На горизонте – всадники ядерного апокалипсиса?
С 17 июля по 2 августа 1945 года в немецком городе Потсдаме проходила конференция делегаций СССР, США, Великобритании, трёх стран — победительниц во Второй мировой войне. К началу встречи в верхах Америка подготовила сюрприз, в прямом смысле слова сокрушивший до основания устои старого мира. Событие, продолжавшееся несколько десятков секунд, изменило всё: политические, дипломатические, военные стратегии, системы управления, методы планирования, бюджетные расчёты — продолжать можно бесконечно.
Запомните этот день. 16 июля 1945 года в пять часов тридцать минут на полигоне Аламогордо в штате Нью-Мексико на многометровой вышке была взорвана атомная бомба «Штучка» мощностью в пределах 15—20 килотонн в тротиловом эквиваленте. Любопытную публику, взволнованную необыкновенно ярким свечением атмосферы и появлением грибовидного облака в небе, успокоили, выпустив пресс-релиз о возгорании боеприпасов и пиротехники на складах местной военной авиабазы. А в Потсдам отправили телеграмму: «Операция прошла этим утром. Диагноз ещё не совсем завершён, но результаты кажутся удовлетворительными и уже превосходят ожидания». Она легко поддавалась расшифровке: отныне США — первая и пока единственная ядерная держава.
В своей книге «Мировая холодная война» (М., «Эксмо» — «Алгоритм», 2005) российский историк Анатолий Уткин напоминает читателям о событиях той поры: «Утром 21 июля 1945 г. военный министр Стимсон получил графические детали ядерного взрыва и немедленно ознакомил с ними президента Трумэна и госсекретаря Бирнса… Черчилль пишет, что после этого Трумэн «был другим человеком. Он указал русским на их место и вообще отныне выглядел боссом».
Заседания «большой тройки» продолжались. 24 июля Гарри Трумэн подошёл к Иосифу Виссарионовичу Сталину, чтобы поделиться с ним «сокровенной тайной»: в США создано оружие огромнейшей разрушительной силы. По словам Уинстона Черчилля, это сообщение не произвело на советского лидера особого впечатления. Реакция Сталина вполне объяснима, если знать, что Клаус Фукс, участник американского атомного проекта «Манхэттен», уже давно сообщил о приблизительных сроках испытания первой атомной бомбы, её устройстве и предполагаемой мощности резиденту советской разведки в Штатах. А тот отправил поступившие сведения по цепочке в Москву.
Среди нескольких целей, предложенных руководителем атомного проекта «Манхэттен» бригадным генералом Лесли Гровсом, оказался и Киото — центр древней культуры, бывшая столица Страны восходящего солнца. В книге «Теперь об этом можно рассказать» (М., «Госатомиздат», 1964) Гровс подробно излагает, чем обосновывался его выбор. Население этого города составляет около миллиона человек, что, естественно, обещает высокую эффективность взрыва. Он занимает огромную площадь, в результате чего может увеличиться зона разрушения. Вот уж действительно, «американский гуманизм» неумолим. Но неожиданно у Гровса появился оппонент — военный министр Стимсон, которому доводилось бывать в древней столице Японии в молодости. Заручившись поддержкой Трумэна, он настоял на исключении Киото из списка приговорённых городов. В нём остались только Хиросима, Кокура, Ниигата, Нагасаки. Кому какой выпадет жребий — это зависело от погоды, степени готовности бомб и сроков капитуляции Японии.
Нельзя не остановить внимание читателей ещё на одном решении. Перед вами документ, который австрийский журналист Роберт Юнг приводит в книге «Ярче тысячи солнц» (М., «Госатомиздат», 1961):
«1. Бомба должна быть применена против Японии как можно скорее.
2. Её следует использовать против двоякого назначения объекта: чисто военного объекта или военного завода с расположенными в непосредственной близости домами… и другими сооружениями, легко поддающимися разрушению.
3. Бомбу надо сбросить без предварительного предупреждения».
Смертный приговор японцам был вынесен президентским комитетом экспертов, в состав которого входили не только руководители военного ведомства, государственного департамента и других властных структур, но и учёные мировой величины. Оставим этот факт без комментариев, ограничившись примечанием: борьба со злом планетарного масштаба требовала отказа от некоторых морально-нравственных ограничений. Так напишут потом биографы осуществлявшего научное руководство атомным проектом США Роберта Оппенгеймера и его сподвижников. Кроме них, индульгенцию получили экипажи бомбардировщиков В-29, подвергших атомным атакам Японию. Урановый «Малыш», сброшенный 6 августа 1945 года на Хиросиму, уничтожил непосредственно от воздействия взрыва от 70 до 80 тысяч человек. К концу года число жертв возросло: сработали так называемые отложенные эффекты бомбардировки — острая лучевая болезнь и другие неизлечимые заболевания нового атомного века. 9 августа после взрыва плутониевого «Толстяка» над Нагасаки погибли сразу почти 60 тысяч жителей. В следующие пять месяцев от последствий бомбового удара умерли ещё около 30 тысяч горожан. С тех пор число жертв лишь умножалось.
Анализируя влияние атомного фактора на политику США, российский историк Анатолий Уткин пишет:
«В Вашингтоне утвердились несколько аксиом.
Первая. Европа после периода 1914—1945 гг. ослабла радикально и надолго. Центр мира переместился за океан… На этот раз американцы утвердятся на всех континентах и предложат свои решения основных спорных проблем от Филиппин до Греции.
Вторая. США заполнят вакуум, образовавшийся после крушения Германии и Японии. В Европе американскими сателлитами станут союзники и жертвы Германии. Тихий океан превратится в американское озеро, а окружающие народы будут получать от американцев всё — начиная с конституции и кончая долей американского рынка.
Третья. Россия… будет строить свою безопасность на основе дружественности Америки, у неё не будет альтернативы следованию в фарватере США по всему периметру советских границ. Ослабленная чудовищными испытаниями, Москва вынуждена будет пойти на любые уступки при решении германского вопроса, на Балканах, в Польше, на Дальнем Востоке.
Четвёртая. Атомное могущество нивелирует любые попытки подорванных войной великих держав восстановить долю мирового баланса. Отсталой стране — такой, как Россия, понадобятся многие десятилетия для создания своего «абсолютного» оружия… Атомная бомба станет неоспоримым аргументом американской дипломатии, тем «козырным тузом», который поможет Америке во всех спорных вопросах».
Прошло почти восемьдесят с лишним лет, и сегодня мы можем убедиться: история развивается не по Трумэну, а по тем законам «холодной войны», первооткрывателем которых стал британский романист и эссеист. В статье «Ты и атомная бомба», опубликованной в октябре 1945 года в лондонском еженедельнике «Трибьюн», он предугадал, что государство, испепелившее Хиросиму и Нагасаки, скоро утратит монополию на владение ядерным оружием. Следующим его обладателем станет СССР: «По ряду причин можно сделать вывод, что у русских пока нет секрета по изготовлению атомной бомбы, с другой же стороны, всё указывает на то, что они получат её в течение нескольких лет». И это ещё не всё: автор статьи первым вводит в публичный оборот термин «холодная война».
Итак, читаем: «…Пока мало кто смог просчитать идеологическую подоплёку, то есть мировоззрение, вид верований и социальную структуру, которые будут в государстве непобедимом и находящемся в состоянии перманентной «холодной войны» с соседями». И наконец, финальная цитата: «Если атомная бомба — действительно редкий и дорогостоящий объект... то это, вероятнее всего, на неопределённый срок положит конец крупномасштабным войнам ценой установления мира, который не будет миром». Не дожидаясь возгласов «Автора — на сцену!», назовём его: Джордж Оруэлл. Тот самый Оруэлл, которого в России одни с восторгом возводят на пьедестал, а другие с ненавистью низвергают оттуда. Ничего удивительного, ведь это о нём было сказано в Англии, что «в прежние времена его либо причислили бы к лику святых, либо сожгли на костре».
В Вашингтоне заблуждались, убеждая себя в том, что России понадобятся многие десятилетия для создания своего «абсолютного» оружия. Оценивая достижения в области ядерных исследований в различных странах в предвоенный период, работавший в Кембридже физик Морис Гольдхабер так распределил «призовые места»: пальма первенства отдана учёным из британской Кавендишской лаборатории, следом идут французы из окружения Фредерика Жолио-Кюри и римская школа Энрико Ферми. «Затем, — продолжает Гольдхабер, — Курчатов и его люди. Они делали хорошие работы».
Вполне ожидаемо, что именно Игорю Курчатову было поручено возглавить разработку и реализацию атомного проекта СССР. 29 августа 1949 года под Семипалатинском на испытательном полигоне была взорвана первая советская атомная бомба. О том, как завершался первый этап ядерной гонки, подробно рассказал американский историк науки профессор Стэнфордского университета Дэвид Холловэй в книге «Сталин и бомба» (Новосибирск, «Сибирский хронограф», 1997):
«Курчатов отдал приказ о взрыве. Щит управления начал работать в автоматическом режиме… Комельков (участник атомного проекта СССР. — В.Р.) представил прекрасное описание всей сцены взрыва, увиденного с северного наблюдательного пункта: «Ночь была холодная, ветреная, небо закрыто облаками. Постепенно рассветало. Дул резкий северный ветер. В небольшом помещении, поёживаясь, собралось человек двадцать…
С центрального пульта пошли сигналы. По сети связи донёсся голос с пульта управления: «Минус тридцать минут». Значит, включились приборы. «Минус десять минут». Всё идёт нормально. Не сговариваясь, все вышли из домика и стали наблюдать. Сигналы доносились и сюда. Впереди нас сквозь разрывы низко стоящих туч были видны освещённые солнцем игрушечная башня и цех сборки… От нас по полю катились волны колышущегося ковыля. «Минус пять» минут, «минус три», «одна», «тридцать секунд», «десять», «две», «ноль»!
На верхушке башни вспыхнул непереносимо яркий свет. На какое-то мгновение он ослаб и затем с новой силой стал быстро нарастать. Белый огненный шар поглотил башню и цех и, быстро расширяясь, меняя цвет, устремился кверху. Базисная волна, сметая на своём пути постройки, каменные дома, машины, как вал, покатилась от центра, перемешивая камни, брёвна, куски металла, пыль в одну хаотическую массу. Огненный шар, поднимаясь и вращаясь, становился оранжевым, красным. Потом появились тёмные прослойки. Опережая огненный вихрь, ударная волна, попав в верхние слои атмосферы, прошла по нескольким уровням инверсии, и там, как в камере Вильсона, началась конденсация водяных паров… Атомный гриб сносился к югу, теряя очертания, превращаясь в бесформенную рваную кучу облаков гигантского пожарища...»
Однако тестовый взрыв атомного заряда мощностью 22 килотонны в тротиловом эквиваленте означал: Советский Союз лишь «догнал» США образца 1945 года. Разрыв в ядерной гонке удалось сократить только в конце 1950-х, когда на полигоне, оборудованном на одном из островов архипелага Новая Земля, была проведена серия испытаний бомб, мощность которых измерялась не килотоннами, а мегатоннами. 30 октября 1961 года пришёл черёд тестирования термоядерной Царь-бомбы. Чтобы убедиться, какой эффект она произвела, достаточно отрывка из книги известного писателя, лауреата Государственной премии СССР Владимира Губарева «Супербомба для супердержавы» (М., «Алгоритм», 2013):
«Супербомба сработала в 11 часов 33 минуты по московскому времени… Академик Ю.А. Трутнев рассказывает: «Световая вспышка была настолько яркой, что, несмотря на сплошную облачность, была видна на тысячекилометровом удалении. Через 35 минут после взрыва облако имело двухъярусную структуру с диаметром верхнего яруса 95 км и диаметром нижнего яруса 70 км. Клубящийся гигантский гриб вырос до высоты 67 км. Одна из групп участников эксперимента с расстояния 270 км от точки взрыва увидела не только яркую вспышку через защитные затемнённые очки, но даже почувствовала воздействие светового импульса. В заброшенном посёлке — в 400 км от эпицентра — были порушены деревянные дома, а каменные лишились крыш, окон и дверей. Мощность взрыва в десять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии».
В 1957 году в США вышла книга профессора Гарвардского университета Генри Киссинджера «Ядерное оружие и внешняя политика». Она стала настоящим политическим бестселлером. «Нью-Йорк таймс» поместила на первой странице статью, в которой, в частности, говорилось: «Впервые после прихода к власти президента Эйзенхауэра высокопоставленные лица в правительственных кругах демонстрируют интерес к теории «малой», или «ограниченной», войны. Старт дебатам был дан не кем-то связанным с правительством, а учёным в области международных отношений Генри А. Киссинджером в его недавно опубликованной книге».
Конечно, если отвлечься от шумной рекламной кампании, сопровождавшей выход в свет бестселлера, то легко обнаружить: в сухом остатке — лишь перепевы уже прозвучавших песен. И оригинальная аранжировка не более чем предпродажный маркетинговый приём. Надо признать, вполне успешный. Книга стала для Киссинджера своеобразным карьерным трамплином. Стремительный взлёт профессора Гарварда на верхние этажи власти начался в конце 1960-х, когда хозяином Белого дома стал Ричард Никсон. Именно он назначил Киссинджера сначала своим советником по национальной безопасности, а потом вдобавок — и госсекретарём. Такого совмещения столь важных постов в истории США до сих пор не было.
Получив доступ к рычагам управления внешней и оборонной политикой, никсоновский выдвиженец осознал всю ущербность концепции «ограниченной» ядерной войны. Да, у США есть шанс устроить «вторую Хиросиму» на территории государства, не имеющего в своём арсенале оружия возмездия. Но к СССР, где ещё в 1961 году успешно испытали водородную бомбу мощностью пятьдесят с лишним мегатонн в тротиловом эквиваленте, такой подход смертельно опасен. Никто не даст гарантии, что «малая ядерная война» не перерастёт в мировую ядерную войну.
Прибытие в Москву Киссинджера было окружено такой завесой секретности, что диву даёшься. Даже посол США в СССР ничего не знал ни о приезде помощника президента по национальной безо-пасности, ни о сути его полуторачасовой беседы с Брежневым, во время которой речь шла, конечно же, о деталях предстоящего визита Никсона в СССР в мае 1972 года.
«Правда» не раз рассказывала о серии соглашений, заключённых Брежневым с Никсоном и со сменившим его на президентском посту Фордом. Упоминая об этих договорах, приведших к снижению напряжённости в отношениях СССР и США, никак не уйти от вопроса: почему Ричард Никсон решился на реализацию провозглашённой им политики разрядки в ту пору, когда на Западе ещё не утих плач о раздавленных в августе 1968-го гусеницами советских танков первых демократических всходах «пражской весны»? Как ни парадоксально, но именно военно-политический анализ плана операции, осуществление которой позволило войскам СССР и других стран — участниц Организации Варшавского Договора (ОВД) в течение суток установить контроль над всей территорией Чехословакии, подвигнул США к признанию очевидного: блоки НАТО и ОВД — равновеликие по мощи стратегические величины.
Советский Союз расширял свои зоны влияния в Азии, Африке и даже под боком у США — в Латинской Америке. И если говорить о перспективах приближающегося двухполярного мира, то он уже замаячил на горизонте. Но стал ли он явью — большой вопрос. Считается аксиомой: да, он был, это высечено на скрижалях новейшей истории. Или это всё-таки не более чем мираж? Инициированная Соединёнными Штатами политика разрядки трансформировалась, скажем так, в «стратегию двух рукавов»: из одного выпускался голубь с пальмовой ветвью мира, а из другого — ястреб, несущий в клюве бомбу. Киссинджер больше всего подходил для осуществления подобных комбинаций. Он исходил из публично обнародованного им убеждения: «Страна, требующая нравственного совершенства в своей внешней политике, не добьётся ни совершенства, ни безопасности».
О каких «красных линиях» тут можно рассуждать?!
Атомный век, начавшийся со смертоносной жатвы в Хиросиме и Нагасаки, заставил мир с тревогой вглядываться в дальние дали: не появились ли на горизонте всадники Апокалипсиса?
Владимир РЯШИН
Источник: «Правда»
