Евразийская энергия Петербурга

Многомерное, длительное и острое противостояние с Евро-Атлантикой, глобальным западным миром, изменит для нашей цивилизации многое. Особенно для пограничных территорий, более всего, для западного фронтира, непосредственного стыка с Европой от Баренцева моря до Чёрного.

По сути, сейчас завершается более чем 300-летний период истории России, определенный символическим действом основания Петром I новой столицы и новой империи в Санкт-Петербурге, обращенной, прежде всего, в Европу.

Происходящее изменение геостратегических и геоэкономических приоритетов не может не сказаться на миссии и функциях нового пограничья, которое будет гораздо менее прозрачным и свободно пересекаемым, чем ранее. Изменятся, нарушатся многие деловые, логистические, культурные и гуманитарные связи, кардинально изменится ситуация с безопасностью.

И все это в значительной степени коснется города-символа, воплощающего европейский проект России – Санкт-Петербурга – выполнявшего роль масштабного «окна в Европу», витрины и центра европейской России.

При этом Петербург слишком важен с любой точки зрения для русской цивилизации в её самом широком понимании. Этот город слишком нагружен культурным и историческим слоем, чтобы допустить его хоть малейший упадок в связи тектоническими изменениями миропорядка.

Безусловно, некоторые функции города и порождаемой им среды должны будут измениться, возможно, что-то даже исчезнет, но в целом у него, как у мегаполиса, останется очень мощный экономический, демографический и культурный потенциал. И этот потенциал нужно не просто сохранить, но найти его новое применение в связи с изменившейся обстановкой.

Какими могут быть новые элементы миссии Петербурга в новую эпоху? Город из «окна» и «хаба» между Западом и Востоком превращается, как и многое на фронтире, в форпост, пограничную заставу с максимальным вниманием не к объёмам торговли, которые уже не будут прежними, а к безопасности и пониманию того, что вместо нейтральных соседей на западе всюду уже присутствует враждебный военно-политический блок.

С этим и связано первое изменение в миссии и функциях города – возвращается его первоначальное предназначение в виде военного форпоста и базы морского флота. Командование НАТО не скрывает, что после вступления в альянс Швеции и Финляндии они хотели бы превратить Балтийское море во внутреннюю акваторию НАТО.

Но это не получится из-за наличия на Балтике российских Санкт-Петербурга, портов Ленинградской и Калининградской области. При этом последняя в виду авиационной блокады, из-за сложностей с железнодорожным и автомобильным сообщением через Литву все больше будет связана именно с Санкт-Петербургом.

«Балтийская Русь» окажется максимально стеснённой, под угрозой постоянной морской блокады, закрытия портов для российских судов и это, конечно же, будет серьёзным поводом для возможных конфликтов и эскалации. И именно поэтому в регионе будет усиливаться военная составляющая.

Кардинальным образом придётся пересмотреть и без того деградирующие отношения со странами прибалтийской тройки: Литвой, Латвией и Эстонией. Ответом на их крайне недружественные действия должна быть стратегия всестороннего сдерживания, а в отдельных случаях их экономической и энергетической блокады.

Вместе Россия и Беларусь могут отрезать от Прибалтики все остающиеся транспортные потоки, поставки углеводородов и электроэнергии. Если они и будут оставаться для поддержания минимального уровня инфраструктуры, то правительства этих стран должны тратить на это значительные ресурсы.

Возникнет вопрос с русским, русскоязычным населением, в целом лояльным к России, особенно в Латвии, где оно составляет значительный и заметный процент жителей. К сожалению, отношение к нему везде будет все дальше ухудшаться, политические репрессии, отрицание права на ценности и историческую память будут усиливаться.

Здесь есть выход либо в стимулировании переезда русских в Россию и Беларусь, либо в более наступательной стратегии по изменению общественно-политического устройства этих государств, что тоже может быть чревато повышением уровня конфликтности и эскалации.

Даже если игра на обострение в Прибалтике в силу тех или иных причин невозможна, снижение экономической активности, военно-политическое напряжение, как следствие, отъезд оттуда русскоязычных, равно как и представителей титульных этносов должны стать фактором постоянного ослабления этих стран, выбравших деструктивную линию поведения.

При этом функции форпоста должны не ослабить, а по возможности усилить «Балтийскую Русь»: мегаполис Санкт-Петербурга, северо-западную Беларусь, Калининградскую область. Их всех нужно рассматривать в качестве одного единого и связанного региона, который будет играть ключевую роль в противостоянии на западном фронтире.

Одной из новых функций Петербурга в этом смысле будет востребована роль города европейского облика, притягивающего и предоставляющего убежище, возможности самореализации экономическим, политическим и культурным «вольнодумцам» и «диссидентам» западного мира. То есть привлекать и размещать, как и некогда ранее, немцев, шведов, англичан, прибалтов и других, принципиально не согласных с теми иными порядками постмодернистского Запада.

Для этого нужна не просто декларация – у России есть привлекательный для этих людей образ державы, сохранившей здравый смысл и то, что им было ценно в Европе – но специально организованная работа, по примеру программы переселения соотечественников. Петербург – это хороший «портал» в Россию для людей западного происхождения, которые хотят и могут послужить России или для корпораций и стран, готовых продолжать с ней сотрудничество.

Геополитический раскол не может не изменить географического позиционирования Петербурга – это уже не «Северная Европа» и «европейская Россия», это Северная Евразия, в которой есть и собственно Северная Европа, и Арктика, и обширные пространства России-Евразии.

Ментальная география не является чем-то неизменным, она создается людьми и ими же закрепляется в качестве общепризнанных истин. Вопрос лишь том, кем и с какими целями это делается.

В этой связи переосмысление Петербурга как евразийского города вовсе не лишено оснований. Долгое время историю России определяла импульсы из двух столиц: Москвы и Санкт-Петербурга, где Москва занимала «исконно-русский» и «евразийский» полюс, обращённый на Восток, а Петербург – «европейский», обращённый на Запад.

Но этой дихотомии, видимо, приходит конец, как в связи с закрытием «западного» проекта, так и в связи с наметившимся движением двух столиц навстречу друг другу. Это выражено в перспективе формирования единой мегаагломерации Москва-Петербург, с возможным подключением Минска, связанной высокоскоростным транспортом. А также в том, что, как это ни парадоксально, но «поворот на Восток» сегодня совершают представители именно петербургских элит, управляющие в Москве, ориентировавшиеся в прежнее время на западный вектор.

Впрочем, богатая научная и культурная жизнь Петербурга никогда не была чужда евразийским мотивам. В городе творили Александр Блок – автор гениального «скифского прозрения», Лев Гумилев – сыгравший ключевую роль в возрождении евразийства в позднесоветское время. Да и один из старейших и самых авторитетных восточных факультетов находится именно в Санкт-Петербурге.

Научная и образовательная функция Петербурга, связанная с Востоком, может быть существенно усилена за счет переориентации с западных центров. Например, преследование и дискриминация, с которыми всё чаще сталкиваются российские и белорусские студенты, ученые и деятели культуры, должны послужить толчком к тому, чтобы Петербург переключал на себя эти потоки.

Во всяком случае, западной «мягкой силе», действующей через образование и культуру с позиций Германии, Польши или скандинавских стран, можно и нужно создать не только заслон для вытягивания нашего потенциала и цивилизационной перевербовки наших людей, но и предложить достойную альтернативу в престижных ВУЗах и научных центрах. Гуманитарная специализация Петербурга должна стать его одной их ключевых задач для подготовки кадров в процессе нового собирания страны от Закарпатья до Памира.

В плане культурной политики очень важно, чтобы те театральные, художественные, музыкальные и иные школы, существующие в Петербурге, не были кузницей кадров для западного мира, а работали бы на просвещение и синтез западного и восточного начал с ориентацией на Восток и Азию.

Чтобы Петербург центром формирования культуры с особым внимание к восточным народам России и её ближайшему окружению на Юге и Востоке. Это будет очень мощным элементом русского культурного влияния и формирования общей евразийской культуры.

Культурный и туристический потенциал Петербурга весьма востребован на Востоке: в Китае, Японии, Индии – «северная», «европейская» харизма города может стать одним центров притяжения именно восточного мира, с которым придется в ближайшее время очень плотно взаимодействовать.

В этой же связи усилится роль Петербурга как центра новой волны научного, технологического, транспортного и военного освоения и развития Арктики и Крайнего Севера. Через образование, научную деятельность и работу в Петербурге эти регионы могут и должны быть открыты молодым поколениям, которым придется жить в условиях значительно сократившихся возможностей на Западе. Отдельная задача – сделать эти внутренние возможности доступными и привлекательными внутри нашего большого пространства.

Евразийскую энергию Петербурга можно черпать из изменившегося окружения, изменив и к нему свое отношение, но необходима определенная «десакрализация» Европы, в рамках которой Петербург уже не будет восприниматься преимущественно как «точка входа» Европы в Россию, а скорее наоборот, когда саму Европу необходимо будет переосмысливать как часть Евразии, потерявшую своё исключительное положение.

И хотя бы на часть этого «имперского наследства» Европы в самых разных формах Петербург в праве претендовать для того, чтобы его сохранить и использовать во благо. Петербург, прежде всего, великий и героический русский город, который в наступившую эпоху обязательно найдет новые смыслы и миссию своего существования.

Алексей ДЗЕРМАНТ

Источник: «Новая Евразия»