Александр Беляев — это голова! К 140-летию писателя

В 1933 году появилась статья писателя Александра Беляева «Огни социализма, или Господин Уэллс во мгле». Страстные публицистические строки посвящены победной реализации в СССР плана электрификации страны. Незадолго до этого был пущен Днепрогэс — крупнейшая гидроэлектростанция, построенная по плану ГОЭЛРО, в возможности воплощения которого в жизнь Герберт Уэллс, как известно, выражал сомнения в своей книге путевых впечатлений «Россия во мгле», назвав В.И. Ленина «кремлёвским мечтателем».

Беляев пишет об Уэллсе: «Что притягивало его в Россию? Эксперимент! Великий эксперимент перестройки мира, старой цивилизации, культуры, создания нового общественного строя. Эта дерзкая попытка осуществить в жизнь то, что веками было предметом утопий…» Советский фантаст обращается к своему английскому коллеге: «Вы слышите, знаменитый писатель, непревзойдённый фантаст, пророк и провидец будущего, специалист по социальным утопиям? Фантастический город построен!.. Сравните его с вашими городами во мгле!.. Это не ваш, уэллсовский, город! Ваши утопические города останутся на страницах ваших увлекательных романов. Ваши «спящие» не «проснутся» никогда. Это город — «кремлёвского мечтателя». Вы проиграли игру!»

В следующем, 1934 году состоялся уже очный диалог двух фантастов. Беляев принял участие в прошедшей в Ленинграде встрече с Уэллсом группы советских учёных и литераторов — популяризаторов науки. На вопрос Беляева, читают ли в Англии советских писателей, Уэллс ответил: «Лично я с большим удовольствием прочитал ваши чудесные романы «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия». О, они весьма выгодно отличаются от западных книг такого же направления. Я даже немного завидую их огромному успеху».

Затем Уэллс охарактеризовал общее состояние научной фантастики на Западе: «В современной западной научно-фантастической литературе невероятно много беспочвенной фантазии и столь же невероятно мало мысли. Научная фантастика, особенно американская, постепенно становится суррогатом литературы. За внешне острой фабулой кроются низкопробность научной первоосновы и отсутствие всякой социальной перспективы и морали, безответственность издателей. Вот что такое, по-моему, наша фантастическая литература сегодня. Она не поднимается выше избитых сюжетов о полётах к далёким небесным мирам, избегает иных мотивов».

Между тем, продолжил Уэллс, задача всякой литературы, в том числе, а может быть и особенно, научно-фантастической, — провидеть будущее с его социальными, психологическими сдвигами и прогрессом цивилизации, способствовать усовершенствованию человечества.

Беляев отметил, что в этом их мнения совпадают.

Примечателен не только сам по себе ценный факт диалога выдающихся писателей. В нём чётко обозначен водораздел между фантастикой двух миров — капиталистического и социалистического, разных мировоззрений — индивидуалистического, собственнического и коммунистического. В словах Уэллса — одного из зачинателей научно-фантастического жанра — дана высокая оценка не только творчества Александра Беляева, но и всей советской фантастики, её, в отличие от западной, гуманистического пафоса, просветительской, созидательной роли.

Именно такие книги — полные веры в человека, удивительных персонажей и научных предвидений, поднимающие сложные морально-этические проблемы научного преобразования мира, ведущие человека из тьмы невежества к свету познания — создавал Александр Беляев, по праву считающийся основоположником советской научной фантастики.

***

Александр Романович Беляев, 140-летие которого мы отмечаем, по-прежнему является объектом исследовательского интереса. И это понятно: у писателя богатое творческое наследие и непростая биография.

Правда, иногда такой интерес настораживает. Вот, например, протянул к Беляеву руки Зеев Бар-Селла. Этот израильский исследователь, известный «антишолоховед» в 2013 году издал биографию Беляева. «Об Александре Беляеве нам известно на удивление мало. Меньше, чем о писателях XVIII века», — заявляет он. А поклонники Беляева, узнав, что готовится такое жизнеописание, забеспокоились: вдруг автор примется доказывать, что и «Человека-амфибию» не Беляев написал? Впрочем, эти тревожные ожидания не оправдались. Но и выдающихся открытий Бар-Селла в своей книге, по-моему, не сделал, увяз в мелочах. Критик-фантастовед Роман Арбитман сравнил метод Бар-Селлы с работой детектива: «Там, где обычный биограф сосредоточен на главном, сыщик ныряет в частности. Он может найти жемчужное зерно, а может и потонуть. Автор книги, увы, не всегда держится на плаву. Как только его сыщицкая дотошность перерастает во всеядность, он начинает путаться в масштабах явлений — и путать читателя…»

И не оставляет впечатление, что пришёл Бар-Селла как ревизор советского классика, его творчества и эпохи. Беляев — патриот Советской Родины, певец её прекрасного будущего, каким мы его всегда знали, — не всех сегодня устраивает. Вот и копают, выискивают белые пятна и пятнышки, домысливают скрытые в текстах смыслы и мотивы поступков.

Действительно, то существенное, что проливает яркий свет на творческую историю произведений Беляева, формирование его как личности и художника, было, мне кажется, известно читателям и раньше из опубликованных в советские годы работ исследователей фантастики, воспоминаний дочери писателя Светланы Беляевой, написанных по собственным впечатлениям и рассказам матери — Маргариты Константиновны Беляевой.

Будущий фантаст родился 16 марта 1884 года в Смоленске, в семье священника. «Несмотря на то, что родители отца были людьми глубоко верующими, отец с детства не испытывал перед Богом ни благоговения, ни страха…» — пишет С. Беляева. По воле родителя Сашу отдали учиться в духовную семинарию. После её окончания он не пошёл по стопам отца, а поступил в юридический лицей. Был присяжным поверенным, но, по признанию самого Беляева, «адвокатура — формалистика и казуистика царского суда — не удовлетворяла». Дочери тоже такой выбор кажется странным: «с его живым и любознательным характером надо было выбрать что-то иное».

О живости характера Беляева красноречиво говорят строки из автобиографической справки: «В детстве увлекался Жюлем Верном. Совершал «кругосветные путешествия», не выходя из своей комнаты. Мечтал о полётах. Бросался с крыши на большом раскрытом зонтике, на парашюте, сделанном из простыни, расплачиваясь изрядными ушибами. Позднее мастерил планер, летал на аэроплане одной из первых конструкций инж. Гаккеля, за границей — на гидроплане. Любил изобретать…»

Артистическая натура влекла Беляева в мир театра, музыки и журналистики. Театр Беляев любил с детства, ставил домашние спектакли, в которых был и актёром, и режиссёром, и драматургом, переиграл множество ролей на любительской сцене, даже женских. Во время гастролей в Смоленске столичной труппы К.С. Станиславского подменял заболевшего актёра, да с таким успехом, что Станиславский предлагал будущему писателю остаться в труппе. В 1913 году Беляев путешествовал по Европе, а возвратившись, работал в газете «Смоленский вестник». Художественные интересы всё больше брали верх над юриспруденцией.

Но тут грянула беда. «Отец заболел плевритом, и ему сделали прокол, но неудачно: результатом оказался паралич ног. Врачи в Смоленске не могли поставить диагноз. Отец объездил несколько городов и наконец попал в Ялту, где у него признали туберкулёз позвоночника и уложили в гипс», — свидетельствует С. Беляева. Атака болезни продолжалась несколько лет, ряд из которых Александр Романович был вынужден пролежать в гипсовом «корсете».

В 1923 году Беляев переехал в Москву. В 1925 году был опубликован его научно-фантастический рассказ «Голова профессора Доуэля», впоследствии переработанный в роман, снискавший большую популярность. И кто бы мог подумать, что «соавтором» захватывающей истории о «пересадке головы», существовании мозга отдельно от тела была болезнь! Ощущения жизни в гипсовом панцире, без движения Беляев подарил своим изумительным персонажам — головам, влачащим странное и незавидное существование без туловища. По словам Беляева, это произведение в значительной степени автобиографическое. Когда болезнь на годы уложила его в гипсовую кровать, он передумал и перечувствовал всё, что может испытать «голова без тела». Положение его было такое же, как у головы профессора Доуэля: вокруг были знакомые предметы, книги, но он не мог до них дотянуться.

Болезнь будет преследовать писателя до конца дней, то ослабляя, то снова затягивая удавку. Во время обострения, лёжа в гипсе, он писал на фанерке, которую ставил себе на грудь. Когда болезнь отпускала, ходил, опираясь на палку, вынужден был постоянно носить ортопедический корсет. Работал очень много, словно предвидя, что судьба отпустила ему не слишком долгий творческий век.

«Месяцами он видел перед собой только стены своей комнаты! — вспоминает дочь. — От одного этого можно было впасть в уныние. А отец сумел сохранить внутреннюю энергию, живость, интерес ко всему окружающему, работоспособность».

Отдушиной стал для отрезанного от мира писателя радиоприёмник. Творческий подвиг Александра Беляева сродни подвигу Николая Островского, который в те же годы творил наперекор болезни.

Ежедневно превозмогая недуг, Беляев создавал произведения, многие из которых станут образцами научной фантастики. Его книги открывали дорогу новому направлению советской литературы, метафорически отражавшему дела и заботы молодой страны, которая боролась с темнотой и неграмотностью народа, вековой отсталостью, классовым угнетением, с небывалым размахом строила промышленность, преобразовывала село, осваивала Арктику, прокладывала путь в стратосферу, в космос.

***

Александр Беляев первым в советской литературе полностью посвятил себя научной фантастике, его перу принадлежат десятки романов, повестей, рассказов. За полтора десятка лет активной работы в научно-фантастическом жанре (Беляев умер в 1942 году в оккупированном фашистами Пушкине) он создал целую библиотеку. Исследователи и историки фантастики отдают должное его фантазии и мастерству, разнообразию поднятых тем, широте научного кругозора. Его часто называют «советским Жюлем Верном».

Борис Ляпунов: «Александром Беляевым создан необычный, волшебный мир. Того, кто попадёт туда, ждут удивительные приключения. Он может совершить подводное путешествие, опуститься в глубины океана, чтобы искать там затонувшие суда или остатки исчезнувшей в пучине легендарной Атлантиды. Он может подняться за пределы земной атмосферы, облететь Землю, увидеть её из мирового пространства, пожить в межпланетных просторах, побывать на Луне, на Венере, на астероидах или на планете другого звёздного мира...»

Еремей Парнов: «Кажется, не было такой научной проблемы, такой буквально носящейся в воздухе идеи, которая бы не привлекла его внимание. Он писал о передаче мысли на расстоянии («Властелин мира»), о космических путешествиях («Прыжок в ничто»), искусственных спутниках («Звезда КЭЦ»), проблемах синтетической пищи («Вечный хлеб»), роковой для фантастов Атлантиде («Последний человек из Атлантиды»), левитации («Ариэль»), радио («Борьба в эфире»), переделке человеческой природы («Человек-амфибия») и т.д. Его интересовало, что будет, если замедлится скорость света, человеческая индивидуальность перенесётся в организм слона, глаза обретут способность видеть электрический ток».

Андрей Балабуха, Анатолий Бритиков: «Он утвердил в молодом жанре советской литературы уважение к научной мысли как плодотворному источнику искусства. Уже Жюль Верн старался сообщать научные сведения в таких эпизодах, где они легко увязывались бы с приключениями. Беляев делает следующий шаг. Он включает научный материал в размышления и переживания своих героев, превращает в мотивировку их намерений и поступков».

Да, мир Беляева и сегодня притягивает к себе читателя. И привлекают нас в его книгах не только сбывшиеся научные идеи, редкая точность предвидения, а столкновения ярких характеров, волнующие повороты сюжета. Беляев неукоснительно следует своему творческому кредо: научно-фантастический роман, рассказ должны быть полноправными художественными произведениями — и добился блестящего результата, непреходящей читательской любви. Наверное, у каждого из нас с детства есть любимое произведение Беляева. У меня это романы «Голова профессора Доуэля» и «Прыжок в ничто», рассказы об изобретениях доктора Вагнера.

Как таинственна, а иногда даже пугающа, словно в романе ужасов, эпопея голов без тел: певички из кабаре Брике, рабочего Тома и самого Доуэля — выдающегося учёного, нашедшего способ оживлять отсечённые от тела головы, которого держит в плену его коварный коллега, честолюбец Керн! С каким юмором и сочувствием, богатством деталей выписан, например, образ головы Брике, пеньком торчащей на лабораторном столе, но по-женски обеспокоенной своей внешностью. Она просит дать ей зеркало, поправить причёску и сокрушается: «Женщина без тела. Это хуже, чем мужчина без головы». Какой резкий контраст между ней и профессором Доуэлем — настоящим титаном духа! Пытками Керн не в состоянии принудить профессора помогать ему, но ради завершения научного эксперимента Доуэль идёт на сотрудничество даже со своим мучителем.

«Прыжок в ничто» описывает космическое путешествие на Венеру. В научной части романа Беляев опирается на работы К.Э. Циолковского, с которым состоял в переписке. Циолковский отозвался о книге: «Из всех известных мне рассказов, оригинальных и переводных, на тему о межпланетных сообщениях роман А.Р. Беляева мне кажется наиболее содержательным и научным…» А коренные обитатели Венеры — это целое пиршество фантазии! Тут и «живые утюги», и птица-арбуз, птеродактили, плотоядные растения, гигантские сороконожки, амёбы и тараканы, и антагонисты людей — шестирукие обезьяны, стреляющие газом из носов-груш!

Или, познакомьтесь, профессор Вагнер. Для повышения творческой производительности он заставил полушария своего мозга действовать независимо: «Левым глазом Вагнер просматривал какую-то книгу и делал из неё левой же рукой выписки, а правый глаз он устремил на посетителя и протянул ему правую руку». Оригинальный продолжатель плеяды всецело преданных науке жюль-верновских паганелей!

Конечно, у вас может быть своя любимая книга Беляева. Например, «Ариэль» или «Человек, потерявший лицо», или «Властелин мира». Или роман «Человек-амфибия», ставший широко известным в том числе благодаря замечательной экранизации с Анастасией Вертинской и Владимиром Кореневым в главных ролях, которую посмотрели в СССР 65 миллионов человек. А тем, кто впервые откроет книги Беляева, можно только позавидовать.

***

Близкие вспоминают, что писал Беляев легко, творческих мук, по всей вероятности, не испытывал и к тем, кто вымучивает каждую строчку, относился с сожалением и юмором. Однажды он, пребывая в Доме творчества, услышал, как за стеной кто-то ходит взад и вперёд, тяжко вздыхает и будто стонет. Узнав, что это писатель сочиняет, Беляев заметил: «А сочинять-то, оказывается, трудно!»

Конечно, лёгкость литературы «лёгкого» жанра, к которой традиционно относят фантастику, только кажущаяся. Написать так, чтобы читатель не мог оторваться от книги, не перевернув последней страницы, — очень трудно, здесь нужно особое умение, живое воображение. Зато читатель награждает самые талантливые из таких книг горячей любовью, и это нередко служит предметом зависти авторов «серьёзной» литературы, поглядывающих на «чтиво» свысока. Вот как в романе английской писательницы Айрис Мердок «Чёрный принц» главный герой, писатель, мечтательно говорит: «Жаль, что не я написал «Остров сокровищ». Рискну предположить, что такая завистливая мысль приходила или могла прийти многим писателям и применительно к книгам Беляева. Ведь у беляевских сочинений, как и у произведений Жюля Верна, Стивенсона, Дюма, Конан-Дойла, лёгкая поступь, дорожку к читателю они одолевают играючи.

Великая литература читается взахлёб. Разве не увлекательны «Отверженные», «Преступление и наказание», «Приключения Оливера Твиста», «Тихий Дон», «Госпожа Бовари», «Хождение по мукам», «Анна Каренина»? Во всех этих литературных глыбах есть ген, который в чистом, природном виде представлен в «Человеке-амфибии» и «Голове профессора Доуэля». Книги Беляева — это концентрированное выражение глубинной сути литературы, заключающейся в прекрасно рассказанной захватывающей истории о людях, которая и делает литературу литературой.

Беляев был не только практиком, но и одним из первых теоретиков жанра в нашей стране. В своих статьях, прежде всего в «Создадим советскую научную фантастику», он сформулировал принципы нового жанра, которые стали по сути дела программой формирования научно-фантастической литературы в СССР, заложили основы её развития на годы вперёд. И требование художественности научной фантастики являлось центральным в этой программе. Писатель выступал против излишнего утилитаризма, «засушивания» научной фантастики, низведения её на уровень «занимательной науки». Такая литература не интересна читателю, а значит, не может выполнять важнейшую по Беляеву задачу НФ-литературы: пробуждать широкий интерес, особенно у молодёжи, к научным и техническим проблемам, способствовать появлению новых изобретателей, новых учёных и этим помогать своей стране. Для того чтобы научные данные, излагаемые в литературе, были «доброкачественными», Беляев выдвигал необходимость деловых контактов писателей с научными работниками, научных консультаций для писателей.

Сегодня в фантастике царит фэнтези, которое, как правило, не несёт популяризаторских функций, не содержит научных идей. А научная фантастика, несмотря на внешнюю лёгкость, развлекательность, способна на большие дела. Вот сейчас наша страна ставит задачи достижения технологического суверенитета, невозможного без развития науки и техники, новых кадров учёных и инженеров. И здесь фантастика, построенная по рецептам Беляева, захватывающая и научно достоверная, могла бы стать действенным средством привлечения в науку одарённых людей.

***

Действие многих произведений Беляева происходит в капиталистической загранице, в них во всей неприглядности предстаёт западный, капиталистический мир чистогана, хищничества, индивидуализма. А в тридцатых годах прошлого века в ряде книг писателя значительное место стал занимать образ коммунистического завтра, приближению которого он и сам активно способствовал своим писательским трудом, считая участие в социалистическом строительстве задачей фантастики, как и всей советской литературы. Беляев, без сомнения, уверен, что капиталистические нравы, классовый антагонизм безвозвратно уходят в прошлое, если не во всём мире, то уж точно в СССР, ищет ответ на вопрос, как писать о будущем: «Самое трудное для писателя — создать занимательный сюжет в произведении, описывающем будущее бесклассовое коммунистическое общество, предугадать конфликты положительных героев между собой…»

Вот ведь даже фантаст, человек с недюжинным воображением, не мог представить, что спустя годы капитализм вновь придёт на нашу землю и что рано, ох, как рано мечтать об идиллических общественных отношениях и светлых героях! В новые времена с писателем — сторонником социалистических преобразований, основоположником отечественной научной фантастики — не преминули посчитаться. Так, литературный критик Всеволод Ревич в книге о фантастике, вышедшей в 1990-х годах, в пух и прах разнёс Беляева. Обвинил ни много ни мало в бездарности, отругал и за пристрастное, по его мнению, изображение капиталистического мира: «Даже столь горластый пропагандист социализма, как Маяковский, всё же находил в Соединённых Штатах нечто достойное внимания и подражания. Беляев бескомпромиссен — у них всё плохо, всё продажно. Единственное светлое пятно — мускулистые парни в рабочих блузах, разумеется, поголовно коммунисты. Страны, в которых происходит действие романов Беляева, хотя и носят конкретные географические названия, мало чем отличаются друг от друга, разве что в США, как известно, линчуют негров… Как и всякий советский человек, Беляев знает точно: все капиталисты — тошнотворные акулы и гиены».

Сегодня мы можем, увы, на собственном опыте убедиться, что Беляев не ошибался, а очень верно описал капитализм, его порядки и типажи. Ведь нашей повседневностью стали «акулы и гиены» рыночного общества, ярко и убедительно показанные Беляевым, — все эти Керны, Зуриты и «прелести» их мира: разделение на бедных и богатых, ростовщичество, нищета, бесправие.

Капитализм в зеркале Беляева узнаваемо безобразен. А ситуации из книг Беляева, написанных на капиталистических реалиях, иногда почти дословно воспроизводит наша сегодняшняя жизнь. Например, в «Голове профессора Доуэля» есть разговор в морге над телом погибшей женщины: «Племянницей она мне была, да и неродной. От моей кузины их трое осталось, — кузина умерла, а мне их на шею. У меня же своих четверо. Нужда… Так и жили. А тут случилось несчастье. Живём мы в старом доме, нас давно выселяли из него, но куда денешься? И вот дожили. Крыша обвалилась. Остальные дети ушибами отделались, а этой голову начисто срезало… Я домой пришёл, фюить, и войти нельзя, словно землетрясение».

А в нынешнем январе Ростов-на-Дону потрясло ЧП: обвалился подъезд пятиэтажного жилого дома. Дом был давно признан аварийным, но власти не позаботились вовремя его расселить. Только чудом обошлось без жертв: жильцы выбегали из квартир, когда уже зашатались стены. Впоследствии стало известно, что в Ростове ещё немало аварийных домов, проживание в которых может грозить бедой.

Беляев мечтал о временах советского будущего, когда человек, не знающий гнёта эксплуатации, будет иметь полную возможность раскрывать все свои творческие способности и дарования. «Какова должна быть красота жизни!» — восклицает Беляев. В его увлекательных книгах запечатлено стремление к такому будущему, протест против социального угнетения, рабства, фашизма.

А значит, и сегодня Александр Беляев продолжает не только радовать нас, но и сражаться.

Андрей КРЮКОВ

Источник: «Правда»