П. Краснов. К проблеме «нового человека»

Уже не раз говорили мы на наших Международных писательских встречах в Ясной Поляне о вере Льва Николаевича Толстого в духовные способности и возможности человека как социального именно существа, созданного по об­разу и подобию Бога, имеющего в глубине души тот самый кантовский нравст­венный закон, который, в конце концов, неминуемо должен, по мнению писателя, сказаться на всей будущей истории человечества, «выправить» её до должного совершенства.

Схожей верой обладал другой великий писатель – Иван Антонович Ефре­мов, воплотивший в своих произведениях самые смелые мечты человеческого рода, хотя и понимал все трудности этого весьма нелёгкого процесса даже в далёком будущем.

Лев Николаевич же был убеждён, что стоит людям, грубо говоря, убеди­тельно растолковать всю моральную гнусность и неприемлемость нынешнего существования, соединить людей лучшими сторонами их натуры (а не худши­ми, как в его определении толпы), объединив их в известной его «единой ве­ре» сверхэкуменического толка, и цель в результате «революции сознания» будет во благовремении достигнута, и сама жизнь людских сообществ непре­менно улучшится.

Но вопрос веры в человека утыкается в вопрошание другое: в какого че­ловека? О моральных, ментальных и прочих разновидностях его лучше всего говорит состав «гостевого контингента» Ясной Поляны – людей, пытавшихся узнать и понять, воспринять ли идеи Льва Николаевич и использовать их, каж­дый в своём деле, или что-то привнести от себя в движение «толстовства» как такового, а в чём-то даже и навязать Толстому свои взгляды и методы. Сре­ди них были как сравнительно пассивные последователи всяческих религиоз­ных и мироустроительных течений, так и весьма активные, волевые фанаты, умеющие убеждать и «строить под себя» единоверцев. И Льву Николаевичу приходилось порой довольно-таки не просто иметь с ними дело в этих идейных разноголосицах и шатаниях, которых более чем хватало. Этот беспример­ный в истории мировой литературы вероучительный «коллоквиум» длился не одно десятилетие и почти беспрерывно, если учесть и почтовую переписку. И не мог, конечно, не оказать своего огромного влияния не только на гостей, но и на самого его основателя, в каком-то смысле даже радикализировать са­мое «учение» и, тем самым, сделать Толстого как бы «заложником своей идеи», связать его во многих аспектах жизни и творчества.

Показательны здесь роль и влияние такой сильной и, скажем так, неод­нозначной личности, как Владимир Григорьевич Чертков. В среде филологов, историков русской литературы на его счёт существуют подчас полярные по своей противоположности мнения. Нельзя отрицать весьма существенного значения всей его деятельности, направленной на сохранение и развитие художественного и публицистического наследия Толстого, его активного участия в издании уникального полного собрания сочинений писателя уже в советское время. Но, будучи поначалу прилежным учеником писателя, Чертков доволь­но скоро сумел подчинить своей совершенно не заурядной воле такого, каза­лось бы, волевого и упорного в достижении поставленных целей человека, как Лов Николаевич, ставши «тёмным ангелом» всего семейства Толстых, в рас­коле которого его роль достаточно известна.

Власть этого «убогонького деспота» (как называл его Василий Розанов) до­ходила порой до трагикомичного. Дочь писателя Александра Львовна вспоми­нает: «Обедали на террасе, было жарко, комары не давали покоя. Они носи­лись в воздухе, пронзительно и нудно жужжа, жалили лицо, руки, ноги. Отец разговаривал с Чертковым, остальные слушали. Настроение было веселое, оживлённое, острили, смеялись. Вдруг отец, взглянув на голову Черткова, бы­стрым, ловким движением хлопнул его по лысине. От налившегося кровью, раздувшегося комара осталось кровавое пятнышко. Все расхохотались, засме­ялся и отец. Но внезапно смех оборвался. Чертков, мрачно сдвинув красивые брови, с укоризной смотрел на отца.

Что вы наделали? – проговорил он. Что вы наделали, Лев Николае­вич! Вы лишили жизни живое существо! Как вам не стыдно?

Отец смутился. Всем стало неловко...»

Такой вот «ученик, превзошедший учителя».

Но самого так называемого «учения Льва Толстого» как доктрины, имею­щей самостоятельное значение, никогда ведь и не было, ни в какую философ­ско-этическую и вероучительную систему оно так и не сложилось и сложиться не могло. Как не сумело и создать более или менее определённое и устойчи­вое сообщество последователей, подвижников, поистине новых людей (каки­ми были первохристиане или магометане), работающих на его развитие, на будущее. На это способны лишь глубоко разработанные и последователь­ные мироустроительные «проекты» несоизмеримого с «толстовством» охвата, масштаба, как христианство, ислам, буддизм и другие вероучения, ставшие позже надсистемными. Как и собственно социально-экономические и полити­ческие мировые системы, так же способные выделывать из людей «себе на потребу» определённые типы наций и сообществ: капитализм европейского или азиатского типа, разновидности госкапитализма, социализм русского и других видов, неоколониальные подсистемы.

Именно за людей идёт никогда не прекращающаяся борьба глобального ох­вата, и желание веры в человека упирается в непреодолимый сегодня – и даже в обозримом будущем – всё тот же вопрос: в какого человека? «Цветущая слож­ность» (Константин Леонтьев) человечества оборачивается таким разнообрази­ем всячески разделённых рас и наций, народностей и страт, условий, форм и обычаев существования, ментальных особенностей, целевых установок и самого умения мыслить, что понимаешь: недаром Иван Ефремов отнёс желаемый образ единого человечества в очень далёкое, через многие сотни лет, будущее.

Но по неумолимой логике исторического развития человеческий мир всё-таки становится менее разобщённым, более единым в своих взаимодействи­ях и всепроникающих связях, с великим трудом и всевозможными сложнос­тями и срывами пытаясь продвинуться к каким-то базовым объединительным началам, к самому образу будущего Человека. Каким он должен быть по сво­им качествам и целевым установкам, по направлению своего развития? И есть ли хоть какие-то социальные, морально-нравственные, психологичес­кие намётки его, Человека, в практике только-только начатого – на стадии об­суждения проекта – строительства общепланетного Дома? И какова будет со­циальная и нравственная архитектура этого Дома?

Совершенно неожиданным откровением стало высказывание всем извест­ного и умнейшего из антагонистов СССР - России Генри Киссинджера: «У нас был только секс, а у них была любовь. У нас были только деньги, а у них бы­ла искренняя человеческая благодарность. И так во всём. Моня сложно назвать поклонником социализма, я западный человек с западным мышлением, но я считаю, что в Советском Союзе действительно рождался новый человек, мож­но сказать – homo sovetikus. Этот человек был на ступень выше нас, и мне жаль, что мы разрушили этот заповедник. Возможно, это наше величайшее преступление...»

Один из авторов детанта-разрядки и насквозь обманной конвергенции, то есть якобы сближения социалистических и капиталистических обществ (и, разумеется, их элит) вплоть до их слияния в будущем, на которую повелась брежневская верхушка в начале семидесятых, Киссинджер и сейчас остаётся умнейшим, а потому и опаснейшим нашим противником. И его нынешние невольные признания говорят лишь о том, что американское общество, да и со­общества Запада в целом, переживают сейчас весьма критичные времена. «Плавильный котёл» Америки на глазах превращается в котёл паровой под не­шуточным внутренним давлением, и никакие предохранительные клапаны мультикультурализма теперь не срабатывают, как раньше. В Штатах обост­рившаяся донельзя проблема «чёрно-белых» взаимоотношений (прозванная уже у нас «революцией баклажанов» по аналогии с другими «цветными» рево­люциями, теперь бумерангом вернувшаяся к ним) так наложилась на внутриэлитную свару «демократов» и «республиканцев», что ни о какой внутренней консолидации американской нации говорить теперь не приходится. А это зна­чит, что и никакой внятной концепции Будущего и места – и образа! – чело­века в нём у Америки, по сути, нет, да и но было, кроме старого тупикового целеполагания англосакса-трудоголика: «заработал – получил – потребил». Как нет ничего нового и в геополитике, кроме неуёмного и явно туповатого диктата и агрессии по отношению ко всем, кто ходит «не в ногу» с ней. А ес­ли судить по одному из идеологических гуру её, Голливуду, то следует ожи­дать переноса «архиагрессии» Запада (А. Д. Тойнби) с войн земных в «звезд­ные войны» – другого видения грядущего у конгрессменов и футурологов США никак не просматривается.

Концепция Человека Будущего намертво зависла и у нас. Госкапита­лизм, который пытаются выстроить сейчас правящие круги РФ, не может дать ответа на этот вопрос в силу того хотя бы, что не определена сама иде­ология развития, сама цель этого строительства, подменяемая набором мо­нетаристских, ещё гайдаровских цитат-мантр, казённым квазипатриотизмом и мутными декларациями. Которым, в свою очередь, полностью противоре­чит практика претворения этих деклараций в жизнь. Нового человека «не планируется» в принципе, ну, разве что увеличить производительность его труда и конкурентоспособность не ниже европейского уровня и пообещать поднять планку прожиточного минимума до той же отметки. А «культурку» нашей молодёжи подбросят беснующийся на всех каналах ТВ-радио и интерне­та масскульт и продвинутый даже в Третьяковку и Большой театр постмо­дерн, подкинут обитатели «Мосфильма», страстно ждущие поощрительной ухмылки западных продюсеров, издатели отнюдь не высокой пробы чтива вроде поделок Гузель Яхиной, а с ними и держатели премиальных «общаков», поскольку коммерческий товар должен быть пропиарен.

Вопрос пока лишь в том, что осталось в нас от homo sovetikus после трид­цати с лишним лет жестоко навязанного выживания и неистовой промывки мозгов и сердец «либералами», подручными ворованного капитала, в своей хорошо оплаченной ненависти обозвавшими всех нас «совками»... Нет, до ума Киссинджера им, конечно, как до Полярной звезды...

Потери велики, и сохранить оставшееся в нас после всех испытаний со­ветское, имеющее основой, прежде всего, русский национальный характер и близкие к нему менталитеты других населяющих нашу Россию народов, – это задача нынешнего дня. Но «капиталистический способ производства», преуспевший в выделке товаров и услуг, совершенно негоден к созданию но­вого социума, нового человека – и это, как ни суди, пусть и продлённый в бу­дущее общим нашим пресловутым терпением и тугодумием, но тупик. И да­же «бесконечный тупик», как убежден один многознайка-пессимист. И что же, мы согласимся с этим?

Пётр КРАСНОВ

«Наш современник», № 9, 2020