Р. Вахитов. Предсказанная революция

Прошла 106-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. И опять слышались голоса антисоветчиков: «Да это была не революция и переворот! Да если бы не немецкие шпионы-большевики, империя бы расцвела! Да не было никаких предпосылок для революции...»

Величайшее, полное и трагизма, и величия событие в новейшей истории России пытаются представить как некую нелепую случайность, результат совместных действий внешних врагов и кучки внутренних отщепенцев! И это доказывают люди, имеющие дипломы истфаков, а то и дипломы кандидатов и докторов наук, читавшие великих русских историков, писателей и философов, общественных, политических и даже церковных деятелей, неоднократно предсказывавших эту революцию...

Увы, об этих предсказаниях не специалисты вспоминают редко. Значит, нужно об этом говорить – прямо и открыто!

Два кошмара преследовали правящий класс Петербургской империи с самого ее основания в 1721 году. Первый – кошмар крестьянского бунта, второй – кошмар политической революции. Кошмар бунта стал стучать в ушах петровских дворян еще с того времени, когда над вознесшимся на чухонских болотах градом Петра прозвучало страшное проклятие согнанных на каторжные работы крестьян: «Петербургу быть пусту». Кошмар революции впервые охватил Екатерину, которая забавлялась перепиской с французскими просветителями, изображала из себя свободолюбивую монархиню, пока до нее не дошли вести о революции во Франции и страшной судьбе ее венценосного собрата – Людовика XVI, обезглавленного санкюлотами.

С тех пор предсказания о крахе романовской монархии, о бунте крестьян и о революции в России с регулярностью появлялись весь XIX век и уж тем более в начале XX века. Приближающийся социальный ураган предсказывают все – поэты и писатели, революционеры и министры, философы и епископы. Говорить после этого, что страна прекрасно развивалась и неожиданно горстка мятежников учинила революцию – просто смешно. 

Начнем, пожалуй, с деятелей литературы – их у нас, особенно поэтов, принято считать людьми особыми, наделенными пророческим даром. Возможно, так оно и есть.

В стихотворении «К Чаадаеву» взору Пушкина предстает гибель самодержавной России:

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья!

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

Предсказание революции – и довольно точное! – мы находим в знаменитом стихотворении М.Ю. Лермонтова, которое так и называется «Предсказание». Некоторые экзальтированные литературоведы считают его даже мистическим и его появление объясняют тем, что Лермонтов был потомком шотландского барда и чернокнижника Лермонта. Напомню начало стихотворения:

Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь...

Стихотворение было написано в 1830 году, за 87 лет до революции.

Не только предчувствие революции, но убежденность в ее правоте и справедливости, мы находим в творчестве Н.А. Некрасова. В стихотворении «Душно! Без счастья и воли...» звучит чуть завуалированный призыв к революции как к единственно возможному разрешению безвыходного положения в обществе:

Душно! без счастья и воли

Ночь бесконечно длинна.

Буря бы грянула, что ли?

Чаша с краями полна!

В стихотворении «Несчастные» поэт пишет:

Но спит народ под тяжким игом,

Боится пуль, не внемлет книгам.

О Русь, когда ж проснешься ты...

А вот знаменитые слова из песни «Русь» Гриши Добросклонова из поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Гриша, между прочим, сам – правдолюбец и революционер, поэт проговаривается, что судьба ему готовит «чахотку и Сибирь». «Рать неисчислимая», про которую поет Гриша, очевидно – победоносное народное восстание:

Сила с неправдою

Не уживается,

Жертва неправдою

Не вызывается, –

Русь не шелохнется,

Русь – как убитая!

А загорелась в ней

Искра сокрытая…

Рать подымается –

Неисчислимая!

Сила в ней скажется

Несокрушимая!

Однако это были голоса поэтов XIX века, которых отделяли от революции многие десятилетия. В поэзии Серебряного века тень грядущей революции уже практически повсеместна. А. Блок пророчествует, обращаясь к России:

Какому хочешь чародею

Отдай разбойную красу!

Пускай заманит и обманет, –

Не пропадешь, не сгинешь ты...

Андрей Белый не только предчувствует, но и торопит катастрофу Российской империи:

Исчезни в пространстве, исчезни,

Россия, Россия моя…

В 1905 году, после поражения России в войне с Японией, символист Константин Бальмонт точно предсказывает казнь царя, которая произойдет лишь через 12 лет:

Наш царь – Мукден, наш царь – Цусима,

Наш царь – кровавое пятно,

Зловонье пороха и дыма,

В котором разуму темно…

 Кто начал царствовать – Ходынкой,

Тот кончит – встав на эшафот.

Наконец, Владимир Маяковский в «Облаке в штанах», написанном перед мировой войной, прямо называет дату грядущей революции – и ошибается лишь на год:

Где глаз людей обрывается куцый,

главою голодных орд,

в терновом венце революций

грядет 16-й год.

Не отставали от поэтов и писатели, философы и ученые. Одним из первых был, конечно, А.Н. Радищев. В своем «Путешествии из Петербурга в Москву» он описывает, как он увидел продажу крепостных крестьян, и далее делится своим возмущением: «Вольные люди, ничего не преступившие, в оковах, продаются как скоты! О законы! премудрость ваша часто бывает только в вашем слоге! Не явное ли се вам посмеяние?»

На ум Радищеву приходит мысль о революции, которая освободила бы крестьян и наказала их угнетателей. При этом Радищев понимает, что революция принесет на некоторое время страдания и кровь, но убежден, что в конце концов государство станет лишь крепче за счет новых талантов из среды освобожденного народа: «О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени...»

При этом писатель считает, что это вовсе не мечты и пожелания оскорбленного чувства справедливости, это – пророчество. Революция обязательно произойдет в России через 100 лет: «Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие». Эти слова Радищева были сказаны в 1790 году; писатель ошибся на 27 лет.

Русский философ Владимир Сергеевич Соловьев, сомневаясь в возможности России реализовать теократический идеал, в 1881 году пророчески заявил: «А то, может быть, не обратиться ли нам еще и к нигилистам: ведь они, быть может, являют собой будущее России». Нигилисты или революционные демократы-материалисты, как известно, ждали и готовили революцию в России.

Нельзя не вспомнить и современника В.С. Соловьева – Ф.М. Достоевского. В «Дневнике писателя» 1877 года он пишет: «...мне кажется, что и нынешний век кончится в старой Европе чем-нибудь колоссальным, то есть, может быть, чем-нибудь хотя и не буквально похожим на то, чем кончилось восемнадцатое столетие, но всё же настолько же колоссальным, – стихийным, и страшным, и тоже с изменением лика мира сего – по крайней мере, на Западе старой Европы». Достоевский имеет в виду, что в конце XIX века, годах в 1880-х, в Европе и, возможно, в России может произойти такая же страшная, кровавая революция, какая произошла во Франции в конце предыдущего, XVIII века, в 1789 году.

Не случайно Достоевского так заинтересовала разгромленная подпольная организация «Народная расправа», которая, действительно, планировала учинить восстание в России в 1870 году. Именно членов «Народной расправы» писатель вывел в романе «Бесы» под видом Петра Верховенского и его товарищей. Странным образом писатель здесь приблизительно угадал даже месяцы двух русских революций 1917-го. В ответ на вопрос Кармазинова: «…если назначено осуществиться всему тому... о чем замышляют, то... когда это могло бы произойти?» Верховенский нехотя говорит: «К началу будущего мая начнется, а к Покрову всё кончится». Первая революция в 1917 году произошла в марте по новому стилю («до начала мая»), а вторая, Октябрьская, произошла осенью, в октябре (праздник Покрова бывает 14 октября по новому стилю).

Консервативный публицист и философ XIX века К.Н. Леонтьев не только предсказывал социалистическую революцию в Россию, но и выказывал ей некое сочувствие, казалось бы, странное для монархиста и клерикала: «Я того мнения, что социализм в XX и XXI веках начнет на почве государственно-экономической играть ту роль, которую играло Христианство на почве религиозно-государственной тогда, когда оно начинало торжествовать. Теперь социализм еще находится в периоде мучеников и первых общин, там и сям разбросанных. Найдется и для него свой Константин... в сущности, либерализм есть, несомненно, разрушение, а социализм может стать и созиданием».

Предупреждение о революции и предсказание ее можно найти и у Л.Н. Толстого. Он в 1902 году, в письме к Николаю II писал о том, что государство долго не сможет сдерживать гнев народа: «Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа, который все более и более просвещается общим всему миру просвещением. Поддерживать эту форму правления... можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел...»

А в 1906 году, когда революция уже началась, обращаясь к правительству, Толстой предсказал ее неминуемую победу: «Вам не устоять против революции с вашим знаменем самодержавия, хотя бы и с конституционными поправками... Всё это отжило и не может быть восстановлено. Спасение ваше не в думах с такими или иными выборами и никак не в пулемётах, пушках и казнях, а в том, чтобы признать свой грех перед народом и постараться искупить его».

Наконец, наиболее точным в своих предсказаниях оказался великий русский историк В. О. Ключевский. После роспуска Госдумы в 1906 году он, по воспоминаниям П. Милюкова, заявил: «Династия прекратится; Алексей царствовать не будет». Так и вышло.

К началу ХХ века и уж тем более к началу Первой мировой войны мысль о неизбежности революции овладела и наиболее проницательными политиками.

Конечно, в первую очередь это касается революционных, левых политиков. Они в России более 100 лет ждали революцию, готовили ее и внимательно отслеживали признаки ее приближения. В.И. Ленин писал об эпохе до Русско-японской войны, казавшейся многим тогда торжеством мира и стабильности: «Везде чувствуется приближение великой бури. Во всех классах брожение и подготовка…» Приведу еще его слова, написанные Лениным уже через 10 лет, после подавления первой русской революции: «...контрреволюционная система... исчерпала свои социальные силы... никаких реформ при существующем строе быть не может, хотя внутреннее положение России так плачевно, что очевидна ее отсталость даже по сравнению с Азией. Даже печать октябристов пишет, что “дальше так жить невозможно”. Отсюда ясны задачи пролетариата, который стоит перед новой революцией».

Обратим внимание на замечание Ленина об октябристах (то есть членах правой партии «Союз 17 октября», куда входили представители «элиты»). Выходит, неизбежность революции становится ясной не только революционерам, но и высшим сановникам империи – министрам, губернаторам, депутатам Думы от правых партий – тем, кто смотрел на ситуацию не из подполья, как большевики, а с вершины государственной пирамиды. Так оно и было.

Глава царского правительства, реформатор С.Ю. Витте заявил в 1905 году, когда разразилась первая русская революция: «Все революции происходят оттого, что правительства вовремя не удовлетворяют назревшие народные потребности. Они происходят потому, что правительства остаются глухи к народным нуждам...  Для меня было совершенно очевидно, что все это повышенное революционное настроение России кончится или катастрофой, или большим переворотом, что и случилось».

Показательна характеристика, которую Витте дал высшим слоям общества. «Большинство наших дворян представляет собой кучку дегенератов, которые, кроме своих личных интересов и удовлетворения личных похотей, ничего не признают, а потому и направляют все усилия на получение тех или иных милостей за счёт народных денег...» Не менее жесткие слова Витте находит для отзыва об официальной церкви: «Без религии... масса обращается в зверей... У нас церковь обратилась в мертвое, бюрократическое учреждение, церковные служения – в службы не Богу, а земным богам... Вот в чем заключается главная опасность для России».

Показательны и слова царского министра земледелия Ермолова, которые он обращал к императору, рисуя бедственное положение крестьян: «В тесной связи с вопросом о взыскании упадающих на крестьянское население казённых, земских и общественных сборов и, можно сказать, главным образом на почве этих взысканий, развилась страшная язва нашей сельской жизни, в конец её растлевающая и уносящая народное благосостояние, – это так называемые кулачество и ростовщичество… Однажды задолжав такому ростовщику, крестьянин уже почти никогда не может выбраться из той петли, которою тот его опутывает и которая его большею частью доводит до полного разорения. Нередко крестьянин уже и пашет, и сеет, и хлеб собирает только для кулака». Признание министра тоже заставляло задуматься о том, что терпение крестьян все же не безгранично...

Но наиболее удивительно знаменитое пророчество П.Н. Дурново. Петр Николаевич Дурново (1845–1915) – член Госсовета империи, министр внутренних дел империи в 1905–1906 гг. (как раз в годы премьерства Витте!), в феврале 1914 года подал на имя царя пространную служебную записку. В 1922 году она была обнаружена в архиве и опубликована в журнале «Красная новь», и с тех пор она считается одной из загадок ХХ века. 

В записке Дурново предостерегал Николая II от вступления в войну с Германией и описывал трагические последствия этого шага. И все произошло именно так, как и предсказал Дурново. Точность его предсказаний поразительна! Дурново не только предвидел поражение России в Первой мировой войне, но и считал в этом случае неминуемой революцию, предвидел двоевластие и радикализацию революции в России, а также революцию в Германии, унижение Германии Антантой и рост реваншистских настроений в послевоенной Веймарской республике (то есть фактически он предвидел и приход к власти Гитлера).

Нас, конечно, интересует прежде всего предсказание русской революции: «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма... в случае неудачи, возможность которой при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, – социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна. ...начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению...»

В руках русского царя было удивительное по детальности описание всех последовавших событий, однако он не прислушался к нему и в августе 1914-го вовлек Россию в войну, приведшую империю к разрушению, а его самого – к гибели. Существует версия, что записку царю так и не передали...

Дурново был не единственным таким провидцем. Военный министр А.Н. Куропаткин свидетельствовал, что политик А.И. Гучков сказал ему следующую фразу: «Россию даже после победоносной войны ожидает революция». Гучкову же принадлежат слова, сказанные перед революцией: «Уже давно больна наша Россия, больна тяжким недугом». И еще: «...Правительственный курс ведёт нас к неизбежной тяжелой катастрофе. ...Не рискуем ли мы попасть в полосу длительной анархии, распада государства? Не переживём ли мы опять Смутное время, но в более опасной внешней обстановке?»

А вот что писал монархист Шульгин непосредственно перед 1917 г.: «У меня было смутное ощущение, что грозное близко. ...перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала у нас кружилась голова и немело сердце».

Наконец, постфактум о таких же настроениях перед революцией писал в своих воспоминаниях и А.И. Деникин: «Безудержная вакханалия, какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое могло бы опереться царское правительство... Революция была неизбежна, ее называют всенародной. Это определение правильно лишь в том, что революция явилась результатом недовольства старой властью, – решительно всех слоев населения».

Итак, революция 1917 года, пиком которой стало вооруженное восстание в октябре и переход власти к Советам, – вовсе не случайная удача кучки политических авантюристов, как нам пытаются сегодня доказать антисоветчики. Более 100 лет лучшие умы России – литераторы, философы, ученые, общественные и политические деятели предсказывали, что рано или поздно произойдет народное восстание, которое сметет династию Романовых, монархию, да и само созданное Петром государство.

И это не случайно. Слишком разнородным стало российское общество в результате петровских реформ: узкий европеизированный слой против миллионов мужиков с бородами, живущих традициями московской старины и смотрящих на бар почти как на иностранцев. Слишком тяжел был гнет послепетровского государства: сначала крепостнического, а затем капиталистически-сырьевого, обогащавшегося на торговле хлебом за границу за счет крестьянских пота и крови... Конечно, трудно отрицать, что империя была блистательна, она породила великую литературу, балет, восхищающие до сих пор Европу.

Но была и оборотная сторона – это страдания десятков миллионов простолюдинов, страдания, которые время от времени разряжались пароксизмами возмущений и бунтов. На протяжении почти двух веков существования Российской империи, основанной Петром, не было, наверное, десятилетия, чтоб они не потрясали империю. Весь XVIII век проходит и в восстаниях «инородцев» (одних башкирских восстаний было 7, первое – в 1704 году, последнее – в 1773-м) и в восстаниях «природных», православных подданных (восстание Булавина, бунт работных людей, Чумной бунт, Копиивщина, Кижское восстание). В конце века разразилась пугачевщина, память о которой осталась в веках – не только в народе, но и у дворян. И это неудивительно, им пришлось на своем опыте убедиться, как их ненавидит весь народ. Пушкин писал: «Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства».

В XIX веке крестьянские восстания продолжились: бунты против военных поселений при Александре Первом, холерные бунты в 1830-х, бунты во время Крымской войны, когда распространились слухи об освобождении служивших в армии. Современный историк Б.Ю. Тарасов пишет: «Покушения крестьян на убийство своих господ, грабежи и поджоги усадеб были так часты, что создавали ощущение неутихающей партизанской войны. Это и была настоящая война... В 1800–1825 гг., по неполным данным, в России случилось около 1,5 тыс. вооружённых крестьянских выступлений против своих помещиков. Со временем их становилось всё больше...»

П. Семенов-Тян-Шанский сообщал, что в середине XIX века в их округе и соседних округах не было и года, чтобы крестьяне не убили какого-нибудь помещика... Мало кто знает, что отец писателя Достоевского был убит в поле его крепостными крестьянами. Крестьянами же были убиты екатерининский фельдмаршал Михаил Каменский, генерал Леонтьев, генерал Циолковский. Всякий раз крестьяне объясняли свои действия жестоким обращением со стороны помещиков...

Перед отменой крепостного права страна была на грани революционной ситуации, что понимал и Александр Второй, признавшийся московскому дворянству, что, если не будет перемен, крестьяне возьмут свое силой. Он знал, что говорил. В 1859 году правительство 66 раз отправляло войска на подавление крестьянских бунтов. Бунтами встретило крестьянство и «освобождение» без земли (вспомним село Бездна).

К этому времени войну против правительства начинает и интеллигенция. В 1870-х она предпринимает «хождение в народ» ради революционной пропаганды, а с 1880-х начинает террористическую борьбу против царя и министров. В 1881 году от рук революционеров гибнет царь Александр Второй. С начала ХХ века то и дело террористы убивают министров и губернаторов (члены Боевой организации эсеров убили в начале ХХ века министров Плеве, Сипягина, Сахарова, московского градоначальника – великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Шувалова, множество других начальствующих особ). Всего в ходе эсеровского террора погибло в 1902–1917 гг. около 17 тысяч человек. И это революция еще не началась, это, как говорят историки, только ее прелюдия...

То же самое и с крестьянскими выступлениями начала ХХ века. Специалист по аграрной истории России Теодор Шанин писал, что в 1902 году крестьянство начало войну против города, которая закончилась лишь в 1921 году – с принятием ленинского НЭПа. В 1902–1907 гг. восстания прокатились по Киевской, Черниговской, Орловской, Курской, Саратовской, Пензенской, Рязанской губерниям. В 1905–1906 гг. восставшие крестьяне сожгли около 4 тысяч помещичьих усадеб – 10% от общего их числа по стране. Правительство бросало на подавление протестов войска, которые расстреливали крестьян, вооруженных вилами и топорами, из пушек! Министр Дурново (который в 1914 году напишет записку царю) приказывал сжигать избы восставших крестьян. Перед нами уникальная в истории тактика выжженной земли против... собственного народа! И это – в относительно мирное время...

Впрочем, применение войск против народа – это обычная практика Российской империи еще с конца XVIII века. Государство Российская империя вообще напоминало военный лагерь, оккупировавший чужую ему страну. Элита империи, отринувшая национальные традиции, носившая мундиры западного образца, за редкими исключениями (которые мы только и помним, потому что они составляют славу и гордость России) презирала свой народ, считала его недолюдьми, дикарями. Сам Петр Первый – основатель империи – по словам историка Костомарова, говорил о своих подданных: «Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей».

Символом империи был бронзовый император на коне, топчущий змею. Под императором подразумевалось «европейское», полунемецкое, «просвещенное», военно-полицейское государство, под змеей – местные русские жители, «белые туземцы». И этот пьедестал из миллионов рабов постоянно угрожающе шатался...

Мы про это почти что ничего и не помним, а представители высших классов того времени четко ощущали, что живут на вулкане. Князь Н. С. Трубецкой вспоминал, что в 1905 году, в разгар крестьянских бунтов, его мать говорила ему маленькому: «К крестьянам не подходи. Запомни, крестьянин – твой враг!» Не случайно в империи помещикам разрешали иметь огнестрельное оружие, а крестьянам – запрещали (государственным крестьянам запрещали безусловно, помещичьим – по разрешению барина)...

После это вряд ли мы удивимся тому, что с самого начала XVIII века и вплоть до 1917 года раздавались постоянные пророчества и предсказания о народном восстании – революции, что ими преисполнена русская литература, труды философов, ученых, выступления общественных деятелей, исторические документы. Поистине, революция 1917 года была предреченной революцией. Если мы это осознаем, мы лучше поймем «тайные пружины» российской истории.

Рустем ВАХИТОВ

Источник: «Бельские просторы»