Т. Куликова. Экономика коронавируса
Прошло больше месяца с начала активной фазы борьбы с эпидемией коронавируса, так что уже можно сделать некоторые предварительные выводы о масштабе проблемы и о том, как эта ситуация отразится на мировой экономике – и, как следствие, на экономике России.
Новый коронавирус был обнаружен в Китае еще в начале декабря, однако степень его опасности сначала не была очевидна, поэтому большого значения этой вспышке заболевания не придавалось. Однако к середине января стало ясно, что заболевание серьезное, и китайские власти начали принимать беспрецедентные меры: тотальный карантин целых городов, массовая остановка предприятий и т.п. Но даже после того как мировой общественностью была (частично) осознана серьезность самого заболевания, связанные с эпидемией риски для мировой экономики оставались существенно недооцененными.
Анализируя возможные экономические последствия эпидемии, большинство экспертов в российских СМИ говорили в первую очередь о вероятных перебоях с поставкой потребительских товаров из Китая («нас ждет дефицит айфонов и китайского чеснока»). Также иногда говорилось, что эпидемия в краткосрочном аспекте может ударить по потребительскому спросу в мире, поскольку китайцы не будут путешествовать и тратить деньги во время своих новогодних каникул. Новый год по лунному календарю – это время, когда китайцы традиционно много путешествуют и тратят много денег, что стимулирует потребительский спрос как в самом Китае, так и за рубежом, однако из-за эпидемии в этом году такого стимула не было. Но поскольку подобный провал потребительского спроса – это разовое событие, то его влияние на экономику в долгосрочном аспекте несущественно: ожидалось, что как только эпидемия закончится, китайцы с лихвой наверстают свои потребительские траты и экономика восстановится до прежних уровней.
Такой оптимистический взгляд на экономические риски нынешней эпидемии вызван в первую очередь опытом подобных эпидемий, с которыми человечество сталкивалось в последние двадцать лет. В первую очередь вспоминается атипичная пневмония 2003 года в Китае, которая тоже была вызвана коронавирусом (другим). Также можно вспомнить «свиной» грипп 2009 года, количество подтвержденных жертв которого по всему миру (порядка 2 тыс. человек) пока еще превышает количество жертв нынешней эпидемии (по официальным данным, порядка 1.6 тыс. человек – по состоянию на 16 февраля). В обоих этих случаях эпидемии не оказали существенного влияния на мировую экономику даже в среднесрочном аспекте. Поэтому и сейчас ожидалось, что вызванный эпидемией экономический мини-кризис в Китае будет V-образным, то есть быстрое падение деловой активности на период карантина и столь же быстрое ее восстановление; а мировая экономика в целом при этом никакого спада почувствовать не успеет.
Однако сейчас уже становится понятно, что нынешняя ситуация гораздо серьезнее.
Во-первых, теперь уже ясно, что сам новый коронавирус с эпидемиологической точки зрения гораздо более опасен, чем возбудители болезней в прошлых эпидемиях. Скорость его распространения практически не снижается, несмотря на все меры китайских властей, направленные на борьбу с ним. Больше того, есть определенные основания полагать, что предоставляемые китайскими властями официальные данные о числе заболевших и умерших сильно занижены. И это уже не маргинальная «конспирологическая» гипотеза; это предположение упоминалось в ведущих мировых СМИ (например, Wall Street Journal). А глава Всемирной организации здравоохранения недавно заявил, что в ситуации с коронавирусом «мы, возможно, видим лишь вершину айсберга». Если это так, то ожидать, что эпидемия вот-вот пойдет на спад, пока не приходится.
Во-вторых, принимаемые китайскими властями меры борьбы с эпидемией беспрецедентны по своему масштабу: целые города с миллионами жителей находятся под строгим карантином; новогодние каникулы были продлены на неделю, но даже после их окончания многие предприятия так и не заработали. Во время вспышки атипичной пневмонии в 2003 году ничего подобного не было. Поэтому и удар по экономике Китая в этот раз гораздо сильнее.
В-третьих, сейчас роль Китая в мировой экономике несопоставимо выше, чем в 2003 году. И дело здесь не только в увеличении доли этой страны в мировом ВВП (4% в 2003 году, 16% сейчас). Китай теперь поставляет на мировой рынок не только потребительские товары, но и многие комплектующие для промышленных предприятий по всему миру. Поэтому и влияние сокращения китайского производства на мировую экономику может оказаться гораздо более существенным. Первые признаки уже есть: резко упали мировые цены на нефть и промышленные металлы. Так, нефть марки Brent в середине января стоила порядка 65 долларов за баррель, а к 10 февраля ее цена упала на 20% до 54 долларов за баррель (наблюдаемое сейчас частичное восстановление цены нефти связано с надеждами участников рынка на дальнейшее сокращение добычи странами ОПЕК+).
Однако самое главное (с экономической точки зрения) отличие нынешней эпидемии от эпидемии атипичной пневмонии 2003 года состоит в том, что в 2003 году мировая экономика находилась в стадии устойчивого роста (после череды кризисов конца 1990-x в азиатских странах и после рецессии начала 2000-х в США, вызванной «крахом доткомов»). То же самое было и в 2009 году во время эпидемии «свиного» гриппа: мировая экономика в то время как раз начала восстанавливаться после кризиса 2008 года. А сейчас мы находимся в самом конце экономического цикла – в стадии замедления мировой экономики и формирования беспрецедентных пузырей на финансовых рынках, поэтому любой экономический шок может запустить обвал – и финансовых рынков, и экономики в целом. Поясню это подробнее.
Первые признаки замедления мировой экономики и, в особенности, промышленного производства появились еще в 2018 году. Так, например, индекс деловой активности в промышленности в целом по миру (Global Manufacturing PMI) устойчиво снижался на протяжении всего 2018 года (подробнее об индексах деловой активности см. «Экономический кризис уже у порога», Правда, №112, 10.10.2019, https://kprf.ru/roscrisis/188575.html ).
В 2018 году ведущие мировые центробанки пытались (или хотя бы планировали начать) «нормализовывать» денежно-кредитную политику (ДКП): поднимать процентные ставки, чтобы они хотя бы немного отошли от нуля, а также сокращать свои балансы, то есть изымать из финансовой системы деньги, «избыточно напечатанные» во время борьбы с предыдущим кризисом. Так, например, учетная ставка американского центробанка находилась в диапазоне от нуля до 0.25% с конца 2008 года до конца 2015, но к концу 2018 года ее удалось поднять до диапазона 2.25–2.50%. Но даже такие – чрезвычайно низкие по историческим масштабам – процентные ставки для экономики оказались уже неподъемными.
Все это привело к тому, что в декабре 2018 года произошел обвал мировых финансовых рынков. Он был сравнительно небольшим (так, например, американский фондовый индекс S&P-500 упал примерно на 20% от максимума), но даже этого оказалось достаточно, чтобы мировые финансовые власти сильно испугались. С начала 2019 года ведущие мировые центробанки резко изменили направление своей денежно-кредитной политики. Планы по нормализации ДКП были отложены на неопределенный срок, процентные ставки начали быстро снижаться, и центробанки опять запустили «печатный станок».
Эти меры помогли предотвратить дальнейший обвал на финансовых рынках, но их влияние на реальную экономику было очень слабым. Дело в том, что до реальной экономики доходит лишь малая часть этих денег, а основная часть остается на финансовых рынках, в результате чего там надуваются беспрецедентные по своему масштабу пузыри. В 2019 году практически все основные классы финансовых активов показали впечатляющий рост. Так, например, цена золота за год поднялась на 18%, упомянутый выше индекс S&P-500 прибавил 28% (при том, что ожидаемая прибыль входящих в него компаний за год не только не выросла, а сократилась на 5%), а российский фондовый индекс РТС вырос на 45%.
Кстати, наблюдавшееся в 2019 году укрепление рубля тоже вызвано смягчением ДКП ведущих мировых центробанков: финансовые рынки «развивающихся» стран, к которым относится и Россия, ощутили мощный приток иностранного спекулятивного капитала (подробнее см. «Обманчивое спокойствие», Правда, №138, 12.12.2019, https://kprf.ru/roscrisis/190233.html).
В 2020 году описанные выше тенденции продолжаются. Вспышка эпидемии коронавируса не мешает фондовым рынкам достигать все новых многолетних (или даже исторических) максимумов, совершенно игнорируя состояние дел в реальной экономике. Спекулянты рассчитывают на то, что «печатный станок» мировых центробанков пересилит любую эпидемию. Однако если экономический ущерб от эпидемии коронавируса все-таки окажется значительным, то центробанки уже не смогут поддерживать финансовые рынки, не разрушив при этом мировую финансовую систему. Тогда мы увидим обвал мировых финансовых рынков, который вызовет резкое сокращение потребительского спроса, что станет дополнительным мощным ударом по мировой экономике. В результате темпы роста мировой экономики окажутся вблизи нуля; возможно даже наступит рецессия.
Может ли этот пессимистический сценарий не реализоваться? Да, может – если сейчас эпидемия резко пойдет на спад. В этом случае мировые финансовые рынки еще смогут какое-то время расти, а мировая экономика при этом продолжит замедляться. Однако такая ситуация очень неустойчива, и рано или поздно спусковой крючок для обвала найдется; я думаю, что счет идет на месяцы…
Что все это может означать для России? Резкое замедление мировой экономики приведет к обвальному падению цен на нефть, и никакой ОПЕК+ этому помешать уже не сможет. Кроме того, в результате обвала мировых фондовых рынков начнется мощный отток капитала из развивающихся стран, в том числе, из России, что приведет к существенной девальвации рубля.
Татьяна КУЛИКОВА, экономист