Посвящение 5-й годовщине А.Н. Самарина и 80-летнему юбилею МГИМО

Предисловие от редакции сайта. В день рождения Анатолия Николаевича, 23 марта 2024 года, был размещен лишь один, но весьма злободневный материал его памяти – выступление на конференции 2009 года в Российской государственной библиотеке «Либеральный фундаментализм против социальной солидарности и человечности». Его можно найти в архиве сайта.

В нынешнем материале памяти А.Н. Самарина мы решили сосредоточиться на той же теме – «солидарность», поскольку сегодня ее актуальность растет просто лавинообразно. Примечательно, что Анатолий Николаевич давно осознал её значимость, в его научном и публицистическом творчестве она всегда была одной из приоритетных.

Обращаем внимание читателя на то, что, как и все его статьи по данной теме, опубликованные раньше, так и статьи, которые мы предлагаем читателю теперь, написаны много лет назад, но их основные положения звучат так, как будто сказаны сегодня!

Анатолий Николаевич Самарин настолько горячо переживал за судьбу своего и нашего Отечества, что в статье «Покушение на солидарность: зачем и для кого реформы?», фрагменты которой публикуем, прямо обращается к соотечественникам с призывом:

«Выйдя из раковины обособленного существования и протянув руку помощи другому, мы спасаем в действительности не только его, но и самих себя…Важно также восстановить открытую коммуникацию между людьми, которая всегда была отличительной особенностью наших людей: …ищите и находите единомышленников. Для этого хороши все формы ассоциации, основанные на просоциальных, созидательных ценностях. Полезны формальные и неформальные объединения, клубы, общины.

Воссоздав разорванные связи и соединившись с единомышленниками вместе, мы определенно окажемся непобедимы. Солидарность – это, поистине, тот могучий рычаг, с помощью которого возможно укрепить пошатнувшийся фундамент нашей жизни. Только с возвращением идеи общего блага, обретением коллективных целей и смыслов, возобновлением строительного духа, так свойственного прежде нашей цивилизации, открывается путь к ее грядущему подъему».

В статье «Возродится ли солидарность в современной России?» мы находим еще одно яркое определение значимости солидарности для нашего общества:

«Солидарность таит в себе самый мощный в истории человечества социально-психологический ресурс, способный мобилизовать группу, массы или целый народ во имя упорного осуществления общих целей и интересов. И от того, удастся ли задействовать этот ресурс, будет зависеть очень многое в ближайшие годы» («Конфликтология», М. – СПб, № 2,  2007).

В своих статьях Анатолий Николаевич знакомит читателя и с исследованиями западных ученых, которые, несмотря на главенствующую в их странах либеральную идеологию, осознают смысл и значение солидарности. В частности, он цитирует красноречивую фразу об эмпатии, тесно сопряженной с понятием солидарность, британского ученого Мартина Л. Хоффмана из его книги «Эмпатия и моральное развитие»:

«Для меня эмпатия есть искра человеческой заботы о других людях, клей, который скрепляет социальную жизнь воедино. Она может быть хрупкой, но все же, без сомнения, ей удалось выдержать целую эволюцию, и она, вероятно, будет с нами и дальше, пока существует человеческий род».

Темы дефицита социальной эмпатии, солидарного сознания  в российском обществе, как порождение либерального фашизма, отражены в научных статьях А.Н. Самарина, в участии на конференциях по данной проблематике, в активном привлечении внимания к ней в научных и общественных кругах через сайты, где он долгие годы был редактором.

В числе главных идей – солидарность как единственная возможность, шанс на спасение всего человечества и, конечно нашей страны, русской, российской цивилизации в современном мире. Опасные политические, шире мировоззренческие тенденции, которые автор обозначил более 20 лет тому назад, сегодня проявились с угрожающей очевидностью.

Там, где А.Н. Самарин исследует историю понятия «солидарность», он привлекает и новые данные естественных наук, в частности, о том, что даже одноклеточные демонстрируют помогающее поведение. Добавим здесь красноречивый факт осознанного помогающего поведение в стае волков, животных, которые люди причисляют к самым свирепым хищникам. Движение стаи организовано так, что впереди идут самые слабые и больные волки. За ними опытные и сильные. Молодежь и самки внутри цепочки. И только позади всех – сам вожак, чтобы видеть всю стаю и контролировать порядок в ней. Больше того, стая ухаживает за калеками и старыми, их кормят пережеванной пищей, как щенков!

Но что же может противопоставить этому сегодня вид Homo sapiens? Все маски сброшены, носителями либеральных ценностей в мире и в нашем обществе уже не только открыто говорится, но и реально делается все возможное по направлению к дегуманизации, расчеловечиванию вплоть до уничтожения человека как вида.

Но ведь в нашей отечественной истории немало примеров, когда именно социальная солидарность и человечность помогли выжить, выстоять. У нас есть драгоценный опыт спасения и, более того, победы над мировым злом с помощью этих замечательных, фундаментальных качеств человека. Самый яркий пример – победа в Великой Отечественной войне 1941-45 годов.

Драматичная поляризация российского общества, увидеть которую призывал А.Н. Самарин, особенно обострилась сейчас, в условиях военных действий. Одна его часть выражает солидарность с теми, кто воюет за Отечество, другая – как будто вообще не замечает происходящего – продолжаются развлекательные передачи, причем на центральных каналах ТВ, эстрадные концерты, шоу. Они собирают тысячи людей легкомысленных, безразличных к судьбе воюющих и гибнущих за их жизнь соотечественников… возможно ли было победить в Великой Отечественной войне при таком отсутствии солидарности в обществе? Ответ очевиден.

К тому же следует учесть, что предложенные читателю статьи были написаны Анатолием Николаевичем в те годы, когда работа по дегуманизации сознания, разобщенности, особенно людей молодых, еще не была так активно перехвачена соцсетями и прочими изобретениями всемирной паутины. Этот новый фактор еще более усугубляет ситуацию.

Если вникнуть в содержание помещенных ниже статей, с большим сожалением можно констатировать, что самая существенная часть поднятым А.Н. Самариным проблем, связанных с темой солидарности остаётся для нашего общества предельно актуальными, поскольку они не находят решения до сих пор.

На протяжении многих лет в разных изданиях, на разных площадках Анатолий Николаевич стремился достучаться до умов и сердец своих слушателей и читателей, чтобы вовремя были услышаны грозные предупреждения, и не только его личные, но и целой когорты его соратников и соавторов, которых он цитирует в своих статьях.

И все же в текстах Анатолия Николаевича есть надежда, что еще не утрачен шанс не просто на выживание, но и на победу в борьбе с изощренным противником – либеральным глобализмом «мироправителей». Только этот шанс нужно осознать и успеть им воспользоваться!

Быть может теперь, в дни судьбоносных испытаний для России, голос нашего единомышленника и соратника Анатолия Николаевича Самарина будет услышан лучше. Голоса его и его ушедших коллег звучат уже из прошлого, но адресованы будущему нашего Отечества, которое состоится, если они будут услышаны!

P.S. Ряд идей в статьях повторяется, но не буквально, а в разных контекстах и ракурсах освещения темы. Мы помещаем лишь основные статьи по данной проблематике, одна из них уже была опубликована, но републикацию её считаем важной именно сейчас (это статья «Возродится ли солидарность в современной России», на сайте была помещена 26 сентября 2023 под названием «О солидарности в современной России»)

Поскольку статьи имеют в основном, академический характер – насыщенны обширным теоретическим обоснованием, две из них мы помещаем лишь во фрагментах, где особенно ярко выражена основная суть авторского видения темы солидарности.

Готовится к изданию книга памяти А.Н. Самарина и мы продолжаем публикацию воспоминаний из этой книги его соратников и коллег, в частности по кафедре философии университета МГИМО, где он преподавал почти 45 лет. Они размещены после статей.

***

Возродится ли солидарность в современной России?

Прежде всего, зададимся вопросом: зачем извлекать вновь из небытия уже полузабытую категорию солидарности, почти изгнанную с обложек не только общественно-политических изданий, но и даже научных? Читатель, чуткий к новейшим «демократическим» веяниям, возможно, легко придет к мысли, что вышла она из обихода «по праву», коль скоро не касается эта категория «наиболее достойного» для современной публики предмета – частного интереса. И, быть может, даже упрекнет автора в анахронизме. Ведь идея солидарности взывает к взаимопомощи, к коллективности и к совместному действию, тогда как не должен ли каждый в согласии с «современными» либеральными ценностями помогать себе сам (и лишь только – себе)? «Да и где вы найдете в сегодняшнем мире солидарность?! – последует, скорее всего, риторический вопрос-возражение.

Не потому ли, мол, и в современной науке – в том числе в социологии – «солидарность [оказалась] в ряду ...невостребованных теоретических понятий», что справедливо фиксирует С.Ю. Барсукова, хотя у него как будто давняя и вполне респектабельная научная предыстория в трудах Конта и Дюркгейма, Ковалевского и Кропоткина, Сорокина и многих других ученых.

Однако такое положение противоречит актуальной потребности в осмыслении социальной сплоченности и действенной групповой идентичности, которая определенно ставит тему солидарности в России в повестку дня: «Причины этого довольно ясны, – указывает тот же автор, С.Ю. Барсукова, – множественность разрывов социальной ткани обусловила поиск основ ее регенерации. Впечатляет многообразие солидарных проявлений в системе общественных действий - от эмоциональной взаимной поддержки смирившихся до протестной активности борющихся». К существенному вопросу о происхождении «разрывов» ткани, социального «протеста» или моральной капитуляции мы еще вернемся ниже. А пока отметим, что из множества известных определений интересующей нас категории, пожалуй, наиболее удачное также принадлежит процитированному выше исследователю: «Солидарность – особый тип социального взаимодействия, при котором моральное должествование переводит ресурс идентичности в плоскость реальной деятельности, выдвигая на первый план надличностные предпочтения».

Работа упомянутого социолога своим подходом представляет собой скорее приятное исключение на фоне пока редкого в нашей стране научного обсуждения темы солидарности. (Нечастого – и за рубежом, где за много лет вышло в свет по ней лишь 2-3 книги и единичные статьи). В прочном отторжении последней в течение 20 лет, как в капле воды, отражаются господствующие в мире ценности либеральных «элит» вопреки всем их уверениям в полной деидеологизации познания.

Не затем ли отброшена идея солидарности и нашими либералами, чтобы великое множество не сложившихся воедино «рядовых» частных интересов, остались навсегда неудовлетворенными в силу своей слабой репрезентации в общественных институтах? Не усматривается ли также в ее замалчивании превентивная акция против всякого коллективного протеста в обстоятельствах, когда оснований для него более чем достаточно? Ведь если нет надлежащего понятия, то его содержание автоматически элиминируется из нашего образа реальности, и потому пока «нет слова» – не будет и дела. Не отсюда ли те ценностные фильтры, если не прямые заслоны к уяснению проблемы и ее актуальной значимости, которые надежно обеспечиваются нормами либеральной «политкорректности», ее элитарным снобизмом, который зачастую недалек от «социально-расовых» идей?.

Нынешняя Россия находится как будто на руинах не только идеи социальной солидарности, но даже и минимального общенационального единения. Структуры и ценности, скрепляющие общество в целое, стремительно размываются, что представляет собой прямую, еще небывалую угрозу его безопасности. Особый риск в этом отношении несет с собой теоретический и практический разрыв с коллективистскими и солидаристскими традициями нашей истории, замещение их социал-дарвинистской философией, которая навязывается обществу либеральными фундаменталистами.

Пока не станет солидарность признанным руководящим принципом, не явится и реальное сплочение, но будет усиливаться дезинтеграция значимых групп и институтов, как это уже наблюдается два десятилетия. Кому непосредственно выгодны проистекающие отсюда атомизация индивидов и социальный хаос, – догадаться несложно. Списки владельцев крупнейших состояний мира, возникших внезапно «из воздуха» и без каких-либо достижений, множатся в прогрессии к миллионам разоренных и ушедших в вечность сограждан. А катализатором процесса выступает размывание всех связывавших и защищавших людей структур и институтов, включая ослабление опор государственности. В отсутствие сплочения в обществе открывается простор для деструктивных элементов, для выброса энергии социального хаоса и дестабилизации жизни.

Но не входит ли подобная деградация «социальности», подрыв общественной сплоченности в России в стратегические цели не только местных борцов с коллективистскими тенденциями, но и тех, кто стоит за ними? Если входит, тогда происходящее сокрушение солидаристской мотивации – вернейший путь к упразднению нашей цивилизации, которую она сплачивала тысячу лет. А ее восстановление тогда, напротив, есть прямой путь к укреплению Отечества перед лицом вызревающих грозных опасностей. Солидарность таит в себе самый мощный в истории человечества социально-психологический ресурс, способный мобилизовать группу, массы или целый народ во имя упорного осуществления общих целей и интересов. И от того, удастся ли задействовать этот ресурс, будет зависеть очень многое в ближайшие годы. Все успехи нашей страны в прошлом и ее безопасность основаны на нем.

«Конкурентоспособность сделали лозунгом дня, о ней мы слышим постоянно», – подчеркивают С. Батчиков и А. Нагорный, – «но может быть пришло время вспомнить, что солидарность гораздо более эффективная форма человеческого общежития, что многократно было доказано российской историей в моменты великих испытаний?»

В прошлом России нормы сострадания, сочувствия, взаимопомощи были частью повседневности. Например, в малоурожайные годы крестьяне делили продукт не по трудовому вкладу, а уравнительно – «по едокам» или соседской общиной воздвигали дом слабейшим, вскапывали им огород. В не столь давние времена сокращения продовольственных ресурсов страны возникало их распределение по карточкам или талонам. Важную роль в поддержании жизни играли также родственная, соседская, товарищеская помощь. Подобные практики, используемые и на нашей памяти, могли сохранить народ, живущий в крайне суровых и нестабильных географических условиях. В не меньшей степени это остается справедливым и сегодня, хотя уровень сплоченности ныне снизился до критической отметки. И ослабевшие скрепы уже с трудом удерживают даже слабое подобие общественного единства.

Самооотождествление граждан с широкой социокультурной и этнополитической общностью и духовными ценностями как собственным миром веками являлось и остается условием массовой солидаристской практики. «Раньше думай о Родине, а потом о себе», «сам погибай, а товарища выручай», – это были мотивы реального сплочения.

Целенаправленное разрушение национальной культурной традиции, с которым мы сталкиваемся два десятилетия и преднамеренное перечеркивание исторического опыта нашего народа, породили острый кризис коллективной идентичности. Его не в состоянии компенсировать смутная риторика «россиянства», ибо для всех очевидно, что разрушение русского цивилизационного пространства и распыление тела нашего народа по постсоветским диаспорам состоялось с опорой, именно, на периферийные антироссийские «этнонационализмы». Пользуясь памятной метафорой Режи Дебре, в них можно усмотреть, поистине, «малый мотор», запустивший не только распад СССР (большой России), но и продолжающийся процесс ослабления нынешней государственности. И точно так же ясно, что пробуждению «национальных чаяний» (зачастую с выраженными русофобскими мотивами) активно способствовали правящие круги Запада, начиная со времен СССР и заканчивая нынешними. Хотя на волю «джинн» этнополитической мобилизации был непосредственно выпущен отечественными неолиберальными подрывниками нашей державы. Ими и опекается до сих пор.

Местным этническим элитам вменяется в достижение современной эпохи развитие их «национального самосознания», что зачастую прямо таки восхищает либеральные СМИ. В то же самое время отстаивание культурной самобытности и защита национальных традиций русского народа встречаются теми же самыми кругами сплошь и рядом в штыки. Более того, бросается в глаза, что ими ныне направленно формируются комплексы «исторической вины» русских за якобы имперское (а также – тоталитарное, экспансионистское, рабское, враждебное свободе и т.д.) прошлое. Зачем это делается? – установить нетрудно, обратившись к целому тому чудовищных суждений отечественных либералов о русских людях («Либералы о народе»). Так, В. Новодворская, заявляет там, что «русская нация – раковая опухоль человечества». А раковые опухоли вырезают, не так ли? Ее единомышленник В. Панюшкин поддержал Новодворскую следующим образом: «Всем на свете стало бы легче, если бы русская нация прекратилась» и позволил себе сравнить наш народ с «бешеной собакой». (Читая тексты некоторых экс-вице-премьеров, найдем точно те же мотивы). Вот это и есть заветная эзотерика, сокровенное кредо фанатиков от реформизма, простимулированное их счетами и недвижимостью на Западе.

Российская цивилизация обладает стойкой духовной солидаристской традицией, которая коренится в первую очередь в русском Православии и во вторую очередь – в советском социализме, также оставившем мощный исторический след не только национального, но и мирового значения. Искоренить этот след не смогли даже самые радикальные «преобразователи», хотя они породили тяжелую болезнь духа в нашей стране, которую можно определить как синдром иммунодефицита любви и товарищеской солидарности.

Для этого синдрома характерны утрата сочувствия к себе подобным, паралич способности к сопереживанию их бедствий, невиданное со времен гражданской войны ожесточение сердец. Несомненным источником и эпицентром этого опасного эпидемического процесса стала либеральная элита с ее ультразападническими и вместе с тем — «контркультурными» установками (в самом широком смысле слова). Сотрудник «Горбачев-Фонда» д.и.н. В.Д. Соловей, возможно, яснее других, фиксирует полный разрыв солидарности преобразователей с собственным народом и одновременно с нравственным минимумом: «Непредвзятый наблюдатель нравов и этоса правящего сословия России без труда обнаружит, что в отношении отечественного общества оно осуществляет (осознанную или бессознательную) операцию антропологической минимизации и релятивизации. Проще говоря, не добившиеся успеха — а таких в России подавляющее большинство — для элиты не вполне люди, а возможно, даже и совсем не люди. Отношения между богатыми и остальными в России не могут быть описаны и поняты в категориях социального и культурного отчуждения и вражды, речь идет о большем — отношениях имеющих общий антропоморфный облик, но фактически двух различных видов живых существ».

Итак, согласно четко сформулированной неолиберальной точке зрения, в обществе различаются люди и «нéлюди», как два биологически разных вида. Это — не что иное, как социально-расовый подход к народным массам, доходящий на практике до настоящего шовинизма «имущих» – к «неимущим». И действительно в ряде источников указывается на недвусмысленное намерение элитариев «сжать людскую массу» во много раз, выморив ее. Так, д.и.н. Владимир Кузнечевский в своем выступлении по Народному радио сообщил: «На этом совещании [ведущих либеральных экспертов – А.С.] приводились такие цифры: России достаточно иметь 50 миллионов жителей на ее территории, а 150 миллионов – это слишком много. Некоторые из этих людей и сейчас заседают в Совете Федерации, более того, они там являются председателями комитетов». До «председателей» еще более радикальные директивные цифры, как мы прекрасно помним, озвучили руководящие деятели Запада, вдохновители преобразований, начиная с М. Тэтчер, М. Олбрайт и др., предложившие сократить наш народ до 15-20 миллионов человек.

«Они, конечно, стараются обойтись без грубых слов, - пишет журналист А. Минкин, - Вместо "люди сдохнут" говорят "население сожмется". Вместо "умрут люди" - "умрут профессии". И все же за красотой своих выражений они, видимо, чувствуют что-то людоедское. И потому иногда оговариваются, мол, "мои рассуждения жестоки, но ничего не поделаешь, другого выхода нет". Демографические хищники, рассматривая своих сограждан, как только нежелательных конкурентов у «трубы», надеются на скорейшее и максимальное их «устранение» из реальности, чему способствует хорошо организованная «потребительская диета». Россия по потреблению продуктов питания из десятки самых "сытых" стран опустилась ниже среднемирового уровня - до 2505 ккал (на 47 место), а для необеспеченной части населения даже до – 1500-1600 ккал. В последнем случае подсчеты показывают, что такой уровень питания пенсионеров уступает пайку военнопленных, которые находились в СССР в лагерях времен Великой Отечественной войны.

За прошедшие 13 лет с карты Российской Федерации исчезли 11 000 сел, 290 городов. Еще 13 000 деревень на картах значатся, но остались без жителей. Каждый день в России исчезает по две деревни, что в год составляет небольшую область. Только за первых три годы преобразований – с 1992 г. по 1994 г. – одних лишь мужчин, видимо, от радости «освобождения» умерло 12 млн. (!) человек, о чем невозмутимо сообщает горячая сторонница реформ академик Т. Заславская. (Потоки вынужденной миграции из СНГ вскоре прикрыли такую рекордную потерю для мирного времени). Сегодня миллионам сограждан, которые оказались выброшенными за борт либерального «прогресса», предоставляется возможность лишь «свободно» вымирать. Корни проблемы – в разрыве квазиэлит с идеей солидарности, в систематическом подавлении ими просоциальных, коллективистских ориентаций и в распространении отсюда экстремальной аномии.

В атаке на механизмы социального сплочения вплоть до девальвации их предельных смыслов и подрыва даже материальных основ солидарности видится стержень либерального демонтажа российской традиции, а вместе с ней и самого народа. Глубоко прав С.Г. Кара-Мурза, который поставил следующий социальный диагноз распада: «За двадцать лет демонтирован, «разобран» главный деятель нашей истории, создатель и хозяин страны – народ. Все остальное - следствия. И пока народ не будет вновь собран, не вернет своей памяти, разума и воли, не может быть выхода из этого кризиса. Не кризис это, а Смута, особая национальная болезнь, которая нефтедолларами не лечится. […] В народе, в отличие от населения, люди, семьи, общности связаны так, что «целое больше суммы частей». Здесь возникает мнение народное, народная сила, которых нет даже в сотнях миллионов «свободных индивидов», они - как куча песка.».

И результаты демонтажа и «десолидаризации» налицо: «…Мы видим, что у нас нет общественного мнения. Более того, мы получаем наглядно понимание того, почему его у нас нет. Ведь общественное мнение возникает из общих задач, общих целей, общего дела. Но в России сейчас ни перед кем не стоит общих задач, никто не преследует общих целей, никто не делает общего дела» (Г. Малинецкий, А. Подлазов). Если, конечно, не считать «делом» – «проедание» и расхищение исторического наследства.

И, если не преодолеть атомизацию общества, которая зафиксирована множеством исследователей, она сулит в самом скором времени распад основополагающих государственных институтов. Хуже всего, как явствует из очень многих свидетельств элитных деятелей, последние, либо смирились с неизбежностью краха России, либо даже рассчитывают на обогащение в процессе ее разрушения. Состоявшаяся деиндустриализация страны, актуальные приватизационные маневры вокруг остатков ВПК и высокотехнологичных отраслей, демонтаж науки и образования неминуемо пролагают дорогу к упразднению российской государственности. Лишь очищение элит от активистов разрушения, отказ от приватизационного фетишизма, восстановление в правах государственного сектора в экономике (при сохранении ее многоукладности) может гарантировать защиту общесоциальных интересов. В идейно-духовной сфере необходимо, во-первых, покончить с апологией крайнего индивидуализма, с программной конкурентной войной «всех – против всех» – войной, фактически не знающей правил и ограничений. А, во-вторых, в безусловном возрождении нуждаются коллективные, просоциальные ценности вместе с руководящими идеями социальной справедливости и взаимопомощи сограждан.

Как блестяще показали Н.А. Гундаров, Л.Г Антипенко и многие другие, именно индивидуалистический духовно-ценностный СПИД (утрата совместных смыслов деятельности) выкашивает человеческие жизни в России не меньше, но даже больше, чем распространившаяся в нашем обществе массовая нищета.

Для нас сегодня выбор солидарного типа дальнейшего развития – не некий привходящий эпифеномен, но, пожалуй, единственный путь уцелеть и укрепиться перед лицом надвигающейся мировой бури, выполнив одновременно свое историческое призвание.

Вопреки крайней аномии и проповедям либерального агитпропа этика самоограничения, зачастую жертвенный потребительский аскетизм, уважение к труду и знанию все еще составляют живую часть русской традиции, ослабленную, но до конца не выбитую. Мы живы как народ лишь постольку, поскольку удается сохранить остатки солидарности, как национальной, так и социальной.

Вместе с тем, хорошо известно, что без минимума солидарности ни одно общество вообще не может сохраниться. И точно так же ясно, что одного подобного «минимума» в специфически суровых условиях России недостаточно, ни для индивидуального выживания, ни для национально-государственного самосохранения.

Лишь при наличии многоуровневой системы взаимной поддержки в условиях достаточно крепкого социального государства можно гарантировать жизнеобеспечение миллионов людей, как в зонах рискованного земледелия, так и на обширных территориях, где большей частью господствуют предельно низкие температуры. Без этой поддержки, как на локальном, так и на общегосударственном уровне, даже физическое сохранение нашего народа в самой крупной северной стране невозможно, о чем свидетельствует возникшая вследствие реформ глубокая депопуляция. Анализ эволюции человеческой солидарности позволяет реабилитировать наиболее продуктивные ценности прошлого и выявить дополнительные ресурсы общественной интеграции.

Либеральный подрыв солидарного сознания, хотя и нанес огромный ущерб нашему обществу, не смог полностью искоренить утвердившиеся в нем за тысячу лет представления о добре и зле. Об этом свидетельствуют не только опросы, но и сама практика повседневной жизни. Как показывает социология российских реформ, едва ли не половина россиян обеспечивает ныне свои жизненные нужды, опираясь на «коллективную модель выживания». Она предполагает внерыночный обмен услугами и продуктами домашнего хозяйства между знакомыми, друзьями и родственниками: «Так, почти 40% опрошенных занимались индивидуальной трудовой деятельностью - шили, ремонтировали квартиры, чинили машины и т.д. Причем часто такие услуги оказывались знакомым не за деньги, а за другие услуги. Эта межсемейная взаимоподдержка, причем не на селе, а в крупных городах, оказалась важной для 22% опрошенных» (И. Демина). Такие, реально сохранившиеся солидарные, кооперативные связи составляют существенный социальный базис возрождения общества.

Возвращение на этой основе к философии общего дела (не в федоровском, конечно, а в социокультурном смысле), восстановление в правах попранной ныне идеи справедливости, возврат к принципам взаимопомощи и поддержки слабых есть тот минимум, без которого сегодня даже сохранение российского общества уже невозможно, не говоря о необходимом его развитии. Задача активизации общественной мысли и действия в этом направлении назрела и перезрела. Давно пора сойти с очевидного пути в национальное небытие. Это можно сделать, лишь воскрешая все многообразие социальной солидарности. Единение и силы в свою очередь могут явиться только на основе нового солидарного проекта, способного возродить коллективный и конструктивный смысл нашей истории.

(На сайте эта статья 26 сентября 2023 опубликована под названием «О солидарности в современной России»)

***

К обретению новой солидарности

Как известно, в марксистской классике и в социологии массовых движений важную роль играет понятие солидарности, которое рассматривается условием мобилизации масс в деле социального или национального освобождения, а также в процессах коллективного созидания. В цикле опубликованных ранее статей нами анализировалась специфическая ситуация разрушения в современной России сложившихся в прошлом социальных идентичностей без существенного обретения новых. Во многом это объясняется утратой в постсоветском обществе общего дела, совместных целей, коллективных смыслов существования народа, исчезновением объединяющих его идейных энергий, что привело фактически даже к «демонтажу» нашего народа, как некого социального целого, что справедливо продемонстрировал С.Г. Кара-Мурза.

Но исчез в качестве субъекта социального действия не только народ, но и составляющие его общности, которые в своем большинстве претерпели эрозию, маргинализацию и люмпенизацию. Так, вместе с деиндустриализацией страны практически исчез высококвалифицированный рабочий класс, от которого, как показывает статистика, осталось не более 3% его прежней численности. (Впрочем, и эта малая его доля продолжает сокращаться и деградировать, как профессионально, так и социально). Параллельно этому протекает также и драматичный процесс «раскрестьянивания» деревни, подвержены распаду и другие структуры. Конструкт «среднего класса», с которым носилась либеральная социология, в деградирующем обществе с падающим производством, оказался фантомом. Реально в системном смысле нынешнее общество отбрасывается не только к досоциалистической эпохе, но и к докапиталистическим общественным укладам, которые вплетаются в систему, утверждающегося периферийного, крайне отсталого «полукапитализма» колониального типа. Сырьевая ориентация режима практически сделала невозможным не только инновационный путь подъема экономики, но и развития вообще. А там, где нет последнего, возможен лишь натиск социальной архаики.

За описанными объективными тенденциями неизбежно следует и субъективная утрата коллективной социальной принадлежности к классу, слою, иной социальной группе. Дезинтеграция трудящихся классов привела к атомизации масс, отныне рассыпанных на социальные песчинки, что создает с одной стороны выгодные условия их эксплуатации для российских и глобальных элит, поскольку эта атомизация ослабляет или исключает возможности организованного протеста. Но с другой стороны она же, разрушая социальную ткань, на которой держится все наше жизнеустройство, подрывает общие основы национально-государственного и территориального единства страны, отнимая всякую перспективу даже у господствующего пока олигархического слоя.

Неструктурированное, подверженное ускоренной регионализации российское общество, утратив духовное единство, быстро теряет способность к самозащите, а защищать интересы паразитических элит практически некому. По этой причине, отчужденные от собственного народа и неспособные к созиданию экономики, культуры, к государственному строительству, они оказались обречены на фатальную зависимость от глобальной олигархии. Но последняя, как совершенно ясно, рассматривает Российскую Федерацию как государство-времянку, приписывая ее заранее обреченный статус «государства-неудачника». Отсюда без социально-групповой структуризации на почве возрожденной солидарности, без сборки и сплочения народа мы не сможем долго противостоять натиску внешней экспансии глобализма, рискуя оказаться свидетелями следующего цикла распада государства.

Но не входит ли подобная деградация «социальности», подрыв общественной сплоченности в России в стратегические цели не только местных борцов с коллективистскими тенденциями, но и тех, кто стоит за ними? Если входит, тогда происходящее сокрушение солидаристской мотивации – вернейший путь к упразднению нашей цивилизации, которую она сплачивала тысячу лет. А ее восстановление тогда, напротив, есть прямой путь к укреплению Отечества перед лицом вызревающих грозных опасностей. Солидарность таит в себе самый мощный в истории человечества социально-психологический ресурс, способный мобилизовать группу, массы или целый народ во имя упорного осуществления общих целей и интересов. И от того, удастся ли восстановить и задействовать этот ресурс, будет зависеть очень многое в ближайшие годы. Все успехи нашей страны в прошлом и ее безопасность основаны на нем.

«Конкурентоспособность сделали лозунгом дня, о ней мы слышим постоянно», – подчеркивают С. Батчиков и А. Нагорный, – «но может быть пришло время вспомнить, что солидарность гораздо более эффективная форма человеческого общежития, что многократно было доказано российской историей в моменты великих испытаний?»

Кому непосредственно выгодны проистекающие отсюда атомизация индивидов и социальный хаос, – догадаться несложно. Списки владельцев крупнейших состояний мира, возникших внезапно «из воздуха» и без каких-либо достижений, множатся в прогрессии к миллионам разоренных и ушедших в вечность сограждан.

Вопреки крайней аномии и проповедям либерального агитпропа этика самоограничения, зачастую жертвенный потребительский аскетизм, уважение к труду и знанию все еще составляют живую часть русской традиции, невероятно ослабленную, но до конца не выбитую. Мы живы как народ лишь постольку, поскольку еще удается сохранить остатки солидарности, как национальной, так и социальной.

Либеральный подрыв солидарного сознания, хотя и нанес огромный ущерб нашему обществу, не смог полностью искоренить утвердившиеся в нем за тысячу лет представления о добре и зле. Об этом свидетельствуют не только опросы, но и сама практика повседневной жизни. Как показывает социология российских реформ, едва ли не половина россиян обеспечивает ныне свои жизненные нужды, опираясь на «коллективную модель выживания». Она предполагает внерыночный обмен услугами и продуктами домашнего хозяйства между знакомыми, друзьями и родственниками

Восстановление в правах попранной ныне идеи справедливости, массовый возврат к принципам взаимопомощи и поддержки слабых есть тот минимум, без которого сегодня даже сохранение российского общества уже невозможно, не говоря о необходимом его развитии.

Классические формулы становления солидарности на базе укрепления передового производства, верные сами по себе, не вполне сработают в современных условиях в России ввиду подрыва реального производства вообще и особенно его высокотехнологических отраслей. Следовательно, необходимо компенсировать это обстоятельство укреплением более широкой социокультурной и цивилизационной идентичности трудящихся граждан России с максимальным воскрешением традиций взаимопомощи в быту, как русских, так и советских. Например, в настоящее время определенно возрастает роль соседской и межсемейной кооперации. Солидарность начинается с сочувствия, сострадания и взимопомощи – всего того, что можно назвать социальной эмпатией.

Проповедь неограниченной конкуренции, культуры насилия на протяжении двух десятилетий привела к тому, что «этика любви, сострадания и взаимопомощи ушла в катакомбы, диктовать стало право сильного. Оттеснили на обочину, как нечто устаревшее, культуру уживчивости, терпимости и уважения. Мы переживаем реванш торжествующего хама - в самых пошлых и вызывающих проявлениях». И все же она жива.

Субъектом вымывания социальной эмпатии и солидарных ценностей являются доминирующие постсоветские элиты, которые политолог С.Кургинян, метко охарактеризовал как «элиты ненависти и гедонизма» которые излучают «субкультуру ненависти». Никакие разговоры о толерантности не могут отменить или утаить предельно нетолерантную и антигуманную социальную практику олигархического капитализма по отношению к витальным нуждам масс, оказавшихся жертвами преобразований.

Регулярная проповедь радикального индивидуализма в СМИ и фактическое крушение на практике модели социального государства в современной России имели своим уродливым плодом значительный сдвиг в культурных представлениях, породив очевидное душевно-духовное очерствение и моральное оскудение. Они приняли такие размеры, что мы уже в массовом порядке наблюдаем сужение проявлений деятельного сочувствия даже в случаях, казавшихся прежде элементарными.

Вместе с тем, сострадательность и солидарность лежат в основе русской культурной традиции, немыслимой без них. Не только народная, но и «высокая» классическая культура нашего общества пронизана ими. Хотя периодические социальные бедствия, всякий раз рождая аномию, неоднократно посягали на эти основания социокультурного бытия нашего народа и подрывали тем самым также политическое его единство, однако никогда – ни в одно смутное время – их не удавалось искоренить до конца, оставляя всякий раз надежду на возрождение страны. Вот и теперь в дни очередной смуты, мы твердо верим в то, что восстановление подавленной ныне бедствиями жизни (и не меньше – ужасами телеэкрана), способности к сочувствию и идентификации с другими, есть условие воссоздания едва ли не атрофировавшихся ныне социальной солидарности и морали.

Нынешняя Россия находится едва ли не на руинах не только идеи социальной солидарности, но даже и минимального общенационального единения. Структуры и ценности, скрепляющие общество в целое, стремительно размываются, что представляет собой прямую, еще небывалую угрозу его безопасности. Особый риск в этом отношении несет с собой нынешний теоретический и практический разрыв с коллективистскими и солидаристскими традициями нашей истории, замещение их социал-дарвинистской философией, которая навязывается обществу либеральными рыночными фундаменталистами.

В ледяном пространстве дикого рынка рассыпаются незримые идентификационные скрепы общесоциального и общенационального порядка, заменяясь в лучшем случае группоцентричным – клановым или корпоративным сознанием. Угрозы, вытекающие отсюда для безопасности социума в целом, – неисчислимы. Взаимная социальная поддержка значимых групп представляет собой наиболее эффективный способ сохранения единства и целостности общества. Но такой способ может принести свои плоды лишь при смене либеральной парадигмы (с ее крайне эгоцентричным девизом: «Помогай себе сам и только себе») на солидарную – с безусловным преобладанием просоциальных ценностей.

(К обретению новой солидарности. //Философия как призвание.VII Марксовские чтения. Нижневартовск, НГУ, 2009)

***

Покушение на солидарность: зачем и для кого реформы?

(Фрагменты статьи)

Особенность нынешнего времени состоит в том, что духовно-культурный разлом проходит теперь не по государственным границам, не по традиционным рубежам цивилизаций, но пролегает, прежде всего, через внутреннюю социальную стратификацию многих национально-государственных образований, включая в первую очередь Россию. В нашем обществе нарастает острый антагонизм между узким слоем компрадоров, которые растаскивают и сбывают ранее созданное достояние страны вместе с ее природными ресурсами, – и противостоящим этой группировке национальным капиталом, а также управленцами госсектора экономики, учеными, частью административного аппарата. Заинтересованные в развитии реального производства, в реиндустриализации, в развитии высоких технологий, наконец, в спасении ВПК – они пользуются немалой моральной поддержкой масс. По сути, это – конфликт между расхитителями и расточителями нашего исторического наследства, клиентурой иностранных интересов, с одной стороны, и организаторами, созидателями производства и культуры, защитниками Отечества, – с другой. Подобная дифференциация отражает и продолжает описанную в самом начале данной статьи глобальную альтернативу между силами, которые стремятся к монопольному силовому контролю над всеми земными ресурсами в интересах ничтожного меньшинства, – и солидарными сообществами с коллективистскими традициями.

Поляризация указанных сил отчетливо дает о себе знать в последние полтора десятилетия в ходе обостряющейся борьбы за перераспределение мировых ресурсов, ограниченность которых стала очевидной всем после известной конференции (1992 г.) в Рио-де-Жанейро. Глобалистов новейшего времени не устраивает ни разнообразие цивилизаций и культур, ни численность населения многих из них. Порывая с традициями гуманизма и Просвещения, они, как отмечалось выше, негласно вернулись к мальтузианству, проявляя зримую готовность списать огромное большинство землян с корабля истории всеми доступными средствами. На фоне их нынешних установок – обеспечить жизнь лишь для «золотого миллиарда», очистив планету от прочего населения: истребительные программы нацизма, известные из прошлого, выглядят лишь приготовительным классом.

Особое место России в этой схватке и высокая степень геополитических рисков для нее связаны, во-первых, с тем, что масштабные природные ресурсы страны на фоне ее слабеющей государственной мощи, уже привлекают многих, активизируя борьбу конкурентов за российское наследство. И в этой связи у нас, во-первых, не остается другого выбора, кроме коллективной самозащиты (в том числе вместе с теми, кто будет солидарен с нами). На полную капитуляцию «авансом» (вплоть до окончательной сдачи государственного суверенитета) готова лишь незначительная по численности и крайне непопулярная своей антипатриотичностью компрадорская группировка. Во-вторых, у нашей страны есть разработанные ранее духовные и социально-организационные инструменты, которые позволяют защитить национальные интересы, и вместе с тем предложить коллективную солидарную перспективу выхода из кризиса и для других народов, подобно тому, как это делал СССР.

Российская цивилизация обладает стойкой духовной солидаристской традицией, которая коренится в первую очередь в русском Православии и во вторую очередь – в советском социализме, также оставившем мощный исторический след не только национального, но и мирового значения. Искоренить этот след не смогли даже самые радикальные «преобразователи». Ко всему прочему для нас сегодня выбор солидарного типа развития – не некий случайный эпифеномен, но, пожалуй, единственный путь уцелеть и укрепиться перед лицом надвигающейся мировой бури, выполнив одновременно свое историческое призвание.

Но и «человечество выживет на Земле, лишь придя к солидарности, а не через угнетение и грабеж. Выживет не на пути ассимиляции народов и их разделения на две расы – кочевников-господ и привязанный к шахтам и дымных фабрикам пролетариат, а через интеграцию и сотрудничество цивилизаций и культур» (С. Кара-Мурза, С Батчиков). И, как раз, в этом отношении у России есть драгоценный социальный и духовный опыт, неведомый многим. Так, бескорыстная помощь, оказанная Советским Союзом (а ранее – Россией) многим народам, была проекцией не только идеологии или политической конъюнктуры, но, прежде всего – плодом стойких ценностных установок, которые были свойственны нашей цивилизации. Даже во времена империи не был уничтожен ни один из народов, к которым в России обращались как к равнодостойным. Такой подход – особенно в советский период – резко контрастировал с практикой западного колониализма в сферах его влияния и вынуждал его шаг за шагом к отступлению или смягчению своей жестокой социальной, зачастую расистской политики. И это имело место даже в метрополиях (где теперь развертывается с очевидностью обратный процесс демонтажа социального государства).

В преамбуле Устава ЮНЕСКО (принятого в 1945 г.), сформулирована глубокая и напрасно позабытая идея, которая отражала дух победоносного сплочения сил в антигитлеровской коалиции: «Мир, основанный исключительно на политической и экономической организации правительств не будет миром, который мог бы обеспечить единодушную, длительную и искреннюю поддержку людей мира.... Мир должен, следовательно, основываться, если мы не хотим потерпеть неудачу, на интеллектуальной и моральной солидарности человечества". Но в том то и оказалась проблема, что наиболее развитые страны Запада к такой солидарности оказались совсем не готовы. Еще менее они готовы к материальным жертвам в пользу человеческого единства.

Крах солидарности — вместе с последующей социально-экономической деградацией — был обусловлен прорывом неолиберальной идеи (в «либертаристской» версии Ф. Хайека и М. Фридмана) на просторы Восточной Европы и СССР и внедрением ее «элитами» в качестве нового, единственно верного учения в экономику, в социальную практику и даже в духовно-культурную жизнь. Она была продавлена политически извне при активном участии внутренних «агентов реформ», как удачно называют их сами западные покровители. Суть программы – в утверждении безжалостной конкуренции против любой взаимопомощи, в том числе – в прекращении государственной социальной поддержки, наконец, в «открытии дверей» для ТНК, устремившихся к отечественному рынку и особенно – к нашим ресурсам. Вопрос о неминуемых жертвах кроме самих пострадавших никого уже не волновал.

Заметим, что в условиях сохранения и укрепления мощи международных конкурентов страны неолиберальная программа ослабления «своего» государства оказывается неизбежной дорогой к его фактической колонизации. Именно в этом контексте и видится вопрос о судьбе солидарности в сегодняшней нашей действительности. Речь идет сегодня о том, быть или не быть российской цивилизации.

Наш еще имеющийся ныне шанс – только в созидательном сплочении, в его поступательном восстановлении в правах. «Любовью и единством – победим», – так выразил некогда нашу извечную, но сегодня особо насущную задачу Сергий Радонежский. Либо мы вернемся на этот путь, либо исчезнем как народ и государство в кратчайший исторический миг.

Очевидно, что в России существует жесткий выбор между солидаристским порядком, гарантирующим функции жизнеобеспечения народа, и целиком конкурентной системой, влекущей массовую гибель людей. Без преодоления жизненной стратегии, нацеленной лишь на частный интерес, без ограничения индивидуального, группового и корпоративного эгоизма путь к солидарности невозможен.

«…если мы думаем о возрождении русского общества, именно общества, а не империи, которой пришел конец, то мы должны ясно сознавать, что общество созидается не сверху, а снизу, - оно складывается, ткется свободной солидарностью».

Последний тезис автора с его акцентом на свободную самоорганизацию снизу представляется особенно перспективным в плане воссоздания солидарного общества. Вместе с тем, безотлагательное восстановление просоциальных ценностей, санация элит от очевидной клиентуры глобализма, воссоздание полноценного государственного сектора в экономике и развертывание крупных общенациональных высокотехнологичных проектов, сопряженных с подъемом науки и образования, развития реального производства также отвечают задачам возрождения Родины. Ведь не столь давно идеолог «pax americana» Збигнев Бжезинский с предельной ясностью озвучил перспективу, согласно которой "В XXI веке Америка будет развиваться против России, за счет России и на обломках России". И пока дело не дошло окончательно до появления этих «обломков» – самое время остановить любой ценой неолиберальную коррозию социального и национально-государственного единства.

*     *     *

Итак, в наши дни нет более важной и вместе с тем более трудной задачи, чем гуманизация отечественной действительности, решить которую немыслимо вне укрепления отношений солидарности. Надо вырываться из того исторического капкана, в который мы угодили. И, разумеется, сделать это можно только коллективными усилиями.

Однако совместные действия станут возможными, только если каждый участник этот процесс действительно «начнет с себя», с духовного самоопределения. Для начала надо избавиться от «идолов экрана», дискредитирующих и парализующих все разумное, доброе, вечное. Освободиться от наваждения профессиональных «гипнотизеров- манипуляторов», несущих нам с телеэкрана растление, нравственную смерть и вирусы одичания, – достаточно просто: щелчок выключателем, и мы – на пути к восстановлению здравого смысла в моральной сфере. А о том, как далее уберечь себя от других изощренных видов манипуляции можно узнать в великолепной книге С.Г. Кара-Мурзы «Искусство манипуляции». В последующем спасительном продвижении в этом направлении нам помогут и научное знание, и великая русская литература, и могучее народное искусство, и, наконец, духовное наследие Православия. Пусть вдохновляет нас в смутные времена суровый оптимизм русской философии, ее «принцип надежды», который ясно звучит в кредо, сформулированном Иваном Ильиным:

«Мукою четырнадцати поколений научились мы духовно отстаиваться и в беде, и в смуте; в распадении не теряться; в страдании трезветь и молиться; в несчастии собирать силы; умудряться неудачно и творчески расти от поражения; жить в крайней скудости, незримо богатея духом; не иссякать в истощении, но возрождаться из пепла и на костях; все вновь начинать «ни с чего»; из ничего создавать значительное, прекрасное, великое… и быстро доводить жизнь до расцвета».

Опора на глубочайшие ценности великой традиции, на подлинные завоевания отечественной культуры с ее духом «всечеловечного братства» укрепит наш здравый разум и не позволит принимать уничтожающий человечность культ золотого тельца, с которым носятся растлители, уже отравившие многие души. Тогда, в противоположность наставлениям лжеучителей, мы обнаружим в себе способность к сочувствию, сопереживанию, желание помочь страдающим или нуждающимся. Первостепенная задача – не позволить ближнему погибнуть ни физически, ни морально, даже если его и Вас списала из жизни хоть вся мировая «элита». Выйдя из раковины обособленного существования и протянув руку помощи другому, мы спасаем в действительности не только его, но и самих себя. Даже известный, по сути антилиберальный принцип: «Живи сам и давай жить другим», – на сегодня уже недостаточен своей нейтральной безразличностью к этим «другим». Специфика нашей цивилизации ориентирует на вольное совместное «со-бытие» в мире (В.Н. Сагатовский), когда, живя вместе, мы помогаем друг другу.

Но взаимопомощь в быту составляет лишь первый шаг в правильном направлении. Важно также восстановить открытую коммуникацию между людьми, которая всегда была отличительной особенностью наших людей: ведь без нее никакое сплочение невозможно. Вы, наверняка, будете не одиноки и в своих испытаниях, и в своем сочувствии страждущим: ищите и находите единомышленников. Для этого хороши все формы ассоциации, основанные на просоциальных, созидательных ценностях. Полезны формальные и неформальные объединения, клубы, общины.

Воссоздав разорванные связи и соединившись с единомышленниками вместе, мы определенно окажемся непобедимы. Солидарность – это, поистине, тот могучий рычаг, с помощью которого возможно укрепить пошатнувшийся фундамент нашей жизни. Только с возвращением идеи общего блага, обретением коллективных целей и смыслов, возобновлением строительного духа, так свойственного прежде нашей цивилизации, открывается путь к ее грядущему подъему.

(«Конфликтология», М. - СПб,  2007, № 3)

***

Социальная эмпатия: у истоков солидарного сознания

(Фрагменты статьи)

На фоне распространяющейся атомизации нашего общества, массового ожесточения, ухода людей в свои собственные проблемы, когда забота проявляется в лучшем случае о членах семьи, а сострадание к слабым выдается за анахронизм, тема эмпатии – деятельного сочувствия, как и проблема солидарности, могут показаться отжившими или представляющими только академический интерес. В дальнейшем изложении мы попытаемся, однако, доказать противоположное. А пока в порядке необходимого предварительного замечания отметим, что солидарность рождается, разумеется, не из отдельно взятой способности к сопереживанию, но из потребностей целостной, коллективной человеческой деятельности, определенным образом организованной и мотивированной. В частности – из потребности в совместном сотрудничестве, органически требующем взаимопомощи. Одним из непосредственных стимулов к оказанию помощи как раз и выступает эмпатия.

Понятие эмпатии: теоретико-методологический аспект

В многообразии существующих нюансов в определениях данного понятия комбинируются в разных вариантах три аспекта эмпатии: точное понимание чувств, мыслей, потребностей партнеров по общению, вчувствование в происходящие вокруг события и прочная аффективная сочувственная связь с другими людьми.

Без эмпатии, этой поразительной способности даже не с полуслова, а скорее с «полувзгляда» понять друг друга, немыслимы ни совместные социальные эмоции, ни слаженное коллективное действие, ни сплоченная общность. Без нее нет ни альтруистических поступков, ни борьбы за справедливость, ни многих великих чувств, включая любовь и товарищество. Не будучи тождественной альтруизму и солидарности, она представляет собой их прямую предпосылку, глубоко укорененную в человеческой природе и в культуре одновременно. Исследования психфизиологии поведения на церебральном уровне показывают в частности связь эмпатических реакций с лимбической системой мозга, взаимодействующей с определенными отделами неокортекса. С их повреждением пропадают и соответствующие реакции. На тот факт, что эмпатия является эволюционным, еще доисторическим приобретением указывает также и наличие этой способности у приматов.

В социально-психологическом смысле эмпатия есть симптом или фаза развертывания идентификации, устойчивой или преходящей, которая выражает себя в сострадании и в воле к альтруистической помощи пострадавшему. Она представляет собой больше, чем только эмоцию, поскольку заключает в себе и акт социального познания и вместе с тем акт коммуникации. Вызывается эмпатия не только прямыми вербальными и невербальными сигналами пострадавшей стороны в адрес помогающей в ситуации их встречи лицом к лицу. Причины, порождающие эмпатию в более широком социальном контексте, носят, как правило, когнитивный характер, когда роль жертвы (или жертв) событий «примеряется» на себя потенциально сочувствующими субъектами. В подобных случаях непосредственный контакт между сторонами, по крайней мере, на стадии рождения эмпатии обычно отсутствует, их связь опосредуется информацией, которая может передаваться живыми носителями, системами СМИ или средствами электронной связи. Последствиями родившейся подобным образом эмпатической реакции, нередко коллективной, могут стать проявления солидарности, как моральные, так и материальные. В описанном процессе эмпатия из психологического, межиндивидуального взаимодействия превращается в факт социологии.

Для обозначения подобного класса явлений целесообразно использовать возникшее в западной специальной литературе подходящее словосочетание – «социальная эмпатия», как это делает, например, проф. Роберт Рейч (США), который успешно работает над такими проблемами, как «Социальная справедливость и социальная эмпатия» и «Неравенство и социальная эмпатия». По его выражению, «без сочувствия, самый смысл общества сводится до минимума». (Недаром же прославленная своей жесткостью М.Тэтчер утверждала даже, что никакого общества не существует). Роберт Рейч показал в частности, что в США имеет место кризис социального сочувствия, что снижение сопереживания во взаимодействии различных социальных групп ведет к росту неравенства и к опасным общественным размежеваниям:

«Растущее неравенство само по себе является показателем нарушения общественного договора. Это означает, что, по ряду причин, те, кто располагает ресурсами и политической властью, не принимают меры для обеспечения большого числа других граждан в том же самом обществе, не принимают меры, чтобы они улучшили своих возможности, получая доступ к ресурсам, чтобы они стали полноправными членами этого общества».

Итак, социальная эмпатия, будучи опосредованной в каждом случае усвоенными или меняющимися ценностями, как видим, может проявляться не только в межличностных контактах в собственном окружении, но и адресоваться целым общественным группам, и в предельных случаях распространяться поверх всяких социальных барьеров. Кроме того, ее уровень существенно сказывается не только на морально-психологических взаимоотношениях групп, но даже на их относительном социально-экономическом статусе, что хорошо выявил Р.Рейч.

Совершенная же неспособность к эмпатии – неэмпатичность обычно указывает, либо на наличие психиатрических нарушений у соответствующих лиц, либо на девиантную отягощенность определенных, например, криминальных групп и нравственную деградацию их участников, либо на дурное воспитание и (или) идеологическое давление, блокирующее нравственные чувства. Возможна также и комбинация перечисленных факторов. Дефицитность эмпатии обычно связана с производными отсюда агрессивными асоциальными проявлениями, как на индивидуальном, так и на групповом уровнях. Это, в частности, хорошо исследовано на материалах подростковых и детских групп, из которых видно, что несформированность чувства сострадания открывает прямую дорогу в криминальный мир и что развитие эмпатии с детских лет есть наилучшая профилактика потенциальной жестокости.

Далее эмпатия будет интересовать нас именно как социальный феномен в тех ракурсах, в каких он был обозначен выше. В эту общую характеристику вписываются также выразительный штрих, который встречается в монументальном труде «Эмпатия и моральное развитие», принадлежащем подлинному классику данной темы, британскому ученому Мартину Л. Хоффману:

«Для меня, эмпатия есть искра человеческой заботы о других людях, клей, который скрепляет социальную жизнь воедино. Она может быть хрупкой, но без сомнения ей удалось выдержать целую эволюцию, и она вероятно будет с нами и дальше, пока существует человеческий род».

Суть эмпатии, с нашей точки зрения, может быть содержательно раскрыта с помощью категориальной пары – двух тесно связанных понятий «страдание» и сострадание». (У последнего слова есть еще один интересный древний синоним – «сострастие», т.е. испытание страстей вместе с другим, пример его использования В.И.Далем приводится в эпиграфе к данному параграфу). Воспринять страдания другого в полной мере, т.е. сострадать могут лишь те, кто сам имеет опыт страдания и опыт его преодоления, кто сталкивался с вызывающими его причинами. Более того, семантически «со-страдание» в свою очередь есть не что иное, как совместное страдание и совместное же его одоление. (По В.И.Далю, сострадать – значит – «страдать вместе, переносить муки сообща»).

…сегодня в России (много больше, чем в недавнем прошлом) после неисчислимых жертв, понесенных нашей страной в последние десятилетия, социальное познание не только «добру и злу внимало равнодушно», но проявило редкое, «олимпийское» безразличие к морю людских страданий (за что институт науки поплатился и собственными тяжкими утратами). Оно предпочитало, в лучшем случае, феноменологически описывать «адаптацию к трансформациям», тщательно избегая фиксации болевых точек и, тем более, выявления причин последних. Наконец, часть научного сообщества несомненно повинна в поддержке самого дикого мракобесия нашего времени, маскирующегося под «объективную теорию»: речь идет о социал-дарвинизме, который оправдывает беспощадное уничтожение людей логикой естественного отбора. Принять эту точку зрения, как это случается в российской науке, – значит исключить из жизни не только всякое проявление сострадания, но элементарный гуманизм как таковой, а также одновременно – расстаться с самой фундаментальной частью русского культурного наследия. И подобные тенденции уже давно не вопрос одной только теории, за ними определенно стоит прискорбная массовая практика, которая ярко отражается в цифрах «депопуляции. Даже простое непротивление социал-дарвинистской доктрине смерти подобно, причем для миллионов людей – в буквальном смысле. Разумеется, ученые несут в данном случае лишь свою долю ответственности за недопустимое игнорирование социальных бедствий или за псевдонаучную апологетику «естественного отбора» в ходе реформ.

Мы в России, возможно, чувствуем потери человечности острее, чем представители других культур, однако глобализационный, неолиберальный «каток» прокатывается не только по нашей стране, перемалывая и другие коллективистские, солидарные общности и традиции. Вместе с тем крах выдающегося опыта социальной солидарности в нашей стране может стать и началом краха человеческой цивилизации на Земле. Разрушение выработанных традициями связей и норм, растущие атомизация, аномия и отчуждение приводят к «деэмпатизации» общения людей с изживанием их взаимной поддержки, что становится уже всемирной проблемой. Недаром на Западе даже некоторые антикоммунисты очень скорбели по распаду СССР, ибо вместе с его исчезновением, по их словам «Запад оскотинится», и именно это наблюдается ныне с очевидностью. Отсюда, между прочим, вытекает и возрастающий научный интерес к теме социальной эмпатии, что, быть может, напоминает интерес, который возникает к занесенному в «Красную книгу» представителю флоры, ставшему большой редкостью.

…уровень эмпатичности данного общества, народа или культуры всегда связан прямой пропорцией с частотой «помогающего поведения» и обратной пропорцией с уровнем посягательства на человеческую жизнь в виде убийств и насилия. И если исчерпывающая статистика по оказанию помощи людям в нашей стране отсутствует, то воспользоваться второй зависимостью для уяснения динамики эмпатических процессов несложно, ибо по насилию наша Родина в ходе реформирования стала явно лидировать в мире. А значит и по падению социальной эмпатии с довольно высокого исходного уровня мы также лидируем.

Изучая недавно феномен эмпатии на корпоративном уровне, американские исследователи (частично переоткрывшие выводы Мэйо) обнаружили вновь высокую социально-экономическую эффективность сочувственной поддержки в коллективе, хотя назвать это совершенной новостью для российской науки и социальной практики трудно. Советский трудовой коллектив, ориентировавшийся на принципы социальной поддержки, большей частью строился как большая семья или община, которая совмещала с хозяйственной деятельностью и бытовой взаимопомощью организацию многих сторон жизни своих членов: от заботы о больных и воспитания детей до проведения обучения, отдыха и культурно-просветительной работы. И он был в гораздо большей степени «сострадающей корпорацией», чем та, о которой ныне лишь мечтают американские коллеги и о которой, увы, даже и мечтать не могут в сегодняшней России, где социал-дарвинизм с его откровенным попранием «слабейших» стал де-факто господствующей идеологией, отбросив нас в культурном смысле на века назад. Даже в царской России столетие назад идея христианского милосердия не была пустой фикцией, а крестьянская община как раз и стала прототипом «помогающего» советского коллектива.

Чрезвычайно показательно в этой связи наблюдение уже упоминавшегося проницательного исследователя эмпатии Мартина Хоффмана. В своей книге «Эмпатия и моральное развитие» он указывает, что средние англичане, живущие, по его словам, в атмосфере «соревновательного индивидуализма» и «слабой заботы о других», при знакомстве с темой его исследований обычно испытывают нечто вроде шока.

Автор подчеркивает в своем труде, что еще, конечно, встречается скромный процент случаев, когда люди идут на жертвы ради других личностей, и изредка эти жертвы даже могут быть значительными, например, в обстоятельствах с присутствием экстраординарных угроз. Однако гораздо чаще люди помогают друг другу лишь в мелочах, и самое главное - в огромном большинстве ситуаций они помогают преимущественно себе и чаще всего только себе. «Низко-эмпатичная» культура общения, высокая степень социально-психологической отчужденности граждан друг от друга порождают многочисленные моральные проблемы, и это не без оснований беспокоит ученого. Ведь без сочувствия не может быть ни заботы о ближнем, ни защиты слабого, ни другой элементарной справедливости, не говоря уж о том, что без этого «склеивающего» людей чувства, начинает рассыпаться сама человеческая общность. Но преодолеть дефицит сострадания в обществе господствующего индивидуализма, как видно из поиска английского ученого, оказывается в высшей степени затруднительным делом.

Уже процитированный М.Хоффман, выдвигая все же в пользу укрепления социальной эмпатии сильный «эволюционный аргумент», справедливо утверждает, что «человеческий род не смог бы выжить, если бы каждый заботился только о себе». И этот тезис верен не для одного лишь прошлого. В этой связи мы также полагаем, что шанс на будущее в конечном счете получит только та глобальная социальная система, что способна к состраданию, справедливости и солидарности, тогда как возможная альтернатива состоит в исчезновении человечества с лица Земли в кратчайший исторический срок. Выбор между этими вариантами грядущего пока остается за нами, хотя человечество явно находится в цейтноте, и риски цивилизационного срыва в пропасть нарастают.

Социально-практический контекст

Изначально в рамках господствовавшей натуралистической и индивидуалистической парадигмы (которая была равно характерна для складывавшихся на Западе психологии и социологии), эмпатия рассматривалась либо свойством индивида, либо, в лучшем случае, характеристикой межиндивидуальных взаимоотношений. А ее параметры при таком подходе определялись сочетанием наследственности и онтогенетических факторов. Даже в лучших современных работах об эмпатии, которые имеются главным образом в западной психологии, речь все еще заходит об эмпатической генетике, «генах помогающего поведения», как принципе, объясняющем интенсивность сопереживания.

Возражать против наличия врожденных механизмов, которые являются биологическим субстратом эмпатии, не приходится, они, бесспорно, обнаруживаются не только у людей, но также у приматов и некоторых других «общественных» животных. Однако спектр эмпатических возможностей у людей, способность последних к идентификации не только с чувствами, но с мыслями и установками другого, да и сама степень развития эмпатии в обществе определяются в решающей мере культурой, ее ценностно-нормативной сферой.

Культурная детерминированность делает эмпатию социально-обусловленным свойством далеко не только индивидов, но также и коллективных (групповых) субъектов. Подобное достаточно ярко обнаруживается, например, в исследованиях межгрупповых конфликтов. Например, Р. Вильямс, изучая взаимодействие коллективных субъектов (групп), выявил корреляцию между нарастанием конфликтов в условиях углубляющегося неравенства и снижением межгруповой эмпатии. Чем более конфликтно и поляризовано общество, тем менее эмпатичны взаимоотношения между его членами, особенно по линии различных социально-статусных групп

Электронные СМИ и Интернет нередко делают… изначально удаленное виртуальное общение весьма наглядным и осязаемым в виде как будто живого полилога с обратной связью. Более того, в некоторых случаях предметом параллельного со-ощущения на почве общих ценностей могут стать переживания лично незнакомых дальних идейных единомышленников, которые транслируются через СМИ, сетевые форумы, телефоны и пейджеры в режиме реального времени – «здесь и сейчас». В ответ на сообщения может осуществляться немыслимая прежде мгновенная информационная, материальная или политическая поддержка адресата, который отделен расстояниями в тысячи километров.

В то же время в условиях систематической индоктринации сознания на основе эгоцентричных, индивидуалистических ориентиров, или - на почве псевдоколлективных ценностей в тоталитарной секте, удается (в предельных случаях – полностью) блокировать эмпатию даже в отношении самого ближайшего окружения. Тогда искореняется всякое сочувствие к самым близким родственникам и друзьям, не говоря о незнакомых людях. Таким образом, эмпатические свойства, данные как природная способность, едва ли не каждому, могут быть, либо развиты и укреплены средствами культуры, либо подавлены и заблокированы ею.

Групповое деление на своих и чужаков, традиционная дифференциация партнеров по общению на категории «Мы» и «Они», является чаще всего достаточным фактором, запускающим или исключающим помощь как наиболее действенное объективное проявление эмпатических свойств. Мимо страданий «расово-неполноценных» элементов в фашистской Германии, проходили, вероятно, с тем же равнодушием, с каким в современной России проходят мимо бедствующих бомжей, инвалидов, или детей – беспризорников. О крайних проявлениях усиливающегося дефицита эмпатической реакции в нашем обществе говорит также растущая статистика насилия, убийств и экзогенной смертности вообще.

Социальная эмпатия как деятельное выражение сочувствия, готовность оказать помощь нуждающимся в ней является, и с нашей точки зрения, не просто желательным личностным свойством индивидов, но проявлением реальной степени гуманности социокультурной или производственной системы, индикатором ее подлинной цивилизованности, критерием развития культуры некоторой общности. Пробуждение эмпатии свидетельствует о способности к преодолению индивидуального и группового эгоизма с позиций человечности, искра которой высекается состраданием.  В свою очередь «если мы сможем распространить чувство сострадания на тех, кто нам нравится, на тех, кто нам просто интересен, кого мы мало знаем, и даже на посторонних людей, наше ощущение взаимосвязанности будет усилено» (С.П. Капица). Так возникает солидарная общность.

Введение в проблему

Эмпатия является к нам из глубин человеческой природы и с высот человеческой культуры. Ее ткань составлена из конъюнктивных эмоций, нравственных ценностей и социальной категоризации одновременно. С выпадением хотя бы одной из этих составляющих (например, под влиянием аномии) всякое сочувствие к страдающим и даже к гибнущим резко ослабевает, если не исчезает совершенно. А при дефиците общих ценностей, объединяющих представлений и устремлений к взаимопомощи становится немыслимой и социальная солидарность.

Глубинный эмоционально-аффективный слой человеческой психики хранит врожденные предпосылки к эмпатии – способности к сочувствию, состраданию, как одной из самых древних антропологических предпосылок социальности, в своем зародыше общей для нас с приматами и некоторыми другими животными. Она проявляется, например, в чувствительности к признакам страдания другого и в потребности к ответному сочувствию, к эмоциональному и действенному отклику. В филогенезе (и онтогенетически) она предшествует началу сознательной деятельности, однако последняя существенно преобразует исходную биологическую способность к совместному ощущению, возвышая последнюю на уровне развитой культуры до вершин гуманности, коллективизма и солидарности. Уже новорожденные младенцы, заслышав плач другого ребенка, сами начинают плакать как от собственной боли. Хотя от этой первой – еще врожденной реакции – до совместного переживания нравственных чувств (с взаимной эмоциональной поддержкой), тем более с проявлениями прямой помощи, пролегает значительная культурная дистанция, все же преемственная связь между упомянутыми фазами единого процесса социального становления – несомненна.

Впрочем, неблагоприятные условия социализации, которая далеко не всегда опирается на позитивные, просоциальные ценности, могут и не способствовать развитию эмоций, а уж склонности к сочувствию – тем более, как это происходит в люмпенизированных слоях и в криминальных сообществах. А криминальная психология в нашей стране, которая сегодня вышла далеко за привычные рамки «зоны», прорвавшись на ведущие позиции в СМИ, отразилась и на содержании программ государственных радио- и телеканалов. В силу этого в обществе самую негативную роль стала играть пропаганда насилия в масс-медиа, которая имеет особо тяжкие последствия, поскольку в современных условиях ТВ отведена роль главного воспитателя без малейших к тому нравственных и педагогических оснований. В России телевидение, поистине, превратившееся в заведомого растлителя, стало основным «наставником» детской и юношеской нравственности.

Сложившийся культ насилия в СМИ, ТВ и видеопродукции, будучи прямой ценностной антитезой состраданию, представляет собой своего рода мощную социально-психологическую прививку против развития эмпатии, хотя еще более суровые уроки не в пользу сострадания дает сама жизнь многочисленных миллионов социальных сирот и беспризорников, беспощадно сброшенных в ходе реформ на социальное дно. Великая идея равного социального старта для детей была отвергнута либеральными фундаменталистами с огромным ущербом для настоящего и особенно будущего страны.

В целом представляется, что в условиях общественного бытия эмпатия из родового антропологического свойства – взаимного (по сути биологического) «со-ощущения» становится важным социокультурным проявлением человеческой связи. В совместном переживании деятельности, непосредственно соединяющей людей, благодаря взаимопониманию и взаимопомощи, формируется на микроуровне коллективная идентичность, социально-эмоциональное «надличное» слияние индивидов в солидарную общность. Подобное сопереживание, близкое к взаимной идентификации (хотя и нетождественное ей полностью), может быть как относительно кратким биографическим эпизодом, например, в диаде на пике любовных, родительских чувств или развития дружбы, так может выступать и как долговременное проявление христианской любви, духа братского единения в вероисповедной общине или ином ценностно-ориентированном содружестве. В категориях антропологии Эриха Фромма или Альберта Швейцера подобную позицию можно оценить как отражение биофильной ориентации – «благоговения перед жизнью», которая направлена на укрепление последней. Душевная чуткость, важной гранью которой является способность к состраданию, наиболее полно формируется именно в русле этой ценностной ориентации.

Для социологического подхода существенно то обстоятельство, что эмпатия может выступать не только как индивидуально-психологическое качество, но и как характеристика отношений между социальными общностями (их категориями), при взаимодействии их представителей.

…социальные дистанции, которые отчасти отражают усиливающиеся последствия конкурентной борьбы, раздробили некогда единое поле взаимной поддержки огромного большинства наших соотечественников на небольшие статусно-групповые пространства, своеобразные субкультурные очаги, где еще действуют сострадание и правила взаимопомощи. Имеющаяся социальная статистика взаимопомощи говорит о том, что суммарный удельный вес таких очагов все же немал и около 40 % наших сограждан готовы при определенных условиях к деятельному проявлению сочувствия. Более того, целые пласты нашего общества, похоже, списанные с корабля истории и брошенные на произвол судьбы, смогли все же выжить благодаря семейной, родственной, земляческой, соседской и иной помощи.

Известно, что в периоды аномии весьма часто распространяются безучастность к судьбам других, когда происходит подлинное ожесточение сердец. С подобными случаями на фоне растущей «безнормности» мы сталкиваемся все чаще в России. Возникают естественные вопросы: каким образом разрушение нормативности сказывается на эмоционально-аффективной сфере, как становится возможной анестезия существенных социально-эмоциональных связей? Не развивается ли очерствение душ, утрата способности к эмоционально-аффективному резонансу под непосредственным воздействием усиливающегося структурного насилия или роста социального отчуждения?

Прямое убийство – это предельный случай утраты эмпатичности в общении «лицом к лицу». Однако существуют опосредованные и завуалированные формы изживания эмпатии в социальных взаимодействиях вплоть до полной их дегуманизации.

Методы «отключения» человечности, сострадания в отношении якобы чужаков повсюду одни и те же, хотя в России они сталкиваются с мощной культурной традицией, одной из центральных тем которой как раз и является сострадание, дух соборного братства. Подавить в нас эмпатию, как устойчивое социальное проявление (а с ней и солидарность) можно, лишь изъяв «из обращения» высшие достижения русской культуры, отбросив Сергия Радонежского и Достоевского, Толстого и Чехова, превратив в социальных изгоев и взаимных чужаков огромное большинство. И мы, к глубокому сожалению, видим сегодня принудительное вытеснение русской, «всечеловечной» культуры (Достоевский), ее основополагающих ценностей убогим американским масскультом с очевидной целью подавить культурную идентичность народа и, по емкому определению С.Г.Кара-Мурзы, демонтировать его как общность.

«Деэмпатизация» граждан, расчеловечивание их общения составляют важную часть данного процесса, который, атомизирует людей, одновременно разрушая отношения социальной солидарности. Субъектом вымывания социальной эмпатии и солидарных ценностей являются доминирующие постсоветские элиты, которые политолог С.Кургинян, метко охарактеризовал как «элиты ненависти и гедонизма» излучающие «субкультуру ненависти».

Мощная иррадиация подобных разрушительных идейных энергий на протяжении двух десятилетий привела к тому, что «этика любви, сострадания и взаимопомощи ушла в катакомбы, диктовать стало право сильного. Оттеснили на обочину, как нечто устаревшее, культуру уживчивости, терпимости и уважения. Мы переживаем реванш торжествующего хама - в самых пошлых и вызывающих проявлениях» (С.Г.Кара-Мурза). Никакие разговоры о толерантности не могут отменить или утаить предельно нетолерантную и антигуманную социальную практику олигархического капитализма по отношению к витальным нуждам масс, оказавшихся жертвами преобразований.

Регулярная проповедь радикального индивидуализма в СМИ и фактическое крушение на практике модели социального государства в современной России имели своим уродливым плодом значительный сдвиг в культурных представлениях, породив, очевидное душевно-духовное очерствение и моральное оскудение. Они приняли такие размеры, что мы уже в массовом порядке наблюдаем сужение проявлений деятельного сочувствия (на Западе называемого «помогающим поведением») даже в случаях, казавшихся прежде элементарными, что свидетельствует объективно о крутом падении весьма высокого еще в недавнем прошлом уровня социальной эмпатии.

И моральная нормативность в целом, и любые проявления человеческой солидарности непосредственно опираются, как на свой базис, на культурно-сформированную и специфичную для данного общества меру эмпатичности, благодаря которой обеспечивается эффективная регуляция взаимодействия индивидуальных и коллективных субъектов. Сострадательность и солидарность лежат в основе русской культурной традиции, немыслимой без них. Не только народная, но и «высокая» классическая культура нашего общества пронизана ими. Хотя периодические социальные бедствия, всякий раз рождая аномию, неоднократно посягали на эти основания социокультурного бытия нашего народа и подрывали тем самым также политическое его единство, однако никогда – ни в одно смутное время – их не удавалось искоренить до конца, оставляя всякий раз надежду на возрождение страны.

(Основные положения данной статьи изложены в статье с тем же названием для журнала «Конфликтология», М. - СПб, 2008, № 3, С. 164-183)

***

Панфилова Т.В., доктор философских наук, профессор кафедры философии им. А.Ф. Шишкина Университета МГИМО. Воспоминания о А.Н. Самарине. 2021 год:

Когда и как мы познакомились с Анатолием, не помню. Где-то в середине 70-х годов прошлого века он вошёл в состав кафедры, причём очень просто, обыденно, я бы сказала «органично». Тому способствовала его доброжелательность, открытость, что сразу было видно по его улыбчивому лицу и дружелюбному обращению. В ближайшие годы выяснилось, что Анатолий Николаевич – профессионал высокого класса, к тому же надёжный товарищ, готовый всегда прийти на помощь, когда нужно заменить коллегу на занятиях или когда возникают какие-то проблемы по общественной работе. В результате в 80-е годы Анатолий стал уже общепризнанным и незаменимым парторгом нашей кафедры, а я – его заместителем преимущественно по сбору взносов. Надо отметить, что Анатолий никогда не рвался в «большие начальники», зато на своём посту парторга проявлял принципиальность в сочетании с человечностью. Это сочетание и стало основой нашего сотрудничества в партийной работе.

Помню, как нас пригласили однажды на комсомольское собрание, на котором рассматривался вопрос о наказании одного студента, попавшего в милицию за неблаговидное поведение на улице. Сам факт привода в милицию расценивался тогда как серьёзный проступок. Причём вопрос о том, за что человек оказался в милиции, насколько серьёзно совершённое им деяние, был на втором плане. Попал в милицию – значит, опозорил институт. В этих условиях очень важно и в то же время непросто было не поддаться нажиму вышестоящих партийных органов, требовавших сурово наказать студента, чтобы другим неповадно было. Парню грозило исключение из комсомола, что почти автоматически означало исключение из института.

Мы с Анатолием вынуждены были принять участие в разбирательстве всех подробностей произошедшего, чтобы выяснить степень его вины. Обратили внимание на то, что из милиции его выпустили, значит, криминала за ним не числится. В конце концов выяснили, что, хотя студент вёл себя не самым примерным образом, в милицию его забирали скорее для прояснения некоторых обстоятельств, тогда как серьёзных претензий со стороны правоохранительных органов к нему нет. В результате мы поддержали мнение студенческой комсомольской группы о том, что в данном случае следует ограничиться устным выговором, не прибегая к более суровым мерам. Не каждый парторг рискнул бы поддержать мнение комсомольцев вопреки рекомендации вышестоящих партийных инстанций, как это сделал Анатолий Николаевич. Парень продолжил учёбу в институте.

Впоследствии нам не раз ещё приходилось сталкиваться с непростыми ситуациями, в которых оказывались и наши товарищи по партийной организации, например, Виталий Михайлович Володин. Но принципиальность и дипломатический такт А.Н. Самарина позволила тогда все уладить самым оптимальным образом. Во всех спорных случаях он, как парторг, представлял внешний контур защиты нашей кафедры, и коллектив доверял ему полностью.

Довольно быстро выявилось сходство наших с Анатолием убеждений и связанная с ними общность научных интересов. Специфика философских дисциплин предполагает тесную связку с общественной проблематикой. И она в полной мере проявилась в драматический для нашей страны период разрушения советского государства и ломки нашего жизненного уклада. В этот период хаоса и неопределённости особенно важно было чувствовать дружескую поддержку в принципиально важных вопросах. Всегда знала, что на Анатолия в этом отношении всегда можно положиться. Надеюсь, примерно то же он чувствовал относительно меня.

В двухтысячные годы общение концентрировалось преимущественно вокруг общественно-политических проблем, по которым наши позиции были предельно близкими, а то и вовсе совпадали. Благодаря этой солидарности в соавторстве были написаны несколько статей. Объединяло нас и то, что мы старались не отрывать политику от научной основы. В этом отношении деятельность Анатолия в качестве одного из руководителей движения «За возрождение отечественной науки» оказалась как нельзя более своевременной. Я тоже с удовольствием принимала участие в этой работе, иногда в поиске материалов для сайта, который вёл Анатолий. Роль Анатолия Николаевича в возрождении отечественной науки, в продвижении научных разработок в общество чрезвычайно велика и плодотворна.

Кончина Анатолия Николаевича Самарина – огромная потеря не только для кафедры, но и для всей отечественной гуманитарной науки. Для меня же это ещё и потеря надёжного товарища и друга.

15.02. 2021 года

***

Легойда Владимир Романович, профессор университета МГИМО, председатель синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Московского патриархата. Слово на поминках 30.09.19 года:

Больше всего мне посчастливилось общаться с Анатолием Николаевичем, когда я было аспирантом и это может быть один из самых светлых периодов жизни - когда удавалось много времени проводить на кафедре философии, и я вообще считал, что живу там. Когда мы думаем о любом человеке, то есть что-то, что вспоминается о нем в первую очередь. Узнав о кончине моего преподавателя, я сразу вспомнил его улыбку, такую как на фотографии в этом зале. Это удивительная, замечательная фотография, которая действительно передаёт его одухотворенный образ!

К сожалению, мы не виделись много лет, и сейчас я думаю об Анатолии Николаевиче - каким я его знал, кем он был для меня.

Я вспоминаю, как много он давал нам аспирантам, студентам своим интеллектуальным богатством, доброжелательным отношением. Такое щедрое общение редко встречается, потому что отношения учитель - ученик очень сложные, разными бывают, могут быть и жёсткими. Но когда преподаватель даёт тебе надежду на твои силы и вдохновение - это очень дорогого стоит и никогда, никогда не забывается!

Мы стоим сегодня перед самой большой тайной нашей жизни, перед тайной ухода. Мы не знаем, что происходит и как происходит, когда это случается. Но я верю, что Анатолий Николаевич с нами, и что это не только время скорби земной, но и время радости иного, духовного порядка. Царствие ему небесное!

***

Коренева Ирина Георгиевна, аспирант кафедры социологии, сотрудник Научной библиотеки им. И.Г. Тюлина университета МГИМО МИД:

Счастливы те педагоги, которых помнят всю жизнь. И нашли клад те ученики, чья жизнь, особенно в юности сопровождалась талантом, профессионализмом, душевной отзывчивостью наставника. Хочу сказать несколько слов о таком человеке – Анатолии Николаевиче Самарине.

Очень благодарна Алексею Викторовичу Шестопалу, который порекомендовал и познакомил с моим, тогда еще будущим, научным руководителем. Вспоминается одно из заседаний кафедры философии - перед началом все общаются, что-то обсуждают, кто-то заполняет документы. И в это время входит Анатолий Николаевич, садится за стол, оглядывает всех и улыбается! В этой улыбке тактичность и уважение ко всем без исключения.

А.Н. Самарин всецело посвящал себя работе и делал это с радостью! Позади огромный жизненный путь, опыт научной и педагогической деятельности. Но все мы понимаем, что просто отлично знать свой предмет преподавателю – очень важно, но недостаточно. А вот умение Анатолия Николаевича выстраивать личные отношения с учениками, его терпение в учебном процессе, способность передавать знания доходчиво, чтобы сложные философские темы были не скучны, а находили живой отклик – ценный дар, которым он обладал сполна. Уместно здесь высказывание  американского поэта и философа Р.У. Эмерсона «Настоящий учитель, это человек, который может сложное сделать простым».

Анатолий Николаевич умел дарить своим присутствием спокойствие и уверенность. Внимание и помощь, затраченное личное время, интерес к творчеству каждого, беспокойство за подопечных, понимание их проблем - снискали ему заслуженное уважение.

Лично для меня его поддержка на университетских конференциях, помощь в работе с источниками и такие необходимые советы всегда оказывались вовремя! Как научный руководитель, он всегда вдохновлял на поиск возможностей публикаций по основным темам моей диссертации. Так, помню наше длительное общение после одного из заседаний кафедры и его весьма конструктивный совет – опубликовать хотя бы по одной статье, посвященной основной теме каждой из глав диссертации. Увы, по разным, больше житейским причинам, не всё из рекомендаций Анатолия Николаевича удалось реализовать.

Профессионализм, целеустремленность, преданность работе и ученикам позволяли Анатолию Николаевичу объять, кажется, необъятное – не каждый способен такое количество знаний, информации освоить и успевать поделиться с другими.

Это был человек, в котором гармонично сочетались талант, знания и доброта! Человек, с которым всегда можно было свободно общаться, узнать его точку зрения и высказать свою.

Возможно, главное в Анатолии Николаевиче было то, что он в каждом видел личность, человека, уважал, проявлял заботу, от него всегда исходили флюиды добра!

Великодушный человек, первоклассный специалист во многих дисциплинах - философии, психологии, педагогике, социологии, талантливый Учитель – верю, в нескольких поколениях своих воспитанников и соратников, он оставил о себе добрую память!

***

Сергей Анатольевич Сокуров, член Союза писателей России, Литературного общества «Негош» Республики Черногория:

В начальные годы нового века в моей публицистике главное место занимала украинская тема; отзывался я также на волнующие меня события в других «новоделах» постсоветского пространства и дома, в России. Одновременно писал и публиковал исторические миниатюры, рассказы и повести, заканчивал роман «Сказания древа КОРЪ». Почти всё, выходящее из-под моего пера, публиковалось на сайтах, в газетах и журналах, отдельных книгах.

И вот в один из прекрасных (не для красного словца сказано) дней получаю письмо, подписанное для меня не новым именем, но требующим освежения в памяти. Ведь, «в сплошной лихорадке буден» мы, грешные, заняты в первую очередь собой.

Интернет без задержки освещает запрошенное мной по ФИО лицо: академик РАЕН, преподаватель МГИМО (ого!) и прочее. Уже это вызывает почтение. Но в памятном письме, которое я храню, как сердечную ценность, Анатолий Николаевич обратился ко мне как зачинатель и редактор одного из самых звонких, умных, честных, масштабных по темам порталов «Движение за возрождение отечественной науки» (ДЗВОН). (Позднее появится ещё одно его детище - сайт Русский Лад).

Из письма, сдержанно комплементарного, следовало, что адресант «открыл»» меня для себя, просматривая другие издания. Присмотрелся, оценил и пригласил сотрудничать сначала в ДЗВОН.

Конечно, на приглашение отозвался положительно, с благодарностью. До последних дней моего благожелателя мы не разлучались, как редактор и автор статей, произведений иных жанров, вплоть до стихотворений и отрывков из объёмных сочинений. Не помню ни одного редакторского отказа. Только не об этом здесь речь. Поговорим о герое этой статьи, каким я запомнил его в нашем дружеском общении.

Сначала было слово…

Первые годы мы знались общением по телефону и электронной перепиской. Перегруженный тем и другим в преподавательской и редакторской работе, Анатолий Николаевич был со мной скуп на слова. В трубке я слышал тихий голос – прекрасно, правильно устроенную родную речь, почти лишённую модных словечек рыночной эпохи, этих невыносимых «трендов-брендов». Так же чисто, с мастерством разночинца-интеллигента, учёный-филолог сплетал в вязь коротких слова в письмах. Я невольно подражал безупречному педагогу Самарину.

Первая наша встреча состоялась в апреле 2011 года. Тогда я с помощью нескольких патриотических организаций затирал в Москве «оранжевое пятно», нанесённое скрытыми русофобами из Библиотеки украинской литературы на лик столицы. Общественность информировалась, в основном, моими статьями, которые размещались, в первую очередь, на страницах сайта «За науку». А.Н. Самарин решил, что этого мало. Он поддержал идею провести пресс-конференцию под названием «Библиотека украинской русофобии». Им же было предоставлено подходящее вместительное помещение, привлечены заинтересованные лица, обладающие публичным авторитетом. Тогда, взволнованный событием, я не успел присмотрелся к Анатолию Николаевичу. Такая возможность появилась в более спокойной обстановке осенью 2013 года. Анатолий Николаевич притягивал к себе собеседника благожелательным взглядом умных и проницательных глаз. Роста он был невысокого, но прям, что редкость для кабинетных работников.   Видимо, заложенной в нём энергии хватало для поддержания физической формы.

В те дни часы истории отбили 200-летие верного друга России, героя Црной Горы, её певца, Петра Второго Негоша, светоча православия, митрополита и светского вождя малого славянского народа, никогда не бывшего под игом чужеземцев. Мы задумали научно-литературное мероприятие, с участием Института славяноведения РАН, Союза писателей России, Посольства республики Черногория, сербской и российской общественности. Мероприятие состоялось, благодаря организаторским способностям А.Н. Самарина, в том же зале, что и названная выше пресс-конференция. Оно началось с научной части, её открыл Анатолий Николаевич.

Успех нашего мероприятия, отозвавшийся в прессе России и зарубежья, привёл к мысли отметить приближающееся 200-летие падения Парижа под ударами антинаполеоновской коалиции во главе с Русской Императорской армией. На этот раз, кроме учёных историков РАН, литераторов, в торжестве приняли участие члены Союза художников, музыкальные коллективы, разночинная интеллигенция Москвы и наукограда Реутов. И опять этот научно-литературно-музыкальный вечер вёл по общему согласию Анатолий Николаевич Самарин. Ничего подобного в России в те памятные дни не проводилось. Мы были единственные, помянувшие словом, музыкой и живописью героев 1812-14 годов. Не лишне добавить, что тогда мне открылась одна из причин светлого ощущения творческой жизни, в Самарине. Такое ощущение усиливала в нём спутница дней радостных и суровых, красавица-жена, умница, отзывчивая и добросердечная.

Миновало ещё пять лет. Анатолий Николаевич всё обещал посетить меня в моём подмосковном уединении в сопровождении жены и сына. Да новая встреча откладывалась на наше редко сбывающееся «потом». Как-то незаметно участились болезни возраста, которого не хочется замечать. После благополучного преодоления моим Самариным очередного недомогания, я посвятил выздоровевшему шуточное стихотворение. Им завершу это воспоминание, ибо хочется, чтобы   вчерашнее неотвратимое оказалось сегодня простым случаем без печального последствия.

 

Пока Самарин есть на свете,

да будут ДЗВОН и Русский Лад!

Порталы эти в интернете

набатной бронзою звучат.

 

Они зовут и будят волю

подняться мiромъ на врага

и твёрдо стать на бранном поле

(честь больше жизни дорога).

 

И снова бой. Судьбою снова

дано нам ныне выбирать:

Иль иноземные оковы,

или свою Отчизну-мать.

 

Нам предками простор подарен -

священной тверди океан.

Нас много, и средь нас – Самарин,

неутомимый ветеран.

 

Равняться на бойца такого

для каждого в России честь.

… Терять упавших нам не ново,

но мест пустых в Отчизне несть.

 

(Наукоград Реутов. Март 2020 года)

***

Деев Николай Николаевич, кандидат юридических наук, Институт государства и права РАН:

Я познакомился с Анатолием Николаевичем в начале 1972 года, когда мы только недавно стали кандидатами наук (он  по философии, я по юриспруденции). Познакомил нас один из его коллег по Институту философии АН СССР. «Тебе нужно обязательно встретиться с одним человеком, вы настроены на одну волну», - сказал он. И действительно, общаться с Анатолием Николаевичем с первой же встречи оказалось легко и свободно, он обладал умением привлекать к себе людей. При этом я сразу  понял, что у него энциклопедические знания не только по философии, так что есть чему поучиться.

После бесед с ним я всегда чувствовал удовлетворение. Темы для бесед были разные, но чаще всего социально-философские и политологические. Мы оба были очень критически настроены к повседневности брежневского «застоя». обладал тонким чувством юмора и был остер на язык. Например, рассказывая о тогдашней атмосфере  в Институте философии, он шутливо декламировал ходившую среди сотрудников шутку: «тяжела и неказиста жизнь советского марксиста». В Институте философии, как помню, ему пришлось выполнять обязанности ученого секретаря какой-то мухоморной идеологической комиссии, что, конечно, было для него нонсенсом. При первой же возможности  он перешел на должность преподавателя МГИМО, затем стал доцентом в этом престижном вузе. Однажды я слушал его лекцию и убедился, что он был педагогом, что называется   «от Бога». Мне тогда запомнился  вдумчивый, доверительный  стиль изложения, в то же время глубокого по содержанию.

Оглядываясь на то время нашей молодости, вспоминаю также организационные способности Анатолия Николаевича, которые тогда могли проявляться разве что в житейском плане. Признаюсь, я был далек от общественной деятельности в том масштабе, в котором был вовлечен в нее Анатолий. Я вообще всегда был склонен наблюдать общественную и политическую жизнь как бы со стороны, не видел в себе способностей к  успешной общественной коммуникации.

Но масштаб личности человека проявляется как раз в его общественной деятельности. Когда началась горбачевская «перестройка» и я всячески открещивался  от приглашений включиться в закипавшую общественную жизнь, А.Н. поначалу с энтузиазмом откликнулся на открывшиеся практические возможности демократизации страны. Будучи от природы лишен всякого карьеризма, он бескорыстно отдал свои силы  участию в организации демократического движения. Например, помню его рассказы о том,как он помогал организовывать избирательную кампанию своего коллеги по кафедре Г.К. Ашина по выборам в народные депутаты то ли СССР, то ли РСФСР.

Затем был длительный перерыв в нашем общении. И когда, уже после его кончины, я набрал в Интернете его имя, и увидел длинный перечень его работ, общественных постов и званий, то понял, что он вырос до значимой личности, как ученый и общественный деятель, один из лидеров в современном русском национально-освободительном движении.

И мне лестно, что в свое время я дружил с человеком, имя и образ которого несомненно сохранится в его трудах и в памяти его коллег, соратников по защите науки, культуры и государственности России.

***

Цаллагова Зарифа Борисовна, доктор педагогических наук, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН. Слово на поминках 30.09.19 года:

С Анатолием Николаевичем мы были больше знакомы по-соседски, через его жену Людмилу. В частности, он помогал нам управляться с компьютером, когда мы только осваивали новые технологии. Я знала, что Анатолий Николаевич крупный ученый и прекрасный педагог. Но здесь, на поминальном вечере, признаюсь, от его коллег и друзей узнала о нем много нового. И сейчас передо мной предстаёт фигура очень крупного масштаба – выступавшие раскрыли такие разные грани его столь многообразных дарований и сфер деятельности. Без преувеличения Анатолий Николаевич Самарин видится мне теперь, можно сказать, эталоном человеческой личности. Когда такие люди живут рядом с нами, пожалуй, не надо специально придумывать образцы для подражания и воспитания молодежи.

Царство ему Небесное! Вместе с ним, предлагаю помянуть и его родителей, бабушку, с которой он духовно был очень близок, словом, тех людей, которые вырастили и воспитали такого достойного человека.

***

Малышкин Сергей Алексеевич, Кандидат исторических наук, доцент Московского государственного областного университета, эксперт Всероссийского созидательного движения «Русский Лад»:

Когда я пришел в объединение «Русский лад», то среди самых активных деятелей и руководителей, Анатолий Николаевич Самарин сразу обратил на себя внимание. Я узнал, что он преподаватель ВУЗа, серьезный ученый, и очень энергичный организатор, умеющий работать с людьми.

На ближайшем же заседании «Русского лада» мы уже встретились непосредственно и пообщались более обстоятельно. Поражала его реактивность: секунду назад он мог говорить на совершенно иные темы с кем-либо из участников «Лада» и тут же переключиться на историческую тематику. Видно было, что он человек кипящей энергии и самых разносторонних знаний. Мне он представлялся человеком из эпохи революции и Гражданской войны, когда руководитель буквально все должен был схватывать на лету и сразу решать миллион задач. Я же, более склонный к  неспешному, систематическому труду, с огромным интересом и любопытством наблюдал за ним. Надо сказать, что для лекций и семинаров, общения со студентами строй мышления Анатолия Николаевича, его реактивность и коммуникабельность мне очень помогли. Глядя на него, я живо представлял, как говорили, решали вопросы деятели первых советских лет. Этот образ сопровождал меня всегда, когда я общался с ним.

На митингах, демонстрациях он, несомненно, был организатором, как говорится «от бога». И здесь бросалась в глаза его кипучая деятельность. Мне кажется, он не мог долго оставаться на месте, ему надо было постоянно быть в гуще событий: знамена, микрофон, кто выступает, где встать, куда идти – везде был Анатолий Николаевич. Человек, с огромным уважением, относящийся к собеседнику, в разговорах он был очень доброжелательным. В этом я видел его многолетнюю практику общения со студентами. Никакого зазнайства, никакого превосходства в познаниях – а они были у него обширными, это было видно сразу в первом же общении! Серьезный, глубокий разговор с большим доброжелательством, желанием прояснить любой непонятный собеседнику вопрос. Я ни разу не слышал от него разговора, как говорится, «ни о чем», в его натуре не было места пустословию.

Что касается совместной научной работы в рамках Движения «Русский Лад», должен сразу сказать, что А.Н. Самарин обычно занимался общей, «глобальной» постановкой темы на всех конференциях, научных заседаниях, в которых мне приходилось участвовать. Я не входил в число организаторов, ограничиваясь лишь составлением конкретных докладов гуманитарного направления. Для этого, по видимому, нужна была широта эрудиции Анатолия Николаевича, которая присуща далеко не каждому, даже хорошо образованному человеку. Более того, многие темы, которые разрабатывались учеными такого уровня, в годы его жизни еще не были освоены мною настолько, насколько я понимаю их теперь.  Но мне всегда все же была ближе именно конкретика, архивный поиск. Таким образом, в научной деятельности «Русского Лада» мы занимали разные «ниши», что не мешало нам с интересом общаться.

Чаще всего, А.Н. Самарин обращался ко мне с просьбой о подготовке доклада, выступления. Например, на темы посвященные юбилею какого-либо исторического деятеля. Иногда предлагал рассказать о памятных местах Москвы, связанных с жизнью и деятельностью того или иного известного человека. Эти обращения всегда носили чисто дружеский характер, часто Анатолий Николаевич с чуть застенчивой улыбкой спрашивал: «не возьметесь ли Вы подготовить выступление в память такого-то человека?». Предложение звучало настолько доброжелательно, что отказаться даже не приходило в голову, тем более что личность, о которой следовало сделать сообщение, была, действительно, крайне интересна и мне самому.

В процессе подготовки, он никогда не контролировал докладчика, как подчас бывает. Он не только не считал нужным кого-то контролировать, но, думаю, даже не допускал такой мысли! Он был человеком науки с высочайшим уважением к своим коллегам и соратникам по «Русскому Ладу». Слушал очень внимательно, и сразу схватывал саму суть, что не всем дано. Любил задавать вопросы, которые были совсем не поверхностны, причем каждый раз с подчеркнутым дружелюбием к докладу и докладчику. Анатолий Николаевич мог легко признаться, что не специалист в каком-либо частном вопросе и желал бы прояснить его для себя. Таким образом, он инициировал более широкое обсуждение, в него включались другие участники дискуссии и начинался продуктивный, интересный для всех разговор.

В заключение моего отзыва считаю справедливым сказать, что Анатолий Николаевич Самарин был яркой личностью, ученым с действительно глобальным охватом любой научной или общественной проблемы, исследованием которой он занимался. Именно таким я увидел этого человека в жизни, а теперь с уважением и почтением вспоминаю его образ.

***

Торопова Ольга Александровна, член Правления и руководитель Центра народных традиций движения «Русский Лад», основатель «Наукодеревни Колосвет»:

Читаю статью Самарина Анатолия Николаевича. Статья давняя, написана еще в 2006 г., но звучит совершенно актуально и сейчас. Читая ее сегодня, я, как и раньше во многих с ним беседах, говорю: "Оптимист Вы, Анатолий Николаевич, и утопист! Это у Вас, как в «Бухенвальдском набате» - «Люди Мира, на минуту встаньте!»"

А встают… 1… 2… 3 человека! Это прекрасная идея – объединить всех людей доброй воли, так называемая «социальная солидарность» и «человечность». Но человечность сегодня истребляют всеми возможными способами, и, наверное, поэтому нужно особо говорить о ней и водружать ее на свои знамёна! Думаю, Анатолий Николаевич отлично это понимал и смело ставил перед человечеством прекрасные цели ради прекрасного будущего. Он нес в себе глубокую боль и неистовый оптимизм!

Светлый и честный труженик науки Анатолий Николаевич – Настоящий Учёный, которого не волновали регалии, а только Истина, вполне мог бы сказать: Amicus Plato, sed magis amica veritas – Друг мне Платон, но еще больший друг мне истина.

Меня поражал широкий спектр его интересов и познаний. У Анатолия Николаевича был философский подход к науке, что и определяет настоящего учёного.

Знакома я с Анатолием Николаевичем Самариным с 2011 года, когда со всей нашей командой «лесных учёных» примкнула к Всероссийскому Созидательному Движению «Русский Лад», где сразу же мне доверили направление «Возрождения и сохранения этнической культуры народов России», и где я являюсь членом Координационного совета. Анатолий Николаевич состоял в Ученом Совете и также являлся членом Координационного совета. Мы часто общались, объединенные нашими духовными ценностями, что, в общем-то, и сближает единомышленников. Вместе готовили конференции по «Русскому Космизму», где он обязательно выступал с небольшим, но очень ёмким докладом.

У Анатолия Николаевича всегда была надежда, что здравый смысл победит, вопреки всему.

В моем сознании и памяти Самарин Анатолий Николаевич живет и навсегда останется, как красивый, интеллигентный, обаятельный, всегда доброжелательный, с тонким проницательным умом, тактичный и мудрый человек, который смотрит на нас всех со светлой улыбкой и ободряет:

«Не теряйте надежду! Мы победим!»

***

Соколова Светлана Сергеевна, Эксперт Всероссийского Созидательного Движения «Русский лад», член Общественного совета «ВсеЯСветная Грамота». Слово на поминках А.Н. Самарина в Русском Ладе в октябре 2019 года:

С Анатолием Николаевичем мы впервые встретились в Московском отделении ВСД «Русский Лад» на очередном плановом совещании, и сразу, проникшись друг к другу доверием, подружились. Прекрасно образованный, с чуткой Русской Душой, он внимательно и уважительно отнёсся к древним глубинным смыслам и образам русской словестности – ВсеЯСветной Грамоте, которые я старалась доступно донести до сознания патриотически настроенной общественности. После подробного ознакомления с сакральными знаниями Русского Языка и профессионального подхода к этой насущной теме, Анатолий Николаевич стал публиковать некоторые информационные материалы на сайте ВСД «Русский Лад». Так появилась небольшая заметка о значимости написания и сохранения буквы Ё для исключения возможности нейролингвистического программирования человеческого сознания.

Наша последняя встреча состоялась в Государственной Думе незадолго до ухода Анатолия Николаевича в мир иной. Он спускался по ступенькам лестницы перед Малым Залом и, как, всегда улыбаясь, тепло поприветствовал меня, сказав несколько добрых слов, но с чуть заметной грустинкой в глазах и бледностью на красивом благородном лице.

Очень жаль, что так рано уходят от нас такие мудрые, лучезарные и любимые своими друзьями, родными, студентами люди, как Анатолий Николаевич, настоящие патриоты Отечества с Могучим Русским Духом и нежной Поэтической Душой, заботливо воспитавший славного сына и горячо любящий свою грациозно утончённую и самоотверженную супругу.

Анатолий Николаевич живёт в нашей памяти и своём
творческом наследии, которое он оставил нам.