Борис Олейник: наследник Победы

Борис Олейник принадлежал к поколению, познавшему Великую войну в раннем детстве. Для него и его ровесников, говоря его же словами, «...ча­ще, чем святое слово “мама", // Над колыбелью слышалось: “война"...» («В зеркале слова»). Может быть, поэтому, а может, не и только, а и по ка­ким-то ещё, менее личным причинам тема войны в его творчестве занимает важное место. Подход поэта к ней отличается многомерностью, многоплано­востью. И в то же самое время – удивительным постоянством взгляда, в ос­нове которого, видимо, лежит незыблемость интерпретации войны, оценки её самой, итогов, прямых и косвенных последствий.

Будущий поэт встретил Победу десятилетним мальчишкой. Понять и по­знать всю её значимость, всё её величие ему тогда, по понятным причинам, было не по силам (да и сами эти значимость и величие тоже ведь не прояви­лись сразу, не так ли?). Но общую атмосферу оплаченного огромной кровью, выстраданного страной «праздника со слезами на глазах» маленький Борис ощутил в полной мере. Слёзы без всяких кавычек стояли у него в глазах. Ве­ликая война забрала у него и у семьи отца: ушедшему добровольцем на фронт в первые месяцы войны Илье Олейнику суждено было остаться там навсегда. В 1945-м десятилетний Борис ещё ждал отца, похоронка на него пришла толь­ко в 1948-м.

Представление о войне у поэта не эпическое, исторически конкретное, достоверное, а лирическое, эмоционально окрашенное, осмысленное фило­софски и символически. В его произведениях не встретишь ни описаний бо­ёв и подвигов наших солдат, ни чего-то такого, что можно было бы опреде­лить, как «сводки с фронта». Зато есть другое: стремление понять войну, увидеть её место в общем движении времени, осмыслить как момент карди­нального перелома, разделившего жизнь страны и людей на «до» и «после». С одной стороны, такой подход обусловлен спецификой поэзии как литера­турного рода. С другой – собственным, глубоко личным восприятием войны как части собственной биографии. Ну, и, конечно, осознанием непреходя­щего значения войны и Победы для страны и людей, искренней заботой о со­хранении памяти о ней.

Память о войне – фундаментальная доминанта и человеческого, и поэтичес­кого сознания Б. Олейника, один из краеугольных камней личности.

В ранний период его творчества тема войны и Победы появляется не очень часто, хотя с завидной регулярностью. В отличие от некоторых коллег по поэтическому цеху Союза писателей Украины, молодой автор не отрабаты­вает тему для «галочки», погружаясь в неё только тогда, когда для этого на­ступает подходящий момент, когда наступает его собственное творческое время. Победа для него – это святыня. Она держит в тонусе, вдохновляет, ув­лекает за собой, эпизодически выходя на первый план. Лирический герой Б. Олейника с головой погружён в бурное кипение и бурление молодой жиз­ни в её современном преломлении. Тема Победы среди других его проблем­но-тематических приоритетов – на почётном месте.

Первый серьёзный шаг в поэтическом освоении недавнего трагического и в то же время победного прошлого был сделан им в канун двадцатилетия Победы, в 1963-1964 годах, и в год её двадцатилетия – 1965-й. Затем были новые всплески – в 1975-м, 1985-м. И позже, конечно, тоже.

В стихотворении «Одногодки» в фокусе оказывается проблема выбора. Б. Олейника вряд ли можно зачислить в экзистенциалисты, но она, эта про­блема, волновала и вдохновляла его с первых шагов в литературе и на всём долгом творческом пути. Отнюдь не случайно, что один из его ранних поэти­ческих сборников называется «Выбор» (1965). Ещё более показательно, что предисловие к первому тому шеститомника 2007 года названо поэтом «Право выбора». Одному из персонажей выпало делать жизненный выбор под дулом вражеского пистолета – на войне. Цена такого выбора максимальна: жизнь или смерть. Выбор другого персонажа – совсем иной как по характеру, так и по тому, что он выбирает. «Между вами взорван мост», – констатирует автор. Нарушилась связь времён, связь поколений.

Поэт уже тогда видел угрозу, пока что только потенциальную, но уже уг­розу. Он осознавал её возможные страшные последствия и говорил о ней. А с какого-то момента, с какого-то рубежа (может, с того, о котором так точ­но и проникновенно сказал он в поэме «Трубит Трубеж»?) стал уже не гово­рить, а кричать. Сборник произведений, изданный в Киеве к 80-летнему юбилею, назван им «Крик». И это, как мне кажется, очень важно, значимо, знаково. Б. Олейник был удивительно, потрясающе прозорлив. Ему был дан уникальный дар предвидения. В его поэтическом и публицистическом насле­дии сохранилось немало следов и результатов разного рода прогнозов, ока­завшихся, когда – к счастью, когда – к несчастью, удивительно точными.

В «Одногодках» имеет место прямое противопоставление двух начал. С одной стороны, верность идее, идеалам. Жизненная позиция, основанная на ценностях, готовность к самопожертвованию ради идеала, которую герой доказывает ценой собственной жизни. С другой – сознательный отказ от идейности, от идеалов, жизненная позиция, основанная на сугубо меркан­тильном подходе: где больше дадут, туда и идти.

Проблема предательства незримо присутствует в стихотворении. Судьба искушает героя предать ради сохранения жизни. Он отвергает такую возмож­ность без раздумий. По-другому не может, не способен поступить. Тот, кому выпало жить после него, совсем другой. И вдруг оказалось, что для нашей эпохи больше подходит именно он, а не тот, кого Б. Олейник ставит ему в пример. Перефразируя грибоедовское: «Молчалины блаженствуют на све­те», он мог бы сказать: «Предатели блаженствуют на свете». Даже Б. Олей­ник с его уникальным даром предвидения вряд ли предполагал такое развитие событий тогда, когда писал это произведение. В то время шансов у предателя одолеть героя не было ни малейших. Сегодня ситуация прямо противополож­ная: шансов теперь нет у того, кто отвергает предательство.

Анализ художественного, особенно поэтического текста – это дело ещё более деликатное и тонкое, чем Восток. Известно весьма значительное чис­ло способов, как его осуществлять, однако универсального метода так и не обнаружено. Одну из методик такого анализа разработал в 1970-е годы мой отец Николай Александрович Рудяков (1926-1993). Если применить её к «Одногодкам», то к словесным единицам, наиболее активно и продуктивно ис­пользуемым в создании идейно-образного содержания, следует отнести те, что формируют парадигму противопоставления. Её полюсами выступают два персонажа, формально вроде похожие друг на друга, реально очень разные, прямо противоположные по духу. Они – одногодки, хотя и с поправкой на при­надлежность к разным поколениям. В синхронии, когда одному из них двад­цать шесть, второму – шесть. В ситуации выхода за рамки физического вре­мени, когда один из героев мёртв, а второй – жив, их возраст сравнивается, им обоим по двадцать шесть, они действительно становятся одногодками.

Стихотворение построено на сравнении двух одногодков. Критерий срав­нения – выбор, который делает каждый. Один выбирает идеалы, второй – ко­шелёк.

Важную роль в формировании идейно-образного содержания играет сло­во «мост». Поэт употребляет его в прямом и переносном значении: мост че­рез Днепр – мост между поколениями. Первый герой, поставленный фашис­том перед выбором: предательство или смерть в Днепре, под мостом, выбрал «под мост», сохранив честь и достоинство. Второй – не чета ему, думает толь­ко о выгоде. Фигуральный мост между ними взорван (важно: но рухнул сам, а именно «взорван», уничтожен чьим-то активным действием). Первый пер­сонаж остаётся живым и после смерти, второй – мёртв при жизни.

«Живым – от погибших» (1963). Центральной в произведении является проблема памяти. О войне, о её героях, о жертвах, которые им довелось при­нести ради Победы. О самой их Победе, которой они поделились с другими, которую разделили со всеми. В контексте высказанных выше соображений об «Одногодках», тут стоило бы, верно, уточнить: со всеми ли или только с те­ми, кто был её достоин. Самое главное, о чём хотели бы спросить живых те, кто полёг на войне, что хотели бы они сказать им, сводится, по сути, к вопро­су: «Не забыли ли вы?» С него начинается стихотворение. Им же оно и завер­шается, только уже не в форме вопроса, не с вопросительной интонацией, а в иной модальности – в виде призыва от имени погибших к живым: «Вы ж не забудьте только...»

В стихотворении «Пятый член трибунала» (1963) на первый план выходит проблема ответственности, личной ответственности каждого за общее дело, за тех, кто рядом, и даже за тех, кто далеко. Ответственности и высокой це­ны даже за сиюминутную слабость, обернувшуюся трагедией. Для героя это­го произведения, трактуемого автором как герой положительный, испытание ответственностью обернулось огромной бедой. Судьба карает его не смер­тью, а, наоборот, жизнью, преисполненной терзаниями за то, что не ко вре­мени и не к месту поддался естественному человеческому чувству, вопреки нечеловеческим обстоятельствам войны.

Если взять шире, то эту проблему можно было бы – вполне в духе само­го Б. Олейника – представить ещё и как долг всех живых и каждого из них в отдельности перед всеми, кто отдал жизнь, здоровье, молодость для Побе­ды. Проблема ответственности и долга стоит в центре одного из произведе­ний 2000-х – «Полковнику никто не пишет...». Хронологическая удалённость одного текста от другого свидетельствует о приверженности Б. Олейника не­которым темам и проблемам, к которым он постоянно обращался в течение всего творческого пути.

Первая строка стихотворения, как уже заметил читатель, повторяет на­звание повести Г. Г. Маркеса «Полковнику никто не пишет» (есть и фильм под таким же названием – экранизация повести). Название для своего текста Б. Олейник вроде заимствует, а вот содержательное его наполнение предла­гает собственное, оригинальное. Его полковник, в отличие от полковника «колумбийского», не может найти покоя после смерти. В июне сорок первого, когда его полк пробивался из окружения, он спрятал знамя, чтобы оно не по­пало в руки врага. Ответственность, от которой героя, в его собственном представлении, не освобождает даже смерть, заставляет его искать тайник со знаменем, чтобы передать реликвию кому-то другому, кто донесёт знамя пол­ка к своим, «...хотя все из его полка // Уже лежат в земле давно», – с глу­бокой грустью констатирует автор.

«На береге вечности» (1975). До боли, до крика пронзительный текст. Пе­речитывать его и во второй, и в третий, и в десятый раз невозможно без то­го, чтобы комок не подступил к горлу, а на глаза не навернулись слёзы. Гимн памяти, сопряжённой со страшным, невосполнимым горем утраты близких – мужей, братьев, сыновей. Или, как у лирического героя, – отцов.

Действие перенесено автором из реального пространства в виртуальное пространство памяти. Именно в нём происходит долгожданная для тех и для других встреча погибших и живых, к кому не вернулись с войны их родные и близкие. Мертвые проходят перед живыми парадом: «в колоннах, поротно...» Навстречу этому параду со всех сторон выбегают «матери, невесты, жёны», высматривая в потоке... нет, не людей, конечно, в потоке теней свою, единственную.

Всматривается в колонны идущих и лирический герой. Всматривается в надежде увидеть там пропавшего «в судный час» отца. Удача улыбается ему. Он слышит голос, доносящийся «издали, как с берега вечности»: «Сынок...» Затем видит отца, идущего к нему в обмотках, со скаткой на плече. Отец при­ближается к сыну, смотрит на него «нежно, печально и горько», говорит: «Прости меня...» Это один из знаковых моментов всего стихотворения. Отец мог бы не извиняться, ведь он выполнил свой долг, ценой собственной жизни выполнил. И спас сына от страшной беды, закрыл его от неё своим те­лом. Но он считает своим долгом извиниться за то, что сын рос без отцовской ласки и опеки. Что им движет? Думаю, двух мнений тут быть не может и не должно: чувство ответственности, готовность брать на себя вину за всё, что происходит вокруг. Автобиографический штрих. Сам Борис Олейник был именно таким: всегда ответственным, всегда винящим себя за то, что не сде­лал, не доделал, не переделал.

В этом стихотворении появляется новый для Б. Олейника мотив. В прост­ранстве памяти, где происходит действие, царит «великое молчание». Это словосочетание повторяется в тексте несколько раз, что даёт основания пола­гать, что автор придавал ему особое значение. Оно, думается, объединяет в себе две стихии. С одной стороны, обусловленное реальностью молчание погибших: смерть лишила их возможности говорить так, чтобы слышали жи­вые. С другой – молчание живых, великое молчание как дань уважения по­двигу ушедших из жизни героев, знак благодарной памяти.

В первой части произведения встреча с родными, погибшими на войне, для живых – это только горе, неизбывное, страшное горе. Во второй части это эмоциональное состояние переосмысливается автором, выходя за рамки простого противопоставления по линии «жизнь – смерть» и поднимаясь на бо­лее высокий уровень. На этом уровне в фокусе оказывается другая дилемма, сущность которой определяется категорией смысла. Смерть героев имела глубокий смысл, она была не напрасна. Словесное выражение этой идеи ав­тор вкладывает в уста погибших. Они, как отец лирического героя, чувствуя свою вину перед теми, кого оставили в мире живых, обращают их внимание на важнейшее, с их точки зрения, обстоятельство. Оно состоит в том, что их смерть не была напрасной. «С наших плацдармов живые начинали атаку», с гордостью говорят они. И эта атака породила Победу.

В условном «эпилоге» автор выходит на близкую ему тему связи поколе­ний, верности памяти. Лирический горой тут уже старше своего погибшего на войне отца. И сам уже – отец. Вспоминая отца, мысленно общаясь с ним, слушая и принимая его наказ, он обращается к сыну: «...нам выпало досеять и долюбить // Отцовское поле...».

Ещё один важный момент. Погибшие на войне «говорят» живым «Слово». Позже, спустя двадцать с лишним лет, в поэме «Трубит Трубеж» поэт опять об­ратится к этому символу. И опять свяжет его с памятью. «Они живы для нас в вечности, // И память их не подвластна ржавчине. // Они стали Словом чи­стой воды, // Которое исцеляет наши раны и руины...»

В год тридцатилетия Победы поэт пишет ещё одно произведение, в кото­ром теме войны отведена главная роль, – поэму «Урок». В ней опять красной нитью проходит мысль о том, как сохранить Победу, память о Победе, память Победы для молодых поколений. Горой вспоминает историю о трагедии воен­ного времени в югославском Крагуевце, где фашисты в 1941-м в отместку за действия партизан расстреляли учеников и учителей школы, всех подряд. Вспоминает и пересказывает её своему сыну-школьнику.

«Урок» – хрестоматийное произведение, долгое время входившее в школьную программу. Украинских чиновников от образования, отлучавших Б. Олейника от школы и вузов, как и тех, кто определял государственную по­литику в гуманитарной сфере, в рамки которой такие действия удачно вписы­вались, можно понять. Ни им самим, ни их детям и внукам такие уроки не нужны по определению. В обществе, лишённом идеалов, «Урок» Б. Олейника звучит, как укор. Вот и прячут его, вот и прячутся от него.

Накануне сорокалетия Победы и своего юбилея, в 1984 году Б. Олейник пишет стихотворение «Перед людьми и землёй...» Оно посвящено памяти о войне и навеяно беспокойством поэта, вызванным наблюдениями над окру­жающей действительностью и тем, что в ней в то время происходило. Лири­ческий горой обращается к читателю с призывом, звучащим и как предостережение, и как этический императив: «Не отступать!»

В качестве критерия, разделяющего Добро и Зло, здесь выступает Веч­ный огонь. Поэт порицает тех, кто «греет руки над Вечным огнём», употреб­ляя глагол «греет» не в прямом, а в переносном значении. В 1980-е это был художественный приём, теперь, увы, приём стал элементом реальности. Се­годня в Киеве на Вечном огне кто-то пытается жарить яичницу, и ничего... Страшно! Грустно и страшно! Дар предвидения, к нашему величайшему со­жалению, Бориса Олейника не подвёл.

Проблема памяти и её сохранения оказывается в центре внимания в сти­хотворении «Уже меньше их, ещё живых, во плоти...», вошедшем в сборник «Основы», изданный в 2005 году, в год шестидесятилетия Победы и семиде­сятилетия Б. Олейника. Тут, поднимаясь до самых верхних регистров, звучит голос поэта, предупреждающий об угрозе, диктуемой утратой памяти. Память о войне и о великой Победе теперь уже в руках не детей героев, а их внуков. С её сохранением, по мнению автора, есть большие проблемы. Поэт пред­ставляет её в виде аллегории: внуки в погоне за наживой, «забыв самое свя­тое», сдают на металлолом бронзу с памятников героям войны. Они «убили память», – говорит он. Именно так – не в длящемся, а в уже совершенном действии: не «убивают», а «убили».

«В державе, где потомки убили память, – констатирует поэт, – // Страш­нее войн // грядет Армагеддон». Опять прогноз. И снова – в точку!

И вот 2020-й – год 75-летия Победы. Мы встречаем его, увы, уже без Бо­риса Олейника. Не сомневаюсь, что, если бы Борис Ильич дожил до этого дня, он непременно написал бы новое произведение, ему посвящённое. О чём бы оно было? Наверное, о том, что волновало, что не давало покоя По­эту до конца его дней: о памяти, об ответственности, о необходимости нести правду о Великой войне, давая отпор любым попыткам её искажения или из­вращения. Борис Олейник – наследник Победы. Не потомок, а именно на­следник. Приняв эстафету от победителей, он с честью пронёс её через всю жизнь, через все испытания, выпавшие на его долю и долю его поколения.

Павел РУДЯКОВ, Киев

«Наш современник», № 5, 2020