Самое отвратительное подтверждение догадкам – втихаря открытый памятник Сергею Есенину в Большом Строченовском переулке, куда приехал с берегов Оки юный, неиспорченный отрок. В июне 1911 года Сергей впервые прибыл в Москву, у отца он провел всего неделю. В следующем году Сергей окончил церковно-учительскую школу и весной вновь приехал в Москву. Именно этот адрес в замоскворецком переулке является единственным официально зарегистрированным местом жительства Сергея Есенина в Москве. За время здешней прописки Есенин сменил несколько мест работы, в том числе и в типографии товарищества И.Д. Сытина, два раза женился, послужил в армии, прослушал курс в народном университете им. А.Л. Шанявского и стал поэтом. В 1914 году впервые были напечатаны его стихи, гонорар за них Есенин принес отцу…
И что же за убожество поселилось теперь по этому адресу в канун 125-летия со дня рождения? Свою невообразимую работу скульптор Григорий Потоцкий назвал «Реквиемом по Есенину» или «Ангелом русской поэзии». «Есенин – это ангел со сломанными крыльями… Это наша боль. Его поэзия – отражение великой печали и великой красоты русского народа», – банально провозгласил он на открытии, бросая пошлые розовые лепестки на искаженное муками от неестественной позы лицо поэта. У редких свидетелей и многочисленных пользователей Сети памятник вызвал не столько боль, сколько гнев и раздражение – они не оценили фигуру с крыльями вместо рук, неуклюже падающую навзничь: «Больше никому не показывайте! Срочно уберите», «Первое чувство, которое возникает, смотря на это – отвращение», «Это был единственный вариант?» – такие мнения замелькали в соцсетях.
Автор скульптурной композиции – член международного союза художников при ЮНЕСКО, академик Международной академии информатизации и президент Международной академии доброты, «экстрасенс и биоэнергетик» Григорий Потоцкий. Успешный 66-летний скульптор и живописец, выпускник Одесского художественного училища им. М.Б. Грекова родом из Кишинева, с 1993-го живет в Москве. Говорят, что Григорий Викторович пользуется покровительством московской мэрии. Надо думать: залепить такой памятник тихой сапой, без демократического и профессионального обсуждения! До сих пор идут споры: убили Есенина, довели до самоубийства? А тут нет двух мнений: скульптор вторично убил поэта, осквернил дорогой для каждого русского образ. Публицист Андрей Малосолов написал: «Вылепил из Есенина краба, и сам похож на краба. Только его скульптура – тощий краб, а создатель напоминает краба-олигарха».
«Он так видит. А сотрудницы музея, видимо, рыдают», – оценил происходящее декан Высшей школы телевидения МГУ Виталий Третьяков. Не успел поговорить с создательницей и директором музея Светланой Шентраковой: как это могло произойти? Но и без объяснений понятно: этот памятник ничего общего не имеет с Есениным, как бы там Потоцкий «ни видел»! Вспомним в день рождения великого поэта слова о нем достойнейших людей разных политических и эстетических взглядов:
Алексей Толстой: «Есенину присущ этот стародавний, порожденный на берегах туманных, тихих рек, в зеленом шуме лесов, в травяных просторах степей, этот певучий дар славянской души, мечтательной, беспечной, таинственно-взволнованной голосами природы... Его поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души».
Андрей Белый: «Мне очень дорог тот образ Есенина, как он вырисовался передо мной. Еще до революции, в 1916 году, меня поразила одна черта, которая потом проходила сквозь все воспоминания и все разговоры. Это – необычайная доброта, необычайная мягкость, необычайная чуткость и повышенная деликатность».
Владислав Ходасевич: «Весной 1918 года я познакомился в Москве с Есениным. Он как-то физически был приятен. Нравилась его стройность; мягкие, но уверенные движения; лицо некрасивое, но миловидное».
Георгий Иванов: «Наивность, доверчивость, какая-то детская нежность уживались в Есенине рядом с озорством, близким к хулиганству, самомнением, недалеким от наглости. В этих противоречиях было какое-то особое очарование. И Есенина любили. Есенину прощали многое, что не простили бы другому».
Где всё это любовно перечисленное в примитивном памятнике-надгробии – славянская душа, необычайная доброта, детская нежность, физическая приятность? Второй главный вопрос: где демократичность и уважение к русской поэзии московских властей, которые установили это уродство и опошлили юбилей без всякого совета с москвичами?!
Александр БОБРОВ
