«Не напрасно посетил эту сторону…» Пушкин в Казани

«Не напрасно посетил эту сторону…» Пушкин в Казани

Этот старинный двухэтажный особняк с круглым бельведером, недавно отреставрированный частным инвестором, среди архитектурных и исторических достопримечательностей Казани занимает особое место. Не осталось, увы, в столице Татарстана других зданий, которым в сентябре 1833 года посчастливилось принимать в своих стенах Александра Сергеевича Пушкина, совершавшего тогда долгое путешествие в поволжские города и оренбургские степи с целью написать книгу о восстании Емельяна Пугачёва.

Доподлинно известно, что в 1833-м дом этот, что стоит на нынешней Московской улице, принадлежал известному всей Казани врачу, знатоку и собирателю древностей, профессору Казанского университета Карлу Фёдоровичу Фуксу. А его жене Александре Андреевне Фукс, от скуки «баловавшейся» поэзией и писательством, мы обязаны тем, что она запечатлела на бумаге подробности столь памятного для неё знакомства с великим поэтом.

«1833 года, 6 сентября, задумавшись, сидела я в своём кабинете, ожидая к себе нашего известного поэта Баратынского, который обещался заехать проститься, и грустила о его отъезде, — так начинает Александра Андреевна свой обстоятельный рассказ. — Баратынский вошёл ко мне в комнату с таким весёлым лицом, что мне стало даже досадно. Я приготовилась было сделать ему упрёк за такой равнодушный прощальный визит, но он предупредил меня, обрадовав меня новостью о приезде в Казань Александра Сергеевича Пушкина и о желании его видеть нас…» А далее рассказчица уточняет: «Пушкин ехал в Оренбург собирать сведенья для истории Пугачёва и по той же причине останавливался на одни сутки в Казани. Он знал, что в Казани мой муж, как старожил, постоянно занимавшийся исследованием здешнего края, всего более мог удовлетворить его желанию, и потому, может быть, и желал с нами познакомиться…»

Кстати, сохранилось ещё одно документальное подтверждение кратковременного визита А.С. Пушкина в Казань. Автор этого свидетельства — сам Александр Сергеевич. 8 сентября 1833 года он пишет в Петербург своей жене: «Мой ангел, здравствуй. Я в Казани с пятого и до сих пор не имел время тебе написать слова… Здесь я возился со стариками, современниками моего героя; объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону».

О том же самом — чем занимался Пушкин в Казани — повествует и Александра Андреевна Фукс: «В этот же день, поутру, Пушкин ездил, тройкою на дрожках, один к Троицкой мельнице, по сибирскому тракту, за десять вёрст от города; здесь был лагерь Пугачёва, когда он подступал к Казани. Затем, объехав Арское поле, был в крепости, обежал её кругом и потом возвратился домой, где оставался целое утро, до двух часов, и писал, обедал у Е.П. Перцова, с которым был знаком ещё в Петербурге; там обедал и муж мой».

Потом увиденное и узнанное Пушкиным в тот тёплый осенний день войдёт в седьмую главу его «Истории Пугачёва»: «12 июля на заре мятежники под предводительством Пугачёва потянулись от села Царицына по Арскому полю, двигая перед собою возы сена и соломы, между коими везли пушки. Они быстро заняли находившиеся близ предместья кирпичные сараи, рощу и загородный дом Кудрявцева, устроили там свои батареи и сбили слабый отряд, охранявший дорогу. Он отступил, выстроясь в каре и оградясь рогатками…»

…В доме Фуксов Пушкин оказался в шесть вечера. «Мы все сидели в гостиной, — рассказывала Александра Андреевна. — Ты знаешь, что я не могу похвалиться ни ловкостью, ни любезностью, особенно при первом знакомстве, и потому долго не могла прийти в свою тарелку; да к тому же и разговор был о Пугачёве: мне казалось неловко в него вмешиваться».

А разговор-то был интересным! Одна из прозвучавших в гостиной историй — о реформатском пасторе, подавшем милостыню «колоднику» Емельке Пугачёву во время былого его тюремного заключения, потом, уже после начала восстания, узнанном им и в благодарность за сострадание пожалованном «в полковники» — вошла в «осьмую» главу пушкинского исторического труда. В примечаниях же к нему Пушкин не забыл указать: «Слышано мною от К.Ф. Фукса, доктора и профессора медицины при Казанском университете, человека столь же учёного, как любезного и снисходительного. Ему я обязан многими любопытными известиями касательно эпохи и стороны, здесь описанных».

Но снова предоставим слово Александре Андреевне Фукс: «Напившись чаю, Пушкин и К.Ф. поехали к казанскому первой гильдии купцу Крупеникову, бывшему в плену у Пугачёва, и пробыли там часа полтора; возвратясь к нам в дом, у подъезда, Пушкин благодарил моего мужа. «Как вы добры, Карл Фёдорович, — сказал он, — как дружелюбно и приветливо принимаете нас, путешественников!.. Для чего вы это делаете? Вы теряете вашу приветливость понапрасну: вам из нас никто этим не заплатит. Мы так не поступаем; мы в Петербурге живём только для себя». Окончив говорить, он так сильно сжал руку моего мужа, что несколько дней на ней были знаки от ногтей. Пушкин имел такие большие ногти, что мне, право, они показались не менее полувершка».

«По возвращении от Крупеникова прислали за моим мужем от одного больного; он хотел было отказаться, но Пушкин принудил его ехать, — продолжает свои воспоминания А.А. Фукс. — Я осталась с моим знаменитым гостем одна и, признаюсь, не была этим довольна. Он тотчас заметил моё смущение и своею приветливой любезностью заставил меня с ним говорить, как с коротким знакомым. Мы сели в моём кабинете. Он просил показать ему стихи, написанные ко мне Баратынским, Языковым, Ознобишиным, читал их все сам вслух и очень хвалил стихи Языкова. Потом просил меня непременно прочитать стихи моего сочинения. Я прочла сказку «Жених», и он, слушая меня, как бы в самом деле хорошего поэта, вероятно, из любезности, несколько раз останавливал моё чтение похвалами, а иные стихи заставлял повторять и прочитывал сам».

Муж Александры Андреевны, возвратившись от больного домой уже в десять часов вечера, нашёл свою супругу и гостя в дружеской беседе и живо поддержал их литературный разговор. Впрочем, за поздним ужином они беседовали не только о литературе и литераторах. Запомнился мемуаристке и другой, не менее для неё интересный, разговор о посещении духов, о предсказаниях и о многом, касающемся суеверия. Вот что она тогда услышала из уст Пушкина, дословно воспроизведя потом его монолог на бумаге:

«Вам, может быть, покажется удивительным, что я верю многому невероятному и непостижимому; быть так суеверным заставил меня один случай. Раз пошёл я с Н.В.В. ходить по Невскому проспекту, и из проказ зашли к кофейной гадальщице. Мы просили её погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. «Вы, — сказала она мне, — на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом, в скором времени, получите через письмо неожиданные деньги; а третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественной смертью…» Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании, и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве при великом князе Константине Павловиче и перешёл в Петербург; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что цесаревич этого желает. Вот в первый раз после гадания, когда я вспоминал о гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мне лицейский товарищ, с которым мы, бывши ещё учениками, играли в карты, и я его обыгрывал. Он, получа после умершего отца наследство, прислал мне долг, который я не только не ожидал, но и забыл о нём. Теперь надо сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен…»

«После ужина Пушкин опять пошёл ко мне в кабинет, — ведёт свой рассказ дальше Александра Андреевна. — Пересматривая книги, он раскрыл сочинение одного казанского профессора; видав в них прозу и стихи, он опять закрыл книгу и как бы с досадою сказал: «О, эта проза и стихи! Как жалки те поэты, которые начинают писать прозой, признаюсь, ежели бы я не был вынужден обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернила…» Он просидел у нас до часу и простился с нами, как со старыми знакомыми; несколько раз обнимал моего мужа и, кажется, оставил нас не с притворным сожалением, сказавши при прощании: «Я никак не думал, чтобы минутное знакомство было причиной такого грустного прощания; но мы в Петербурге увидимся».

Как бы удивилась эта сентиментальная, самовлюблённая дамочка, если бы смогла прочитать пушкинский отзыв о себе, отправленный Александром Сергеевичем через несколько дней после их встречи в Петербург его «ангелу»: «Из Казани написал я тебе несколько строчек — некогда было. Я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам (имеется в виду так называемый Горлов кабак, где Пушкин записывал рассказы очевидцев пугачёвского штурма Казани. — Н.М.) и попал на вечер к одной blue stockings (синему чулку по-английски. — Н.М.), сорокалетней, несносной бабе с вощёными зубами и с ногтями в грязи. Она развернула тетрадь и прочла мне стихов с двести, как ни в чём не бывало. Баратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхвалил её красоту и гений. Я так и ждал, что принужден буду ей написать в альбом — но бог помиловал, однако она взяла мой адрес и стращает меня перепискою и приездом в Петербург, с чем тебя и поздравляю. Муж её умный и учёный немец, в неё влюблён и в изумлении от её гения; однако он одолжил меня очень — и я рад, что с ним познакомился». Тут, обратите внимание, явный намёк на то, что поэт, сильно поиздержавшийся в длинной дороге, не преминул взять у Фукса «взаймы» изрядную сумму ассигнациями.

Конечно, столь уничтожающий отзыв о казанской «поэтессе» можно объяснить лишь ревнивым характером Натальи Николаевны Пушкиной, ужасно боявшейся, как бы её супруг без жениного присмотра не «разгулялся» на приволжских просторах. Тем более что в письмах к самой А.А. Фукс (а их было несколько) Александр Сергеевич неизменно корректен. Например, в послании из Петербурга в Казань от 20 февраля 1836 года он искренне недоумевает: «Не понимаю, каким образом мой бродяга Емельян Пугачёв не дошёл до Казани, место для него памятное: видно, шатался по сторонам и загулялся по своей привычке. Теперь граф Апраксин снисходительно взялся доставить к Вам мою книгу. При сем извольте мне, милостивая государыня, препроводить к Вам и билет на получение «Современника», мною издаваемого. Смею ли надеяться, что Вы украсите его когда-нибудь произведениями пера Вашего?»

Николай МУСИЕНКО

Источник: «Правда»

Читайте также

Новая основополагающая работа В.С. Никитина доступна в «Библиотеке» сайта Новая основополагающая работа В.С. Никитина доступна в «Библиотеке» сайта
Недавно мы сообщали, что Председатель Координационного совета Всероссийского созидательного движения «Русский Лад» В.С. Никитин выступил в Петербурге на конференции «Безопасность и суверенитет России ...
7 октября 2024
В Белгороде обсудили молодёжное волонтёрство В Белгороде обсудили молодёжное волонтёрство
Белгород. 4 октября 2024 года в «Точке кипения» (МКЦ «Октябрь») прошла очередная встреча клуба «Драйвер добра». Тема встречи: «Интеллектуальное волонтерство студенческой молодежи: проблемы и перспекти...
7 октября 2024
«Праздник мудрых» в Красноярске «Праздник мудрых» в Красноярске
1 октября в помещении Красноярского регионального (краевого) отделения Политической партии КПРФ проведено чествование умудрённых жизнью людей, посвящённое Дню пожилых людей. Праздничное мероприятие бы...
7 октября 2024