Народная война. Часть 1
Сибирские полки принимали участие в сражениях, которые вела Россия во время Отечественной войны 1812 г. Перед «нашествием двенадцати языков» Сибирский, Иркутский, Селенгинский, Тобольский полки – полевые, драгунские, пехотные с их артиллерией – были переведены из Сибири на западную границу ещё в 1808 г. Обороняли Смоленск, сражались на Бородинском поле. Сибиряки вошли в побежденный Париж!
Чуть более ста лет прошло, и снова кому-то не дает покоя мысль отобрать у одной страны все, что имеет, – веками ей принадлежавшие земли и природные богатства, освоенные, заселённые талантливым трудолюбивым народом.
И снова Отечественная война, по её результатам названная Великой. И снова русские воины срывают планы завоевателей. Они не дали им перешагнуть через Уральский хребет – и в Богом хранимой Сибири не велись военные действия. Она была в глубоком тылу. Но взяла на себя важнейшую миссию – спасти от разгрома промышленную мощь страны.
Потому и двинулись в её сторону поезда с заводами и фабриками, мелкими и крупными производствами. Здесь организовывались заводы для нужд советской армии, изготовлялись снаряды и патроны. Открывались госпитали для раненых – целебный чистый воздух, минеральные источники быстро восстанавливали силы. Другая задача осознавалась сибиряками как наиважнейшая – вырастить детей, по сути сохранить генофонд страны, хотя такого слова тогда не знали. Сибирь стала материальной и, отметим, духовной базой, обеспечившей нашу победу.
Надежный тыл – половина успеха. Это хорошо понимали наши главнокомандующие. Вот что говорил наш земляк Иван Степанович Конев в одном из санбатов. Вспоминает участница встречи.
193. «Один раз вдруг команда: «Всем одеть чистые халаты и выйти на площадку военную». Побежали. Целая свита была. Вот впервые встретила я – ну, потом он стал маршалом, тогда был генерал Конев. Встретили командование. Я уж и забыла, в какую они сторону ехали: с запада на восток или с востока на запад. Когда повстречались, он всем руку подал: «Какие просьбы будут?» Ну, все, конечно, просились на фронт. А он сказал: «Без тыла мы не победим. Держитесь. На вас вся надежда».
Цитирую без изменения орфографии и пунктуации по недавно вышедшей из печати книги с материалами фольклориста Валерия Петровича Зиновьева, собранными в Забайкалье и Прибайкалье в 1970–80-е гг. Таких рассказов в книге больше половины, остальные собраны студентами под руководством его учениц Н.Л. Новиковой и М.Р. Соловьевой. Таким образом, сбор проводился с 1974 по 2011 гг. К печати подготовила жена фольклориста Галина Николаевна Зиновьева, консультировала доктор филологических наук Руфина Прокопьевна Матвеева.
Это книга народных рассказов о войне, о жизни в тылу, о послевоенном времени. Живые, достоверные рассказы записаны на магнитофон от прямых участников войны, от близких родственников, которые в тылу пережили ее. Здесь вся война – от начала до конца. 310 рассказов. Бесценные свидетельства! Невозможно их читать без слез. См.: «Народные рассказы о Великой Отечественной войне и послевоенном времени» – Иркутск: Издательство ИГУ, 2022. – 384 с.
Цифра перед текстом указывает на номер рассказа в сборнике, а после – место записи. Включены тексты только Прибайкальского региона.
В письме, найденном в кармане убитого фашиста, сообщается родным: «А Русь будет на нас работать…» 45. И как ответ звучат слова русского солдата, выстраданные слова: «Когда война кончилась, они (сдавшиеся немцы) просили хлеба кусок, а я им: «Тебе не хлеба, а свинец надо» 49. Столько горя принесла эта проклятая мечта завоевателей!
Однако русский характер проявился и в таком признании. После окончания войны местное население сперва было́ перепугано. 116. «Когда наше командование дало указание, что у немцев ничего не трогать, немецкое население не пугать, не грабить, а относиться, как положено, потому что русский солдат пришёл как освободитель к немцам, не как грабитель, – ну и немцы потом уже вверилися». Далее солдат вспоминает, как попал в трофейный батальон. «И вот я возил скот. Скот, ну, всё, что было у нас вывезено, я возил всё до Варшавы. И частично – пожалеешь – дашь имя́. Часто всяко приходилось возить: и свиней, и всё. Со мной ездил врач с Омска – Александр Иваныч, фамилию его забыл: «Давай, – говорит, – я спишу, а немцам, – говорит, – отдадим это… свинью». Ну и оне потом убедились в русских, что действительно русский-то народ… а не какие-то, мол, это… Ну и вот так. Оне стали относиться к нам уже душевно, хорошо» (Нижние Ключи). Не по национальному признаку делили на своих и чужих.
В глубоком тылу женщины, оставшись без мужчин, ушедших на фронт, взяли на себя всю тяжелую мужскую работу, проявляя все те же качества, общие для всего русского народа, – мужество, стойкость, нетерпимость к врагам, любовь к отечеству, терпеливость, трудолюбие, справедливость, гуманность… Исполняли и чисто женскую миссию, устоявшуюся веками, – заботиться, кормить стариков, мужей, детей. И такое имели одно на всех страстное желание – прогнать чужих со своей земли. Чужое не возьмем, но и свое не отдадим! Вынести были готовы всё ради победы. Лозунг «Все для фронта! Все для победы!» руководил поступками в повседневной жизни. И этот тяжелейший труд ради победы, ради мирного будущего детей не осознавался как подвиг, но как священный долг, как выпавшая на долю судьба!
176. «Эх бабья долюшка, долюшка горькая. Сколько нам выпало, сколько пережить пришлось! Жили бы жили хорошо да ладно, но война всё перевернула. Мужа моего в 1941-м году на фронт призвали, а я осталась одна с тремя ребятишками на руках. А ребятишки-то мал-мала меньше. В 42-м училась четыре месяца в селе Иннокентьевке на курсах комбайнёров, а по окончании их отправилась работать на уборочную. Осенью хлеб убирали, а зимой за восемнадцать километров ходили в Шерагул на ремонт. Трудно очень было. Да вам даже этого, может, и не понять. Ведь тогда женщина всё заменяла: и отца, и трудящегося колхозника – всё. (Гадалей Тулунского р-на).
173. «Сразу избрали меня – как одинокая, без детей – завхозом, кладовщиком, заведующей фермы, бригадиром. Вот, сколько работ было <…> Посмотрю на погоду, туч нету, дождя не будет, и давай будить: «Вставайте, сегодня хороший день. Убирайтесь дома да…» Или косить, или сено грести, ну, хоть что, хоть жать вот, бывало. Люди как-то слушалися. Хорошие были люди, всё-таки понимали, что это война, что это надо делать <…> Всё сдавали на войну: масло, мясо… Для себя не приходилося, всё сдавали, чтоб армию кормить, солдат, чтоб воевали крепче…Если бы мы не помогали…» (Тальяны Усольского р-на).
131 «Война-то пришла неожиданно для всех. В контору пришли и сказали, что война началась. Всех мужиков забрали, остались только бабы, девки, парни до четырнадцати лет да старики. Девки-то трактористками работали…Работали-то мы днём и ночью. Ох, и тяжело же было. <…> Бывало, придёшь с работы ночью голодная, как волк. Пока идёшь с работы по полю, с земли зёрнышек насобираешь. Зёрнышки эти, как придёшь, измелешь в ступке, а потом из полученного толокна баланду сваришь. Наешься, а потом опять на работу. Вот так-то мы и жили. Весь хлеб отдавали фронту. Картошку, какая была, всю отправляли на фронт. Помогали фронту, чем могли. Варежки, носки из шерсти вязали. А если шерсти не было, вязали их из ваты» (Малые Голы Качугского р-на).
132. «А в войну-то как жили, не дай бог вспомнить. Как выдержали, не представляю. Как только не умерли. Ох, и хлебнули мы горя. <…> Забрали всех мужиков, никого не осталось. Остались только старики да мы, да ещё ребятки малы. А кто постарше, так те сами на фронт сбегали. Добрых коней всех забрали, оставили нам только несколько кляч. Господи, худющие все: идут по полю, падают, поднесёшь им сено, они вроде пожуют и опять на ноги встают. Так помаленьку и пахали. Жили впроголодь. Всю картошку сдавали, отправляли на фронт. Вот срежем верхушку у картошки и назад в землю садим. Вот так и перебивались. Варили баланду. Даже лебеду, крапиву ели – и ничего» (Малые Голы Качугского р-на).
209. «Всё делали мы. Хлеб даже возили, таскали. Вот насыплем, и из одной деревни в другую деревню мы тащили этот вот хлеб... Перехватывали, у кого больше зерна, значит, передавали нам… Лошадей нет, все пропали лошади, и вот на себе всё таскали. А которые лошади если живы, те не ходют. Мы уже поднимали их, потому что с голоду… Нечем кормить было. Солому гнилую копали, везде доставали, соломы не было…Сараи у нас эти все были покрыты соломой – всё раскрывали, всё скоту скармливали. Вот поедем кило́метров за десять, за пятнадцать за соломой. Где кочок [кочка], дак таку гору снега свалишь, и вытащим этот клочок, и вот налаживаем, и везём» (Бирюлька Качугского р-на).
172. «Всё на себе таскали: хлеб, камни… Кони пропадали. Голодовка была. Простокишу ели – это и спасало. Пололи, сеноко́сили. Ездить-то не на чем было. <…> Скот пропадал – сена не было, засуха. Бывало, гонишь стадо и за ним идёшь. На веревках скот поднимали. Голодали и после войны. Хорошо поработаешь – и получишь восемьсот грамм хлеба, а иногда давали и двести грамм хлеба» (Шеметово Качугского р-на).
138. «Работали день и ночь. Всю работу делали вручную, ведь машин никаких не было. И лошади было четыре на всю деревню, а какие худющие были! Летом-то зайдёшь в хлев – а они плашмя лежат, поднимаешь их, а они не встают. А зимой кобыл по хатам забирали. Холодно было. Вот день у одних ночевали, день у других. Так и жили. А потом уж совсем голодовать стали, это уж под конец войны было. Дак последних кобыл зарубили и всё мясо по семьям разделили. (Подкамень Качугского р-на).
144. «А в войну тяжело было шибко. Мы в Сибирь до войны ещё приехали. По перву мне все так непривычно было. Мы на станции Зима жили, тут же в Иркутской области. Я там на переезде работала. Железнодорожники как военнообязанные были, нам и форму выдавали, да валенки одни, плохоньки хоть, да всё же хоть каки. Несколько раз в них сходишь, а уж и дырка на пятках. Обмотаешь ноги какими тряпками, идёшь, а они из дырок высунутся и тянутся за тобой во насколько. А зима, холод такой, а ты стоишь пятками на снегу у переезда. А уйти нельзя: эшелоны так идут, идут» (Бирюлька Качугского р-на).
143. «Жила в Олёкме до 1956-го года. Работала в пекарне. Тяжело было, нелегко: сами сеяли, дрова кололи, работали вручную. В войну я работала в пекарне, голода не знала. Но знала, что значит работа по-настоящему. На народ смотреть страшно было, жалко. Я и в день, и в ночь работала, отдыха не знала. Как замесишь пять ларей теста – руку не поднять. А получали мало. В хлеб душу вкладывали, потому и дорога́ была каждая крошка (Закобедино Жигаловского р-на).
175. «В войну на двух конях работала. Шесть человек осталось у меня. Мужа на войну взяли, а у меня один сынишка месячной, мать мужа и ещё трое было. А он на лошадях на которых работал, я этих ко́ней взяла (двух ко́ней) и лес возила. У меня наград полна грудь. <…> Кормилися плохо: война – она война и есть. Блиночки дадут, вот как курительна бумажечка, тоненьки. Но я с одной договорилась женщиной: она сёдня мне отдаст, а назавтра я ей отдаю. А двое ребятишек-то… Вот проезжам с лесом-то, ага, но и они прибегут и в лесу стоят, ждут. Я эти блиночки в бумажку заверну, брошу на ходу имя́. А сама опять… И вот я из 250 процентов не выходила. Голодовали в войну, а всё равно, пойдём на работу, но и которы девчонки-бабёнки головы повесят, я говорю: – Девчонки, вперёд, за Родину! Давайте песню петь. Бригадиром был дядя Роман Трухин, бурят, он скажет: – Ну, Аннушка, где ты только и родилась?! Запою я песню, но и чё? – они подхватят. Он говорит: – Видишь чё: и душа поднялась, и руки поднялись работать (Усолье-Сибирское).
180. «Самым желанным и в то же время самым опасным человеком была почтальон тётя Маруся. До обеда она обходила с тяжёлой сумкой… Все ждали с надеждой, что она принесёт заветный треугольничек, и со страхом – что принесёт похоронку. И каждый раз после её ухода раздавался женский крик. У наших соседей три сына погибли. У других соседей, Ключевских, – четыре сына. И так почти во всех семьях. Почти всем приходили похоронки. У нас погиб дядя Арсений под Москвой в 42-м году и дядя Алексей» (Плишкино Иркутского р-на).
178. «Сначала на работу нас отправляли, заставляли, а потом мы сами ходили – лишь бы мужики выжили и победили. Молоко сдавали, шерсть, масло, табак – всё сдавали. Всё было для фронта, для победы. По сорок килограмм мяса, молока по двести семьдесят литров в год. А картошки – так у кого какой огород был. Вязали рукавицы, носки тёплые – очень много. Ещё письмо напишешь, в посылке и отправишь. А с фронта письмо придёт – солдаты благодарят за вещи. Посылка: носки, рукавицы и чего-нибудь сладенького, сальца, сахарку. А если что-нибудь лишнее из одежды, белья – тоже пошлёшь. От бруска мыла кусочек отрежешь – тоже пошлёшь. Моя свекровка всё табак отправляла. Части нам давали разные, с разных фронтов» (Усть-Ордынский).
Вот так переживали одну общую беду на всех. Это была война не одной армии против другой, а война против всего народа. Потому и выбрано для её начала время покоса, от которого зависела вся крестьянская жизнь. Война стала для сибиряков испытанием на стойкость, мужество, а еще испытанием холодом и голодом.
Война не разобщила, а только объединила людей. Тяжелый труд на полях (ведь не бросили пашню!), на заводах и фабриках, забота о ребятишках, стариках, о воинах – отцах, мужьях и сыновьях, о попавших в беду односельчанах – вот смысл жизни женщин и подростков в тылу. Так они приближали Победу!
(Продолжение следует)
Лилия КОБЯКОВА
Газета «Русский Лад в Иркутской области»
