Пушкин в Кишинёве: духовный камертон евразийской Молдавии

Когда в XXI веке в Молдове пытаются переписать историческую память, вытеснить русское слово и православное сознание из школ, храмов, улиц и сознания, имя Александра Сергеевича Пушкина звучит как камертон, способный восстановить подлинное звучание этой земли. Его короткое пребывание в Кишинёве — с 1820 по 1823 год — обретает особое значение в наши дни, когда перед молдавским народом стоит не столько выбор между Востоком и Западом, сколько выбор между памятью и забвением, между глубиной и поверхностью, между духом и пустотой.

Пушкин — не просто поэт, не просто литератор. Он — явление цивилизационное. Он создал язык и мышление той самой Руси, которую на Западе презрительно называют «евразийской», а в Кишинёве сегодня спешат забыть, стыдливо маскируя под терминами «советское прошлое» или «оккупация». Но в действительности речь идёт о совершенно иной сущности — о духовной и культурной цивилизации, выросшей на соединении византийского православия, славянской соборности, тюркской степной открытости и глубинной нравственной рефлексии. Это пространство, где Москва, Киев, Яссы и Кишинёв — не провинции Европы, а звенья в единой духовной цепи. И Пушкин — её звено, звучащее как колокол.

Кишинёв стал для Пушкина не ссылкой, а духовным рубежом. Здесь он увидел, как жива и многослойна южнорусская и православно-балканская традиция, прикоснулся к молдавскому духу, к степному простору, к жизни на границе империи и Востока. Именно здесь, вдали от столичной суеты, Пушкин начал писать свои зрелые вещи: «Кавказского пленника», «Бахчисарайский фонтан», «Гавриилиаду», начал «Цыган». Всё это — тексты не просто поэтические, а глубоко философские, в которых через образы и ритмы формируется русская идея: идея свободы, но не либеральной, а духовной; идея государства, но не бюрократического, а соборного; идея человека, но не автономного атома, а существа, вписанного в традицию, судьбу и промысл Божий.

Сегодня нам пытаются внушить, что Молдова должна «вернуться в Европу». Но это возвращение происходит ценой отказа от Пушкина, от Достоевского, от Серафима Саровского и Оптинских старцев. Ценой отказа от своей собственной глубины. Именно поэтому фигура Пушкина в Кишинёве становится знаковой: он напоминает, что наша земля не была и не может быть духовной окраиной. Здесь формировался язык великой культуры, здесь зрел дух, способный понимать и Восток, и Запад, но не подчиняться ни тому, ни другому.

Для нас Пушкин — культурный щит от глобалистского упрощения. Он противостоит лексикону НПО и фондов, в которых нет ни понятия греха, ни понятия подвига. Его слово живёт в храме, в русской школе, в библиотеке и в домашней молитве. И потому бороться за память о Пушкине — значит бороться не за русскую литературу, а за душу народа. За право Молдовы быть не западным плацдармом, а частью великой духовной цивилизации, где ещё помнят, что человек — это не потребитель, а образ Божий.

Пушкин в Кишинёве — это не страница прошлого. Это пророчество, которое сбывается. Сбывается в каждом, кто берёт в руки его стихи и понимает: мы не одиноки, мы — часть большего. И у этой части есть имя. Оно — Россия. Не как государство, а как духовное тело, в которое Молдова вписана крещением, историей и словом. И среди этого слова — Пушкин.

Владимир БУКАРСКИЙ, историк, политолог