«Там, где поёт Гоар Гаспарян, распускаются цветы». Р. Семяшкин – к 100-летию со дня рождения артистки
Совершенствовать на берегах туманного Альбиона уникальное певческое дарование и профессиональное мастерство ей предлагал лично Уинстон Черчилль, дважды приходивший в Каире на спектакли, в которых пела двадцатилетняя Гоар. «Дайте мадмуазель Гоар Хачатрян всё то, что в ваших силах, но ей необходимо учиться в Англии. Такая талантливая певица имеет право сама выбрать любое учебное заведение в Европе», — скажет тогда премьер-министр Великобритании. Он был очарован пением этой прекрасной армянской девушки, солистки Египетского национального радио, учившейся в Каирской академии музыки и достаточно рано начавшей блистать на египетской оперной сцене.
Но она не примет этого предложения: оставлять родителей и отправляться в дальний путь ради того, чтобы работать над голосом, ей не было никакой необходимости. Довольно обеспеченная жизнь в Египте, перспективы стать одной из ведущих оперных вокалисток этой страны, на земле которой Гоар 14 декабря 1924 года появилась на свет, её вполне устраивали. Да и сама молодость, подарившая привлекательность, здоровье и силы профессионально заниматься вокалом, укрепляла уверенность в том, что будущее у неё сложится успешно и она станет оперной певицей первой величины, которой будут восторженно рукоплескать и дарить цветы…
Так, собственно, и случится, только Гоар Гаспарян суждено будет стать одной из самых выдающихся оперных певиц Советской Армении, своим бесподобным искусством украсившей как ереванскую сцену, так и облик всей закавказской республики, в советское время ставшей развитой, процветающей, справедливо гордившейся и экономическими достижениями, и национальной культурой.
Неповторимый вокальный стиль, высочайшее, до совершенства отточенное мастерство, драматизм игры, цельность воплощения сценических образов, безупречная исполнительская культура поставят Гоар Гаспарян в первый ряд выдающихся оперных и камерных исполнителей XX века, корифеев оперной сцены. Их имена и в нынешнем столетии продолжают вызывать искреннее восхищение у всех тех, кто знаком с лучшими образцами мирового оперного искусства.
«Такие гиганты, как Гоар Микаэловна, рождаются раз в столетие, — отметит выдающаяся армянская советская певица, народная артистка СССР Зара Долуханова. — Самые сложные произведения мировых классиков, порою кажущиеся невозможными для исполнения, в гаспаряновской трактовке не только получают новую жизнь, но и становятся выше авторской трактовки. Гоар — звезда вокального искусства и стоит нескольких созвездий».
Да, Гаспарян в действительности была выдающейся певицей мирового уровня. О её бесспорном таланте рассуждали не только профессиональные критики, но и слушатели в Армении и России, в Грузии и других республиках, а также и во многих зарубежных странах, в которых Гоар Микаэловне посчастливилось гастролировать. Её Розине («Севильский цирюльник» Д. Россини), Виолетте («Травиата» Д. Верди), Джильде («Риголетто» Д. Верди), Дездемоне («Отелло» Д. Верди), Маргарите («Фауст» Ш. Гуно), Джульетте («Ромео и Джульетта» Ш. Гуно), Недде («Паяцы» Р. Леонкавалло), Лючии («Лючия ди Ламмермур» Г. Доницети), Норме («Норма» В. Беллини), Лакме («Лакме» Л. Делиба), Марфе («Царская невеста» Н. Римского-Корсакова), Шемаханской царице («Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова), Ануш («Ануш» А. Тиграняна), Шушан («Давид-Бек» А. Тиграняна), Олимпии («Аршак II» Т. Чухаджяна), Гоар («Героиня» А. Степаняна) аплодировали в Польше, Венгрии, Англии, Франции, США, Канаде, Бразилии, Мексике, Японии и других странах. И везде её концерты вызывали восторг публики, буквально влюблявшейся в эту красивую черноволосую женщину с потрясающим, завораживающим голосом.
В многочисленных откликах в прессе подчёркивалось, что Гаспарян постигла «тайну влияния музыки на души» и что созданные ею на сцене образы поражают своей жизненностью, правдивостью, особым колоритом. Её называли «чудом, доселе неслыханным, сказочным», с голосом, «как благородный страдивари». Но при этом она была чудом армянским. Певица всегда гордилась принадлежностью к своему древнейшему народу и его удивительной культуре. Во всей красе она раскрылась в Советской Армении, заслужила Гаспарян признание и любовь соотечественников и высокие награды, к которым она в силу своей врождённой скромности относилась весьма сдержанно.
«Мне довелось увидеть много стран и городов, но Армения остаётся моей глубочайшей привязанностью, моей горячей любовью, — признавалась певица, будучи на пике своей славы. — Именно через неё я открываю для себя весь мир».
Профессиональные возможности певицы были воистину неограниченными. Она могла на сцене блестяще преподносить даже самые сложные, виртуозные партии. И об этом её высочайшем мастерстве высказывались в самых авторитетных мировых музыкальных коллективах. Так, японский музыкант Гинози Ямана отмечал: «Исполнительские приёмы Гаспарян, её колоратурная техника доведены до совершенства. Широко охватывая взглядом область мировой музыки, думается, что мы найдём мало певиц такого класса».
Кстати, во время гастролей Гаспарян в Японии, где она за два месяца дала пятьдесят семь концертов, вместо афиш вечерами зажигались неоновые цветы и высвечивалась надпись: «Там, где поёт Гоар Гаспарян, распускаются цветы». А после исполнения практически народной армянской песни «Цицернак» (стихи Геворка Додохяна) и двух песен Комитаса у неё попросят ноты и слова, для того чтобы в очередной приезд певицы в Страну восходящего солнца удивить её необычайным зрелищем, взволновавшим и обрадовавшим Гаспарян: местный хор исполнит эти произведения уже на армянском языке… Что и говорить, подлинное искусство не знает границ, а уж песенное — тем более!
Гаспарян училась в Каирской консерватории искусству бельканто у бежавших в Египет от фашистов выдающихся итальянских мастеров — солистки Миланской оперы Элис Фельдман и дирижёра Неаполитанского оперного театра Винченцо Карро. Она блестяще освоила итальянскую школу, с годами овладела армянской и русской школами оперного искусства и на сцене всегда держалась просто и непринуждённо. Её выступления были совершенными во всех отношениях. Заметно выделялась она не только чарующим голосом, но и особым природным чувством мелоса, унаследованным из каких-то генетических глубин, из народных источников, к которым Гаспарян испытывала по-настоящему трепетное отношение. Потому-то в её выступлениях неизменно присутствовала особая труднообъяснимая гаспаряновская энергетика: не шумная, не навязчивая, не довлевшая над сознанием, а завораживавшая, дарившая гамму чувств и переживаний и уносившая словно бы на крыльях маленькой ласточки (той самой армянской цицернак), щебечущей легко-легко, вольно, наполняя целые пространства этим неповторимым пением-щебетанием…
Гаспарян упорно шла к новым высотам. Узнает, полюбит она и русскую классическую музыку — Глинку, Алябьева, Римского-Корсакова, Чайковского, Рахманинова, Глиэра, Шапорина. «Я владею семью языками, но русскому научилась только на земле моих предков, — признается певица в декабре 1984 года. — Этот великий язык связал меня с моими собратьями по сцене — Давидом Ойстрахом и Эмилем Гилельсом, Валерией Барсовой и Медеей Амиранашвили, Артуром Эйзеном и Ниязи, Ириной Архиповой и Марией Биешу».
Приобщение к русской культуре подарит Гаспарян и саму возможность выступать в России. «Никогда не забуду свой первый концерт в Москве, — вспомнит многие годы спустя Гоар Микаэловна. — Вступительное слово перед моим выступлением произнесла прославленная русская певица Валерия Барсова, которая сыграла большую роль в моей судьбе. Я была горда и счастлива, увидев впервые Кремль, ступив на землю Глинки, Мусоргского, Рахманинова».
Воистину судьбоносным для Гаспарян станет знакомство с народной артисткой СССР Валерией Барсовой, считавшейся одной из лучших в Советском Союзе обладательницей колоратурного сопрано. Услышав Гоар в 1951 году, Валерия Владимировна придёт в такой восторг, что организует молодой армянской исполнительнице концерт в Центральном доме работников искусств в Москве. Тот концерт, начавшийся поздно вечером, продлится до трёх часов ночи, и Гаспарян на нём буквально покорит довольно взыскательную столичную публику.
А в рамках концертной программы, проходившей в Москве на сцене Большого театра в конце мая 1951 года и посвящённой 175-летию Большого театра Союза ССР, лауреат Сталинской премии третьей степени Гаспарян (этой награды она удостоится всего двумя месяцами ранее) исполнит знаменитый романс «Соловей» Алябьева, но без сопровождения флейтиста, так как флейта, по всей видимости, была кем-то из завистников Гоар выкрадена.
Соперники Гаспарян тревожились, откровенно говоря, не напрасно. Гоар Микаэловна обладала уникальной возможностью с лёгкостью брать ноту соль третьей октавы, в то время как обычные человеческие возможности ограничиваются двумя, максимум двумя с половиной октавами. Тут же от ноты соль малой октавы певица поднималась до ноты соль третьей октавы, причём на протяжении всего диапазона тембр звучания голоса у неё не менялся, что воспринималось не иначе как чудо. Чудо, фантастика, поскольку, к примеру, одна из величайших оперных певиц XX столетия Мария Каллас столько не вытягивала.
Валерия Барсова, между прочим, поможет Гаспарян и в решении большой личной проблемы, касавшейся переезда из Египта в Армению родителей Гоар Микаэловны. Сама же певица в книге воспоминаний «Когда аплодирует мир» по сему поводу поведает: «Шёл 1952 год. Я вылетела в Москву, где Барсова организовала встречу с Анастасом Микояном. Ему я рассказала о своей просьбе — дать разрешение на въезд в СССР моих родителей, и он обещал помочь. Кроме того, Барсова говорила обо мне со Сталиным, очень хвалила, специально подчеркнула, что большая честь для Советского Союза иметь такую выдающуюся певицу. Сталин уже слышал меня на 175-летии Большого театра, как мне сказали, ему очень понравился мой голос. Микоян познакомил меня с Андреем Громыко, который посоветовал написать ещё одно прошение на русском языке на имя Сталина…»
Андрей Андреевич будет сопровождать Гаспарян и во время её встречи со Сталиным в Кремле. Он же выступит и в роли переводчика, так как молодой певице, тогда ещё плохо говорившей по-русски, проще было изъясняться на английском языке.
Разговор с Иосифом Виссарионовичем, разумеется, Гоар Микаэловна запомнит на всю оставшуюся жизнь. Был он по времени непродолжительным, но для певицы удачным. Вождь просьбу вокалистки решит положительно и скажет ей, что она, «видно, хорошая дочь», если хочет «жить вместе с родителями». К счастью для Гаспарян, с родителями она наконец-таки окончательно воссоединится, правда, приехать в Армению они смогут только через год.
Между тем жизнь певицы, и прежде всего творческая, шла своим естественным чередом. В Ереванском оперном театре её, как репатриантку, в 1948 году приняли настороженно, даже скорее враждебно. Один из музыкантов выскажет тогда слова, крайне возмутившие Гоар: «Её голос не для оперной сцены… Пусть лучше в цирке поёт». Но вскоре Гоар Микаэловну по-настоящему полюбили и оценили. Через каких-то пять-шесть лет после своего возвращения на главную армянскую оперную сцену (в 1948 году после «тёплого» приёма в Ереване Гаспарян примет предложение Тбилисского оперного театра и некоторое время будет служить в его труппе) певица станет на ней ведущей артисткой. А если точнее, то королевой этой сцены, её украшением. Тем национальным самородком, которому предстояло помимо классического мирового и русского оперного наследия продвигать в свет и сугубо армянское вокальное искусство. Искусство уникальное, неповторимое, разнообразное, по-своему выразительное, местами наполненное буйством красок, а порою предельно сдержанное, передающее лишь народные горе и печаль, к сожалению, не обходившие стороной армянский народ.
Особо выразительно, красочно, передавая гамму богатейших оттенков и нюансов музыкальной палитры, Гаспарян исполняла творения Комитаса, Макара Екмаляна, Тиграна Чухаджяна, Александра Спендиарова, Армена Тиграняна, Романоса Меликяна, Гургена Алемшаха, Анушавана Тер-Гевондяна, произведения армянских советских композиторов. И при этом Гоар Микаэловна всегда трепетно относилась к песне народной, продолжавшей для неё оставаться неиссякаемым источником вдохновения.
«Эти песни незабываемы, — отмечала вокалистка. — Они бессмертны. Они стали шедеврами, поскольку выразили собой человеческую верность и благородство. Поскольку вобрали в себя душевный опыт целого народа, его характер, его идеалы, его жизненную философию».
Любовь к армянской народной песне, потрясающей музыке композиторов-соплеменников, культуре армянского народа была у Гаспарян столь естественной и органичной, что представить её вне этого национально-культурного пространства невозможно. «Искусство пения зависит не только от голосовых связок, — откровенно заявляла певица. — Оно — зеркало души твоей, сердца твоего, совести, беспокойной и тревожной оттого, что в мире по-прежнему льётся кровь невинных жертв. За хорошую колоратуру — природе спасибо, а за искусство во мне — поклон до земли отчему дому, родному моему народу, стране моей».
Национальное творчество Гаспарян, тем не менее, нисколько не соперничало с той же итальянской классикой. Да и вообще певица, помимо армянского и русского прекрасно владевшая итальянским, французским, немецким, английским, арабским языками, старалась прежде всего оценивать художественную сторону того или иного творения. Знала она и о чём поёт. От тематики произведения зависел артистизм, которым она умела здорово управлять, нисколько не умаляя природные данные, но и не стараясь их как-либо выделять дополнительно. Всё на сцене, была убеждена Гаспарян, должно выглядеть естественно, без фальши, лишних приукрашиваний и спецэффектов. Классическое, народное, современное оперное и камерное вокальное искусство, подчёркивала вокалистка, не следует превращать во что-то неопределённое, маловыразительное, но шумное и сильно напоминающее эстраду. У каждого вокального жанра своё предназначение, и не следует в этих вполне определённых направлениях что-либо менять…
И на протяжении всей продолжительной творческой жизни оставаясь верной своим неколебимым взглядам на вокальное искусство, Гаспарян и не пыталась в нём что-то поменять. Творческое постоянство для неё являлось не менее важным и существенным, чем верность Родине, народу, семье, друзьям, национальным святыням, а также идеалам добра и справедливости, сформировавшимся в ней в молодом возрасте и опять же под воздействием музыки.
«Залы, заполненные тысячами людей, сливались в едином порыве восторга, — рассуждая о творчестве Гаспарян, справедливо подметит известный музыкальный критик, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств Армении Маргарита Рухкян. — Её колоратурное сопрано, рассыпающееся брильянтовой россыпью звуков, едва умолкая, тонуло в оглушительных аплодисментах и восторженных криках. Но надо было видеть Гоар Гаспарян в это время — она спокойно и как-то удивительно уютно стояла на сцене, словно дома, скромно и открыто улыбаясь залу, уходила за кулисы своей особенной, женственной, слегка подпрыгивающей походкой и вновь, так же просто и мило, возвращалась к ликующему слушателю. Что-то бесконечно устойчивое было в её облике, в её искусстве, её феноменальная колоратурная техника не рождала у слушателя никакого напряжения, её возможности, казалось, были безграничны. Собственно, так оно и было. Об этом говорили и её последние концерты, которые были своего рода чудом. Уже уйдя со сцены, она в трудные 1990-е годы каждое лето давала концерт в оперном театре. Её волнующий голос без всякого напряжения достигал самых дальних уголков зала, обволакивая слух своим неповторимым тёплым тембром. Возникало реальное ощущение, что пела её душа… Она пела арии из итальянских опер, песни Комитаса и Каначяна (Барсег Каначян, ливанский армянский композитор и дирижёр. — Р.С.) и обычно заканчивала концерт английской песней «Как молоды мы были». Определённо она была волшебницей. С этой песней в её исполнении зал словно бы наполнялся волнующей атмосферой романтики, любви, молодости, словно бы включался какой-то механизм, и время проносилось в обратном направлении. Это был её гимн молодости, любви, мечтам. И в этом не было никакой печали, одна романтика. Гоар Гаспарян осмысленно, волевым усилием доказывала романтическую красоту ностальгии, не менее действенной, чем сама жизнь. Ей было уже трудно стоять на сцене: рядом находился стул, и прекрасные песни Комитаса, колыбельные Каначяна она пела сидя. И этот момент был удивительно органичен: образ мадонны, у ног которой резвится ребёнок.
Близкие рассказывают, что уже в забытьи, в последние минуты жизни она вдруг запела эту песню: «Как молоды мы были». Воистину, она была драматургом своей жизни и изначально чувствовала её художественную форму. Не случайно её любимым композитором был Моцарт; концепция её прекрасной и драматичной жизни была, в конечном счёте, оптимистична».
Бесспорно, Гаспарян смотрела на собственную жизнь с оптимизмом. И уже хотя бы потому, что главное своё земное предназначение она исполнила в полной мере, став не просто вокалисткой, а крупнейшей оперной певицей Советской Армении, признанным профессионалом высочайшего класса и советского, и мирового оперного искусства.
Следует сказать, что на просторах Советского Союза Гаспарян, удостоившаяся звания народной артистки СССР в общем достаточно рано, когда ей перевалило чуть-чуть за тридцать, была на самом деле кумиром миллионов. Известен случай, когда певица, в начале 1980-х годов прибывшая на празднование 125-летия Тбилисского армянского драматического театра имени П. Адамяна, столкнулась в грузинской столице с воистину незабываемым приёмом, о котором впоследствии вспоминал известный грузинский дирижёр, заслуженный деятель искусств Грузинской ССР Вадим Шубладзе: «В Тбилиси конная милиция оцепила концертный зал, в котором должна была выступать Гоар Гаспарян. Попасть на её концерт было практически невозможно. Для того времени это был феноменальный уровень, нечто удивительное, и на концертах творилось что-то абсолютно невообразимое».
Но время юбилейных торжеств пробежало быстро, певице следовало возвращаться в Ереван: в родном театре был назначен спектакль с её участием. И то, что произошло в тбилисском аэропорту, так и вовсе не поддавалось объяснению: практически весь персонал аэропорта с гвоздиками в руках выстроился тогда в два ряда и буквально до трапа самолёта приветствовал певицу возгласом: «Слава Гоар!» А Гоар Микаэловна пройдёт мимо этих восторженных людей с присущим ей достоинством, но скромно, поскольку подобных проявлений чувств по отношению к себе она стеснялась, хотя и сталкивалась с ними постоянно.
Вполне спокойно, рассудительно, без претензий на особое к себе внимание, относилась Гаспарян и к самой славе, и к наградам, которыми по большому счёту обделена не была. За годы творческой деятельности певице присвоили звания заслуженной и народной артистки Армянской ССР, народной артистки СССР, Героя Социалистического Труда, почётного гражданина Еревана. Она являлась лауреатом Сталинской премии и Государственной премии Армянской ССР, кавалером орденов Ленина, Дружбы народов, армянского ордена Святого Месропа Маштоца.
«После Указа о присвоении мне звания Героя Социалистического Труда я получила сотни поздравительных телеграмм, — некоторое время спустя скажет певица. — Из Воронежа и Тулы, Красноярска и городов Украины, из Москвы и Ленинграда, Тбилиси и из прибалтийских республик, от жителей самых отдалённых горных деревушек моей Армении. Я эти телеграммы считаю документами не только признания моих заслуг, но и свидетельством того, что успехам национальных деятелей культуры радуется вся страна».
К сему добавим, что Гаспарян, как действительно любимая в народе представительница национального искусства, дважды избиралась депутатом высшего законодательного органа Союза ССР. В советское время такая практика, когда в депутаты союзного и республиканских Верховных Советов выдвигались самые известные и авторитетные писатели, композиторы, артисты и художники, была и вполне обыденной, и в целом обязательной. Не миновала она и Гоар Микаэловну, добрую, отзывчивую, всегда готовую протянуть руку помощи и отдельному человеку, и множеству людей. После катастрофического землетрясения в Армении в декабре 1988 года певица примет решение перечислять свои гонорары в помощь пострадавшим. Неразрывная духовная связь с народом в ту страшную годину народных испытаний в ней только окрепнет.
«Меня избирали депутатом Верховного Совета СССР двух созывов, — однажды напомнит певица. — Встречалась с избирателями, многим помогала, как могла». И тут же Гаспарян, тактично умолчав о подробностях своей депутатской деятельности, перейдёт к размышлениям куда более важным, всегда волновавшим её как патриотку Советской Армении: «Но были и иные встречи. Помнится, пришёл на приём репатриант. Жалуется на жизнь. В розовых красках вспоминает прошлое. Чего хотел? Лёгкой жизни. Раз приняла меня Родина, то и кормить должна. Я говорю: СССР — страна труда, ловчить никому не позволено. А Родине не нужны нахлебники. Что ты там, на чужих берегах, имел? Сытую жизнь? Уверенность в завтрашнем дне? Чувство полноценного гражданина? Нет и нет! Я прошла все круги чужедальней земли и говорю прямо: счастье — жить и трудиться на родной земле, счастье — по утрам видеть в проёме окна вершины Арарата, счастье — ощущать ладонью тепло шершавого родного камня. Вы скажете, это лирика. О, совсем не простая лирика. Она рождена в сердце, много выстрадавшем.
«Крунк» — армянская народная песня о журавле. Есть в ней такие слова: «Крунк, куда летишь? Крик твой слов сильней! Крунк, из стран родных нет ли хоть вестей?»
Велика тяга к Родине, святая это тяга. И тем обиднее за людей, ищущих журавля в чужих небесах».
Родина, Армения, свободная и прекрасная, о которой в молодые годы лишь грезилось! Её Гаспарян истово любила, к ней неизменно стремилась, находясь в длительных зарубежных командировках. И даже бывая на гастролях в Египте, стране, в которой она родилась и заявила о себе как о талантливой вокалистке, Гаспарян больше плакала, нежели радовалась. Нахлынувшие воспоминания навевали грусть, с особым чувством певица вновь исполняла песню «Крунк», при этом думая об Армении, о том, как возвратится в Ереван, увидит родные и дорогие лица, пройдётся по городским улицам, придёт в оперный театр… и опять будет петь, на родной и горячо любимой земле!
«Знаю из истории: большевик Александр Мясникян стал наркомом Армянской ССР в 1921 году, — как бы подводя определённые итоги и вглядываясь в прошлое, говорила Гоар Микаэловна в конце памятного 1984 года, когда ей к шестидесятилетнему юбилею присвоили звание Героя Социалистического Труда. — Тогда он сказал: мы превратим долину скорби в долину роз. Коммунист верил в волю, энергию народа, истосковавшегося по родине. Сейчас, когда я прохожу мимо его памятника, часто вспоминаю эти вещие слова. А стоит он не на высоком пьедестале, а прямо на земле, крепко, уверенно, в длиннополой шинели.
На своей земле. И растут розы у его подножия. Он ведь сказал: превратим Армению в долину роз. Партия коммунистов не пришла на готовое. Она приняла руины и пепелища, горе и беду мрачнейших столетий. На этом фундаменте выросла моя родина, моя республика. Об этом нельзя забывать.
Я выхожу из дома на проспекте Баграмяна, спускаюсь по проспекту Ленина, подолгу стою у скромного, белокаменного памятника поэту Саят-Нове рядом с консерваторией. А на площадь имени вождя революции ведут улицы Свердлова, Спандаряна, комиссара Амиряна, революционера-демократа Налбандяна. На Ленинскую площадь можно выйти только улицами революционеров. Естественно и справедливо.
В оперном театре — пою, в школе поблизости училась моя дочь, туда теперь ходят мои внуки. Для меня родными стали дома, дворцы культуры ереванских заводов и фабрик, сельские клубы, концертные залы моей страны. Честное слово, это прекрасное чувство, ощущение, что дерево, которое растёт, — твоё дерево. Потому что растёт оно на родной земле».
Гоар Гаспарян могла бы жить в любой точке планеты и блистать на самых лучших сценах, купаться в роскоши, иметь виллы и крупные счета в банках. Тем более что ей на протяжении долгого творческого пути не единожды делались и определённые предложения, окончательной целью которых было переманить певицу из Советской Армении куда-нибудь далеко, в одну из капиталистических стран. Но она оставалась непреклонной и последовательной в своей любви к Армении. Большой и самоотверженной любви человека и гражданина, оставившего на земле добрую и светлую память.
Руслан СЕМЯШКИН
Источник: «Правда»
