия, переносится эта информация на полимерных нуклеиновых и рибонуклеиновых кислотах, или в текстах и числах. Логос, помещённый в Хаос, создаёт Космос, который служит носителем и транслятором Логоса. Естественно, при таком подходе убеждённость в том, что рукотворный Логос тех же ЭВМ никогда не достигнет человеческого уровня – это даже не вера, а способ защиты психики, которая не хочет думать о неотвратимой опасности. Но вернёмся, собственно, к контенту.

Через жёсткие барьеры иммунной системы советского общества чужеродному контенту сначала находились лазейки в самиздате. Затем понемногу обрывки вирусного кода встраивались в эстраду и кинематограф, а в годы перестройки страна и вовсе заболела аутоиммунным заболеванием, когда государственная цензура начала уничтожать собственные «кожные покровы», «соединительные ткани» и «скелет». Но государственная политика, тем не менее, была способна прекратить это положение дел до тех пор, пока контент не стал поступать через очень слабо контролируемые цифровые телекоммуникационные каналы.

Дальше – больше. Ментальные армии создали огромное количество деструктивных образцов для подражания. Кроме того, они заполнили готовыми ответами на всё случаи жизни все каналы передачи информации. Ведь критическое мышление развивается под действием осознанных угроз как поиск способов борьбы с ними. Для этого в рамках поискового инстинкта предусмотрены гормональные бонусы. Но при наличии готовых ответов поисковый инстинкт не тренируется и человек не развивает способы защиты от опасности. С помощью многоуровнего и хорошо продуманного контента идёт воздействие и на самих воспитанников, и на родителей, и на педагогов.

По сектору улицы паталогический контент работает в направлении обессмысливания окружающего мира, расхолаживания, релакса, отрицания и маскировки внешней угрозы. Недовольство же, наоборот – культивируется и направляется в заранее определённое русло, с целью направить против общественных институтов, как раз и обеспечивающих безопасность страны. Для энергичной и интеллектуально развитой молодёжи предлагаются способы криминальной и протестной реализации.

По сектору школы атака идёт в направлении педагогического сообщества, в котором корпоративная круговая порука превалирует над идеей учительского служения. Сложно даже назвать какой-то аспект школьной жизни, который бы не был исковеркан не только деструктивными административными действиями, но и внедрёнными в сознание детей и педагогов деструктивными идеями.

Аналогичная ситуация складывается и в семье. Уже не кажется парадоксом тот факт, что правильное воспитание остаётся только в семьях, членов которых в советское время посчитали бы религиозными фанатиками. Впрочем, возможность воспитывать детей в традиционном ключе зачастую притягивает семьи в религиозные организации, подконтрольные вражеским спецслужбам, поскольку критика в их адрес уступает критике в адрес традиционных конфессий.

Таким образом, результатом поражения в ментальной войне может оказаться полный переход воспитания под внешний контроль.

Возникает вопрос. Возможно ли в принципе пресечь доступ к деструктивному контенту в процессе воспитания? Лобовая атака, запреты или откровенно замещающий контент могут не возыметь должного действия. Дело в том, что мы не устраняем естественно и случайно возникшую поломку системы образования, а воюем с хорошо подготовленной, боеспособной и вооружённой по последнему слову науки и техники гибридной разведывательно-диверсионной организацией, или даже армией – ментальным НАТО, которое долгие годы планомерно разрушала систему образования, не получая должного отпора.

СОВРЕМЕННЫЙ ВЗРОСЛЫЙ КРУГ

Очевидно, что воспитание и образование должны подготовить молодого человека к взрослой жизни. А как она выглядит? Попробуем изобразить как бы за «кругом детства и юношества» из четырёх цветных секторов (семьи, школы, улицы и контента) некий «взрослый круг» с его структурой. В рамках рыночного тоталитаризма, существующего на жёсткой религиозно-идеологической основе рыночного катехизиса, в этом круге у нас находится серая зона неопределённости – рынок труда, а также рудиментарная и искусственно подавляемая родительская функция.

Люди, склонные к жизни в зоне неопределённости наблюдались и в эпоху Советского Союза, и в дореволюционную. Но, во-первых, их было очень мало в процентном отношении, а во-вторых, они, за редким исключением религиозных отшельников, были порицаемы общественной моралью. Такого рода образ жизни считался патологическим, а для всех остальных существовали вполне понятные форматы, в которые люди встраивались на определённых ролях, соответствующих предрасположенности и рядом других факторов. Одним из этих факторов, конечно, были наследственные привилегии, которые не всегда соответствовали способностям наследников. Но общество, большая часть которого находится в этой серой зоне неопределённости, атомизации и незащищённости – это уже какая-то системная патология, из которой следует выбираться как можно скорее.

Да, в этом состоянии, контент приобретает свойство самого настоящего «опиума для народа» и в смысле дурмана, и в смысле обезболивающего, и, пожалуй, что замещает собой религию. Это последнее суждение следует уточнить. Религиозная традиция на момент её слома первой индустриализацией соответствовала общинному укладу. Сейчас различного рода религиозные медийные проекты представляют собой точно такой же контент, как и все остальные. Единственное, чем они ещё пока отличаются, так это тем, что потребитель такого контента может реально прийти в храм и воцерковиться. Но в отсутствие общины, содержащей храм, это всё равно будет химерным гибридом сетевой идентичности и квазиобщинной совместной деятельности, сводящейся, как правило, к времяпрепровождению. Есть, конечно, исключения, но они лишь подтверждают правило.

Немудрено, что при такой структуре взрослой жизни выпускник ВУЗа, или колледжа не сильно туда рвётся. Пожалуй, вне этого, поистине порочного круга остаются армия, церковь и отдельные специальности профильных ВУЗов, а также учебные заведения, принадлежащие предприятиям, но этого недостаточно.

ПЕРЕСБОРКА ВЗРОСЛОГО КРУГА

Взрослый круг доложен обрести конкретику и открыть меню возможностей. В предыдущих статьях были разобраны четыре вида актуальных угроз: ракетно-ядерная, биохимическая, ментальная и антропологическая. Для того, чтобы с ними справиться, можно определённым образом выстроить три Логоса, в разной мере конфликтующие с рыночным тоталитаризмом. Это Логосы семьи, государства и требующей воссоздания общины с ясным набором функций и понятным регламентом взаимодействий.

Чтобы было понятно хотя бы людям, которым сейчас за пятьдесят, община, о которой здесь говорится – это некий гибрид колхоза и наукограда, а не историческая реконструкция сельскохозяйственной общины XIX века. Воссоздание общин на новом технологическом уровне в виде микроавтаркий под патронатом государства – вот цель пересборки, достижение которой будет способно уравновесить и гармонизировать взаимодействие семьи и государства. Это и позволит вместо серой зоны неопределённости получить понятные форматы взрослой жизни.

Но об одном тоже общинном формате нужно упомянуть особо. Это монастыри. У них отдельные функции. Прежде всего – углублённая работа над культурным геномом. Но, кроме того, монастырь может быть создан и под иные интеллектуальные задачи. Здесь социальное творчество по созданию локальных сообществ повышенной накалённости и усиленной дисциплины не знает границ. Рыцарские ордена в виде ЧВК, гастрольные музыкальные, театральные и кинематографические труппы, конструкторские бюро, лагеря подготовки десанта в труднодоступные области планеты и космоса, литературные коллективы. Они могут быть объединены в конгрегации под эгидой различных государственных институтов. Но главное, чтобы и они находились в области определённости для подрастающего поколения.

ПОДСТРОЙКА ДЕТСКОГО КРУГА

Современная структура детского круга с довлеющим внешним контентом соответствует современной же неопределённости взрослого круга. Такой тандем создан Логосом рынка, и ведёт он к миру глобальных корпораций (одна из которых, впрочем, совпадает со страной – КНР). Этот мир, в свою очередь, уже сейчас выдавливает человека на задворки бытия, поскольку в человеке рынку нужен только его производственно-распределительно-покупательский аспект. Само воспроизводство человека: рождение, воспитание и дальнейшее становление, рынок выносит за скобки и в итоге может сбросить как ненужный балласт.

Альтернативный рыночному тоталитаризму формат, описанный выше, требует подстройки детского круга, в котором контент будет контролироваться взрослыми. Но в современном формате мегаполисов сделать это не представляется возможным без критических издержек. В то же время в сельской местности, откуда значительная доля энергичных людей переехала в мегаполисы, и просто недостаточно населения, на воссоздание общин уйдёт непозволительно много времени.

Кроме того, создание общин под патронатом успешных предпринимателей или двусмысленных НКО может нести угрозу государству как целому, если эта социальная активность будет способом бегства, или обособления от общих проблем страны. Следовательно, переформатирование общественного уклада в тот, который будет отдавать приоритет воспитанию, творчеству и обороне должно быть своего рода планом эвакуации на случай обострения биологической угрозы и проходить под эгидой государственных институтов и государственного производственного плана. Плана, который вовсе не отменяет предпринимательской активности, но рассматривает её под углом государственных интересов и развития человека.

Думаю, формат такого общества и, в частности, системы школьного образования и семейного воспитания в целом должен быть уже достаточно понятен.

РЕСТАВРАЦИЯ ОСМЫСЛЕННОГО ВОСПИТАНИЯ

В ситуации, когда взрослый круг понятен и принимается обществом, понятным становится и школьное образование, и семейное воспитание (или его отсутствие) и уличные «эксперименты». В России общество не приняло тот взрослый круг, который диктовался мировыми тенденциями глобальных корпораций, поскольку они вели к обнулению страны. Именно угроза утраты власти (да и жизни) частью элиты страны, которая Западу не верила, и позволила затормозить деструктивные процессы. Но под них уже были изменена школа, а семья и улица в значительной степени были заменены «болезнетворным» контентом.

В странах Запада, а также восточных странах, более или менее лукаво движущихся в фарватере западных тенденций, такой коллизии не произошло, поскольку, не смотря на протесты общества, власти были вправе рассчитывать на место под солнцем в мире глобальных корпораций. Уж не знаю, насколько эта уверенность тех же евробюрократов соответствует реальности, но такого, как в России перелома не произошло.

А в России он произошёл, но ситуация до сих пор находится в подвешенном состоянии, в том числе и потому, что достаточно понятная модель, которая при этом не выглядела бы пропагандистской, предложена не была. Понятная модель настоящего, понятный образ будущего и понятные связи одного с другим в контексте смены поколений. В том, что изложено здесь, про систему образования понятно следующее.

1. В семье родители обязаны показывать детям пример взаимоотношений в семье и коллективной работы в общине.

2. На улице дети будут экспериментировать в соответствии с моделями поведения, заложенными в семье и в школе с целью понять, как они будут строить свою взрослую жизнь в общине и на государственной службе.

3. В школе профессиональные педагоги будут тренировать ученика для работы в общине, государственной службе и для продления рода в семье. В отношении последнего именно школьный священник должен уметь корректно подправлять аномалии конкретной семьи, из которой ученик каждый день приходит в школу.

4. Взрослые будут в обязательном порядке регламентировать доступ к контенту в рамках внутренней политики и специфики общины, а также политики государства.

Подытожим. О негативных процессах в российском образовании сейчас делается много правильных заявлений. Похоже, что даже между советскими и дореволюционными традиционалистами наметился определённый консенсус, маркированный фигурой Сталина. Но систему образования не может выполнять свои функции в условиях фундаментальной неопределённости взрослого круга и параллельных, мало связанных с бытием, идентичностей детей и подростков. И это положение необходимо исправлять в обоих кругах синхронно.

Юрий БЕЛОГОРОХОВ, г. Омск