Символика Московского Кремля в свете учения Н.Ф. Фёдорова

За двадцать пять лет работы над изложением своего учения Н.Ф. Федоров предло­жил около трех десятков его названий (см.: Борисов 2010, с. 276-277). Одно из этих назва­ний — «Пасхально-кремлевский вопрос». В данной статье мы попытаемся показать, что это название навеяно символикой Московского Кремля.

Федоров не раз повторял, что прямая связь воскресения Христа со всеобщим вос­крешением нигде так не ощущается, как на Пасхе в Кремле (Федоров 1995-2000/1, с. 142). Первая весть о воскресении, подчеркивал он, слышится в Пасхальную ночь не под свода­ми храма, а на пространствах вселенной. Сам же Кремль, запруженный в Пасхальную ночь толпою народа, предстает символическим храмом Воскрешения. Мыслитель чает то вре­мя, когда Кремль окончательно перестанет быть только крепостью, станет Музеем всеоб­щего дела и одновременно — площадкой для союза всех людей против смертоносной си­лы природы.

Красота Кремля

Своеобразие Московского Кремля заключается в его предназначении как общерус­ской твердыни-крепости, в отличие от западных и восточных замков, которые служили преимущественно для защиты правителя и его приближенных. Именно этим объясняются грандиозные размеры Московского Кремля.

Резко отличается художественный облик Московского Кремля от всех замков мира из- за метаморфозы, которую он пережил, когда в XVII в. все его башни «красоты ради» вы­росли в два раза, ибо были надстроены декоративными ярусами и шатрами, и обрели торжественный, триумфальный, нарядный и праздничный вид.

Ни один замок мира такого принципиального преображения не знал! Только Московский Кремль из суровой твердыни преобразился в архитектурный рай. Недаром даже для европейского сознания художественный облик Московского Кремля стал символом и синонимом Красоты.

Так, например, английский ученый Чарльз Мак-Коркодейл в книге, посвященной исто­рии европейской архитектуры, описывая византийскую, дал ей такие определения: «непревзойденная утонченность», «роскошь», «изысканность», «великолепие и пышность», «имперское величие», «декоративное великолепие», но «в формах, приемлемых для христианской православной церкви». Более того, он особо отметил «религиозный ми­стицизм» и «абстрактный символизм», которые были мощными «дополнительными источ­никами декоративного великолепия». И наконец, английский исследователь прямо указы­вает, что «эффектный вид <...> византийской архитектуры <...> напоминает Московский Кремль» (Мак-Коркодейл 1990).

Московский Кремль и Красота — понятия нерасторжимые. Превращение суровой крепости в великолепный архитектурный рай произошло в Москве далеко не случайно. Ведь искания Справедливости и Красоты — основная черта, главный ориентир русской души.

Недаром более 1000 лет назад решающим аргументом в пользу выбора Русью пра­вославия стал критерий Красоты, помимо Добра и Истины. Послы Владимира, поражен­ные великолепием греческого богослужения, сказали князю: «не знаем мы — на небе мы были или на земле, ибо на земле нельзя видеть такого зрелища и такой красоты; <...> там Бог пребывает с людьми» (Голубинский 1901, с. 113). А если перекинуть мостик к русской культуре XIX в., то в ней укореняется мысль великого нашего писателя Федора Достоев­ского: «Мир спасет красота» (Достоевский 1972-1990/8, с. 436).

Кремль — защита Мира и его Щит

Символика Московского Кремля многозначна. Исторически Московский Кремль был центром собирания и единения русских и иных земель и народов в целях защиты от смер­тоносной силы внешних врагов.

Идея единения вокруг Московского Кремля отлилась в незабываемую картину многоглавия Соборной площади. Многоглавие было художественно-символическим открытием, откровением и излюбленным приемом зодчих средневековой Руси. Оно наглядно и эф­фектно видно и когда находишься внутри Кремля, в центре Соборной площади, и когда смотришь на Кремль из-за Москва-реки или других высоких точек Столицы.

Защита от смерти достигалась и путем создания огромной всенародной крепости-твердыни, и путем объединения земель, и концентрацией всех сил и ресурсов во властной руке русского центра. Именно эта концентрация власти помогла привести к умиротворению распрей и междоусобиц, как среди русских князей, так и у других народов. Это же усмиря­ло и умиротворяло агрессоров со всех сторон света.

Московский Кремль — это символ межгосударственного, межэтнического умиротво­рения. Это символ борьбы за мир, а не только отпора нападениям с Запада, Востока и Юга, символ внутреннего и внешнего порядка и справедливости. Эта роль фактически, символически прослеживается на протяжении всего многовекового существования Мос­ковского Кремля, начиная от изначальных времен. Она видна и во время становления Ру­си, и в борьбе с Ордой, и в польско-литовско-шведскую оккупацию в Смутное время, и в Отечественную войну 1812 года против «двунадесяти языков», и во время интервенции Антанты, и в эпоху великой борьбы и победы над немецко-фашистскими захватчиками, и в холодную войну, и в период борьбы за мир во второй половине XX века... До сих пор в России и мире живет надежда, что Московский Кремль снова станет великим объедините­лем и умиротворителем.

Вот почему Московский Кремль называют «алтарем мира», а Москву — «храмом ми­ра». Недаром в XIX в. именно из Москвы впервые в мире прозвучали призывы к международному разоружению (инициатива Николая II по созыву Гаагской конференции по разору­жению). Этот факт Н.Ф. Федоров горячо приветствовал.

Как крепость, Кремль защищал от смертельных врагов как живых, так и могилы умерших (Федоров 1995-2000/3, с. 77), был в буквальном смысле щитом от смерти, спа­сающим и позволяющим восстановить в будущем жизнь. Недаром Федоров писал, что из военной и грозной крепости Кремль должен преобразиться в Музей, понятый проективно — как орудие всеобщего собирания. Как крепость, Кремль защищал русских людей от смертельных врагов, был в буквальном смысле щитом от смерти, спасающим и позволя­ющим восстановить в будущем жизнь.

Постоянная защита от смертоносных сил войны не случайно привела к идее зримого воплощения борьбы со смертью и окончательной победы над нею через возрождение и всеобщее воскресение. Это было с блеском реализовано в символическом, архитектурно­градостроительном облике Московского Кремля, сердцем которого является Успенский собор. В успенском мышлении, о котором пойдет речь ниже, главными являются антимортальный и воскресительные аспекты. Вот почему Успение Пресвятой Богородицы называ­ют «Второй Пасхой» (Борисов 1991).

Кремль и путь в Космос

Размышляя еще в середине XIX века о выходе человека в космос, Н.Ф. Федоров пи­сал: «Ширь русской земли, способствует созданию подобных (богатырских. — В. Б.) харак­теров; наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига» (Федоров 1995-2000/1, с. 254). Таким богатырем оказался русский красавец-смельчак, Юрий Алексеевич Гагарин. Невероятно, загадочно, но насто­ящая фамилия Н.Ф. Федорова тоже Гагарин. Он незаконный сын князя П.И. Гагарина и дворянки Елизаветы Ивановой (Борисов 1990).

Московский Кремль издавна был собирателем, музеем не только священных предме­тов, ювелирных сокровищ и произведений искусства, но и лучших образцов оружия. В XX веке перед его башнями стали представлять и научно-технические достижения, прежде всего оборонные. Вполне естественно, что после полета в космос в Кремле был совершен и специальный символический акт — Ю.А. Гагарин посадил в Кремлевском саду особое дерево. И назвали его — Дуб «Космос».

Таким образом в Московском Кремле с помощью двух Гагариных, одного провидца космического будущего, другого первого летчика-космонавта, сошлись воедино Земля и Небо.

Дуб, посаженный Ю.А. Гагариным, находится напротив величественной и мощ­ной колокольни Ивана Великого, которая одновременно является церковью во имя препо­добного Иоанна Лествичника, автора «Лествицы духовной». В этой книге Иоанн описывает символические ступени лестницы, возводящей к небесному совершенству.

Сама колокольня-церковь относится к Успенскому собору, освященному во имя Пре­святой Богородицы, именуемой также «Лествицей на небеси».

Итак, в Московском Кремле как бы начинается Лестница на Небо, а Космос — Воскрешение — Бессмертие суть ступени к Богу, у которого «смерти нет».

Таким образом священный смысл Московского Кремля предопределяет его роль ми­рового центра борьбы со смертью, высшую земную инстанцию по организации молитв и трудов в общем деле воскрешения. Кремль прогностически должен быть штабом борьбы со смертью, а залог тому — обетование Пресвятой Богородицы, которая «в Успении мира не оставила» и по откровению святых провидцев избрала нашу страну своим последним уделом на Земле.

В этом суть ответа на Пасхально-Кремлевский вопрос.

Символика Соборной площади Московского Кремля

Помните хватающие за душу знаменитые строки Марины Цветаевой:

У меня в Москве — купола горят,

У меня в Москве — колокола звонят,

И гробницы в ряд у меня стоят, —

В них царицы спят и цари.

И не знаешь ты, что зарей в Кремле

Легче дышится, чем на всей земле.

Поэзия — это не преувеличение, а точное определение сути. Именно жизненная точ­ность вызывает наш трепет перед поэтическим словом. Оказывается, Цветаева точно описала, что видели ее глаза в Кремле.

Высокий холм, как «державным венцом», опоясан лентой зубчатой стены и островер­хих нарядных башен. На лбу холма, на его маковце, как алтарь возвышается многоглавая Соборная площадь с золотыми куполами.

Возглавляет сонм куполов колокольня Ивана Великого. Жаром золота облитый, гудел Иван Великий, открывая на Пасху знаменитый звон од­новременно всех сорока сороков московских церквей. И призывно разносился этот пас­хальный благовест над Архангельским собором, где покоятся русские цари, и над Возне­сенским монастырем, где до его разрушения в советские годы спали русские царицы.

В том виде, в каком сейчас пребывает Соборная площадь, она оформилась в XVII в. Организуют Соборную площадь 9 церковных зданий и одно светское — Тронный зал русских монархов — Грановитая палата.

Но из девяти церковных зданий Соборной площади из-за реки, с центральной оси Кремля, лучше всего видна троица соборов и архитектурный стержень — столп Ивана Ве­ликого. Причем троица наиболее воспринимаемых соборов является главной по назначе­нию, ибо в них совершались важнейшие этапы жизни московских царей: в Благовещенском соборе Цари Русские крестились, в Успенском соборе — венчались на царство, в Архан­гельском соборе находили вечный покой — хоронились. Все было рядом.

Три собора златоглавы,

Где блюстителей державы

Над священною главой,

В их судьбе разнообразной

Три венца сияют разно —

Царский, брачный, гробовой

(Филимонов 1988, с. 237)

Главной определяющей чертой художественного образа Соборной площади Москов­ского Кремля является устремленность вверх, в высь, в Небо, в Космос. Все линии, рисующие художественный силуэт ансамбля площади, ориентируют глаз вверх. Это особенно наглядно видно в венчающей части храмов — в композиции куполов. Все купола заканчиваются килевидным образом, то есть, утончаясь, тянутся вверх и со­здают впечатлении парения над землей, над зданиями.

Тема вознесения и парения, ориентации вверх, в Небо, в Космос, к Богу закрепляет образ величавого столпа Ивана Великого. Этот художественный образ явился результатом реализации особого замысла. В чем он заключается?

В уставной литературе Русской Православной Церкви в разделах, посвященных устройству храмов, пишется следующее:

«На крыше храма устраивается иногда один, иногда несколько куполов (башен с вы­пуклою или остроконечною крышею) как указание на то, что христиане должны отрываться от привязанностей к земному и стремиться к небесному» (Соколов 1922).

Пафос Соборной площади заключается в порыве к Небу, к Высшему, в Космос, к Бо­гу, к Царству Небесному.

В структуре художественного замысла Соборной площади Московского Кремля опре­деленное значение заняла и сакральная числовая символика. Числа 3, 9 и 40 — особые. Священные и знаменательные, они не раз встречаются в Священном Писании.

На 3-й день воскрес Иисус Христос. На 3-й день воскресла Божия Матерь. Православный Бог един в трех лицах. По Своем Воскресении Господь наш Иисус Христос 9 раз «был видим глазами и ося­заем руками человеческими» (Фаррар 1893, с. 574). Небесная иерархия небожителей имеет 9 ангельских чинов 3 ступеней.

Моисей 40 дней пробыл на Синае. Пророк Илья 40 дней пробыл в пустыне. Спаситель тоже пробыл 40 дней в уединении. На 40-й день вознесся Христос по Воскресении. Число 40 в Священном Писании всегда связано с искушением и возмездием.

Главными на Соборной площади Московского Кремля являются три собора. Образу­ют всю площадь девять церковных зданий, а среди них Благовещенский собор имеет де­вять глав, что символизирует девять ангельских чинов. Девятиглавие этого храма служит как бы залогом того, что все девять ангельских чинов заступятся за русских крещеных ца­рей, за Московский Кремль, за русский народ.

Общее число всех куполов на Соборной площади — 40.

Все эти три числа (3, 9, 40) имеют особое значение в судьбе усопших: на третий день хоронят, на девятый и сороковой день поминают, заказывают сорокоуст.

На сороковой день устраивают особые поминки усопшим, ибо считается, в этот день душа усопшего окончательно покидает земные пределы и, если достойна, удостаивается Царствия Небесного.

В связи с метаморфозой усопших на сороковой день особое значение имеет Успение Пресвятой Богоматери. Вокруг этого события сложилась особая система идей, названная философом Н.Н. Лисовым «успенским мышлением» (Лисовой 2001).

В Успенском мышлении, как видно в иконописи XV-XVII вв., помимо темы оплакива­ния апостолами усопшей Богоматери, развивается и занимает векторное положение тема ее Воскресения и Вознесения во плоти на небеса.

Эта тема в пространных редакциях иконографии Успения Божией Матери реализует­ся в средней части иконы.

Над лежащей в темных ризах на смертном одре Марии изображен стоящий в небес­ной славе Спаситель со спеленутыми белыми пеленами ребенком на своих руках. Этот младенец — душа Божией Матери, которую принимает Христос. А еще выше, в центре иконы, в кругах небесной славы изображается сидящая Мария, но уже в белых ризах. Она поддерживается двумя Архангелами. И в самой верхней части полукругом изображены Врата Рая.

Согласно церковным представлениям, после Воскресения Христа первый человек, который воскрес после искупительной жертвы, была Мария. Именно ее архангелы Гавриил и Михаил встречают у Врат Рая как первого представителя рода людского, удостоившего­ся обожения. Поэтому образ Богоматери сопровождается двумя архангелами — Гавриилом и Ми­хаилом. И эта важнейшая идеологема Успенского мышления нашла воплощение в разработке плана Соборной площади.

Из-за Москвы-реки, с главной точки зрения, видны лучше всего именно собор Богоро­дицы (ее Успения), фланкируемый соборами Благовещенским и Архангельским, то есть внутренним оком нам как бы предлагается видеть Богоматерь, сопровождаемую арханге­лами Гавриилом и Михаилом (Успенский собор— Мария, Благовещенский — Гавриил, Архангельский — Михаил).

Благовещенский собор посвящен событию, в котором активным действующим лицом был Архангел-Благовестник Гавриил, сообщивший Марии, что от Духа Святого непороч­ным путем она зачнет Спасителя мира — Иисуса Христа. Архангел Гавриил и Михаил играют исключительную роль в замысле спасения мира, ибо были главными исполнителями Божиих предначертаний.

В связи с этим в Православии получил широкое распространение тип иконы Богома­тери, на которой слева и справа часто изображаются два Архангела. А на острове Крит даже построили церковь «Панагия Ангелоктиста», что значит «Всеблагая Ангелосданная». Именно в соответствии с этой идеей размещены три главных храма на Соборной площади Московского Кремля, давая архитектурное воплощение иконной программы.

Эта идея находит воплощение на Соборной площади и в виде фрески. Над южным порталом Успенского собора, т. е. на парадной стороне, изображена Богоматерь Влади­мирская, и слева и справа от Нее Архангелы Гавриил и Михаил в рост.

Но идейно-художественный строй Соборной площади имеет несколько уровней во­площения и прочтения.

1. С парадной точки зрения из-за Москвы-реки.

2. С точки зрения символики священных чисел.

3. С точки зрения содержания наружных фресок.

4. С точки зрения посвящения престолов.

К сожалению, до сих пор, кроме анализа содержания наружных фресок, наши иссле­дователи не обращались ни к анализу числовой символики, ни особенной храмографии («храмография» — неологизм, созданный подобно терминам «иконография», «агиография». Сочетание русского и греческого корней — не новость. Вспомним слово «Санкт-Петербург», где сочетаются латинский, греческий и немецкие корни) Соборной площади, не увязывали посвящение престолов Кремля с идеями Успения и Вос­кресения.

А между тем храмы, образующие Соборную площадь, посвящены:

Божией Матери — Успенский собор.

Ризам Марии, оставшимся по Воскресении и Вознесении ее, — Ризположенская церковь.

Спасителю — Верхоспасский собор.

Двенадцати апостолам — Собор двенадцати апостолов.

Архангелу Гавриилу — Благовещенский собор.

Девяти небесным чинам — Благовещенский собор.

Архангелу Михаилу — Архангельский собор.

Заметим, что вышеприведенный список перечисляет все образы, изображенные на иконе Успения Пресвятой Богородицы.

Другими словами, Соборная площадь Московского Кремля есть ничто иное, как во­площение архитектурно-градостроительными средствами иконографии Успения Богомате­ри, т. е. Священная площадь Кремля — это архитектурная икона Успения и Воскресения Божией Матери.

Воскресенский аспект является частью Успенского мышления. Со словом «Успение» в православном сознании связывается не только смерть, но и победа над смертью.

Обратим внимание, что в тропаре на праздник Успения Пресвятой Богородицы Она названа «Мати сущи Живота, и молитвами Твоими избавлявши от смерти...»

В кондаке же на этот праздник прямо утверждается «В молитвах неусыпающую Бого­родицу <...> гроб и умерщвление не удержатся».

Развитие успенско-воскресительного мышления на Руси привело естественно к идее построить в Кремле грандиозный Воскресенский собор на Соборной площади как главный храм Московского Патриаршего Престола. Эта идея возникла в XVI веке, «когда в сонме древних патриарших кафедр появилась еще одна — Московская» (Под патриаршим омо­фором, 1989).

Новый храм должен был превзойти свой прототип — Воскресенский храм Гроба Гос­подня в Иерусалиме. Для того, говорят, и была осуществлена в 1600 г. повелением Бориса Годунова надстройка столпа Ивана Великого, ставшего надолго самым высоким сооруже­нием на Руси.

Но построен был чаемый Воскресенский храм полвека спустя, не в Кремле, а недале­ко от Москвы, на берегу реки Истры, где сама природа, казалось бы, создала условия для строительства Русской Палестины.

Патриарх Никон задумал повторить не просто копию храма Гроба Господня, но воссо­здать топографически все евангельские реалии — священные места земной жизни Спаси­теля с помощью ландшафта, архитектуры и градостроительных приемов: создать про­странственную икону Святой Земли и икону Небесного Града, виденного в Откровении Иоанном Богословом.

Так возникла, по словам И. Грабаря, самая пленительная архитектурная сказка, кото­рую знало человечество, — Новый Иерусалим.

От иерусалимского храма Никон взял только планировочную схему. Сам же облик Нового Иерусалима навеян, прежде всего, образами русского зодчества: многоглавого собора Василия Блаженного и многоглавой Соборной площади Московского Кремля, с их богатой и сказочно многоцветной отделкой фасадов, с большими ажурными крестами, с изысканнейшими линиями русских куполов.

Многоглавый, златоглавый, разноцветный, сложный по силуэту Новоиерусалимский Воскресенский монастырь более похож на Московский Кремль, чем на строгий, одноцвет­ный, скупой на декор Воскресенский собор Гроба Господня в Иерусалиме.

Новый Иерусалим превратился в Новый Кремль Святой Руси, в Воскресенский Кремль, образ Рая на Земле, так любимый Н.Ф. Федоровым, который в последние годы жизни проводил лето в Воскресенске, посещая регулярно Новый Иерусалим.

Таким образом, Московский Кремль как архитектурная икона Успения и Воскресения оказал исключительное влияние на русское сознание.

Архитектурная символика Московского Кремля вместе с новозаветной литературой послужила основным источником конструирования ошеломляющего учения о воскрешении людей, о победе над смертью, которое разработал гениальный русский мыслитель Н.Ф. Федоров.

Московский Кремль для Федорова явился тем ключевым образом, который, переда­вал полноту и глубину его учения, воспринимал его как олицетворение сокровенных чая­ний людей и понимался им как «Алтарь мира». Дело дошло до того, что философ в попыт­ках отыскать самое точное название для своего проекта Победы над Смертью, пришел к мысли назвать его «Пасхально-Кремлевский вопрос».

Литература:

Борисов 1990 — Борисов В.С. Кто же мать Н.Ф. Федорова? // Общее дело: Сборник докладов, представ­ленных на I Всесоюзные Федоровские чтения. М., 1990. С. 233-234.

Борисов 1991 — Борисов В.С. Кремль и Успение II Домострой. 1991. № 4.

Борисов 1996 — Борисов В.С. Адреса Н.Ф. Федорова // Философия бессмертия и воскрешения: В 2 вып. Выл. 1. М. 1996. С. 251-255.

Борисов 2010— Борисов В.С. Федоровские сады как Эдем Воскрешения (ландшафтная визуализация идей Философии Общего Дела) II «Служитель духа вечной памяти». Николай Федорович Федоров (К 180-летию со дня рождения). Сб. научных статей: В 2 ч. Ч. 2. М„ 2010. С. 267-308.

Голубинский 1901 — Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 1. М., 1901.

Лисовой 2001 — Лисовой Н. Песнь Успенская //Три Рима. М„ 2001. С. 445-452.

Под патриаршим омофором 1989 — Под патриаршим омофором. К 400-летию установления Патриарше­ства на Руси. М. 1989, Буклет.

Соколов — Соколов. Устав Православного богослужения. Париж, 1922.

Фаррар 1893 — Фаррар Ф. Жизнь Иисуса Христа. СПб, 1893.

Федоров 1995-2000/1-4, Доп. — Федоров Н.Ф. Собр. соч.: В 4 т. М„ 1995-1999; Дополнения. Коммента­рии к Т. IV. М., 2000.

Филимонов 1988 — Филимонов В.С. «Я не в Аркадии — в Москве рожден», М„ 1988.

В.С. БОРИСОВ

«Московский Сократ»: Николай Фёдорович Фёдоров (1829-1903). Сборник научных статей