А. Стерликов. Воспоминание о будущем (зимний этюд о забытой русской игре)
Из жизни как-то очень быстро уходит поколение детей войны. Социологам предстоит выяснить причины этой человеческой беды: то ли проклятые вирусы мутного происхождения, то ли бедность и нищета, невозможность получить полноценное квалифицированное лечение. А между тем, дети войны – последнее поколение, которое помнит русские народные традиции.
Отвечая на вопросы редакции, наш автор, писатель Анатолий Стерликов сказал: «Прочно забыты народные игры – лапта, городки, чижик, другие игры. Вот, например, мы в Семиречье играли в КАЙКАМАШКУ. Трудно передать словами то увлечение, с каким я, слабосильный с виду мальчишка, отбирал у велоковозрастного дитяти с усиками деревянный кубик и своей кайкамашкой – крюковатой дубиной из джиды – гнал его по льду в сторону ворот противника. Возможно, некоторые мои сверстники в Гуляевке даже и не знали, что играем в некое подобие русского хоккея. Об этом стоит рассказать. Необходимость такого рассказа, прежде всего, вызвана размышлениями о нашем отечественном хоккее, который в эпоху СССР был национальной гордостью советских людей, а ныне он, да простят меня болельщики, влачит жалкое существование. Я это говорю без злорадства, с горечью».
***
В небе сияет солнце, ни облачка, а морозец сковал даже и черную полынью на середине Радай-узека, протоки реки Чу, и свирепый «джамбул» тянет со стороны Джамбул-горы. А мы с кайкамашками, с клюшками из джиды, носимся по ледяному полю, гоняем каблук от кирзачей или деревянный кубик. Играем в КАЙКАМАШКУ. В случае, если ледяной «джамбул» слишком обжигает щеки, для игры выбираем место для игры под прикрытием желтой стены высоких камышей, встающих над оледеневшими Гуляевскими разливами, а иногда и среди камышей играем, прямо на протоке, на Радай-узеке, хотя это и опасно, – там и лед тонкий, и глубина под ним не то что на заливных луговинах. Кубик гоняем до полного изнеможения. Гоняешь-гоняешь, выдернешь тростинку, ляжешь на лед и всасываешь сквозь отверстие воду, отдающую прелью камышовой и подводной растительности. И ни разу не заболел.
Но для того, чтобы успешно играть, нужно коньки подготовить к игре. И надо, прежде всего, иметь в запасе достаточно прочные, не размокающие от воды привязные ремни. Лучше всего для этого подходят кожаные сыромятные ремни. Ведь случается, днем поверхность льда заливается так называемой «кызылсой», верховой водой, и мы носимся по льду, обдавая друг друга холодными брызгами. Впрочем, если морозно, вода на штанах и ватниках тут же замерзает, осыпается ледяными иглами. Всякий уважающий себя игрок приходил на разливы с наточенными лезвиями. Привязал конек ремнями к табуретке, положенной набок, и строгаешь лезвие ржавым рашпилем, деруном, – напильником непомерной величины. Это и называлось точить коньки, точить лезвия.
Возвращались с разливов прихрамыввая, главным образом, из-за тех же сыромятных ремней. Привязывая «дутыши» или снегурки к кирзачам, мы старались как можно сильнее затянуть ремни, так затянуть, чтобы «шляпки не лязгали». А ремни пережимают жилы и сосуды, вот и охромеешь. Лучше бы привязывать коньки к валенкам, но у меня никогда не было валенок, приходилось в кирзачах бегать.
Силовые приемы, тем более, потасовки, исключались, за порядком следили водилы, начальники команд, старшеклассники. Словом, как и во времена детства и отрочества стародавнего писателя Андрея Болотова, о котором скажу несколько слов, у нас на разливах «наблюдался некоторый порядок».
Впрочем, всё же иногда кому-то доставалось увесистой кайкамашкой, – клюшкой, «закомлястой дубинкой», по слову Даля. В этом случае потерпевший на некоторое время покидал ледяное поле, и в затишье, среди камыша, провинившийся игрок с помощью комков снега или ледышки помогал ему останавливать кровь. После чего оба возвращались на лед и, как ни в чем не бывало, снова включался в игру. Не мог же я, в самом деле, допустить, чтобы Лёнька Хахалев, мой троюродный брат, потом говорил: «Эх, получил братишка по носу, и раскис…». Но особенно болезненными были ушибы колен при падении на лед. Бывает, минуту катаешься по льду, мычишь, корчишься от боли.
Предусмотрительные игроки надевали ватные штаны, смягчавшие удары, однако же не позволявшие бегать, как Валерию Харламову. И все мы тогда играли в чем и в школу ходили, – в фуфайках, в ватниках (в стёганых куртках на вате), – они в какой-то степени защищали от ушибов. Умышленный (или, пусть иногда и неосторожный) удар клюшкой или жесткий толчок наказывался строго: игрока исключали из игры, могли и в другой раз не взять в команду, и ему приходилось в одиночестве кататься по протокам, по кабаньим и сайгачьим тропам среди камышей Гуляевских разливов.
Естественными боковыми барьерами ледовой площадки служили заросли прибрежного колючего чингиля или густые камышовые заросли. А иногда даже и незамерзающая полынья. Мы никогда не дожидались, чтобы разливы и протоки покрывались льдом полностью. Собирались на разливах сразу же, как только появлялись первые, достаточно прочные ледяные закраины. А таковым считался лед в два пальца толщиной. Ярый, молодой лед, в отличие от весеннего, достаточно прочен, забереги даже и толщиной в полтора сантиметра держали, бывает, бежишь, а трещины впереди тебя зелеными молниями вспыхивают, лед трещит, гнется, когда и проламывается под коньком, но мы счастливы, носимся по закраине, покрытой перьями розового инея.
Вернулся с разливов – мать подозрительно рассматривает темные или буроватые пятна на волглом от пота и «кызылсы» ватнике, спрашивая, внимательно смотрит на меня. Ну а мы предпочитали не рассказывать родителям о происшествиях на разливах. Не говорили лишнее, а все же родители узнавали, что происходило на Гуляевских разливах. Тетка Акулина разругается на братца Лёньку Хахалева: «Опять кухвайка до нитки промокла! Не пущу больше на Радай!». А тот в свое оправдание и выдаст: «Я только кызылсой забрызгался, упал и омочился, а братишка Толик сиганул через промоину, чтобы перелетевший кубик выбить на поле. Лед обломился, течением его подхватило, пропал было. Но не растерялся, кайкамашку подал нам, да мы его и вытащили. Небось по сию пору на печке греется и ватник и штаны сушит». Тетка Акулина смягчается, слава Богу, все же Лёнька не такой чумной, как Толик, уж он-то через промоину на Радае сигать на коньках не будет… Мать, конечно, всё это узнает, да еще ведь и прибавят от себя, это уж как водится, но не тотчас по моему возвращению с разливов узнает, иногда день-другой пройдет. Жили на одной улице, а друг к другу односельчане, даже и родственники, без особой надобности не ходили, дома и зимой хлопот полон рот. Особенно в семьях, где отцы и мужья погибли на фронте или рано умерли вследствие ранений и хронических болезней. Узнает мать, а ты и саксаулу наколол на три дня, и навоз из коровника выгреб, и корову у колодца напоил, – и, что удивительно, без напоминания в этот раз, без отговорок, что отрывок про степной буран из «Капитанской дочки» надо учить.
Кайкамашка не была игрой, в которую играли только дети войны в моем родном Семиречье в минувшем веке. Андрей Болотов, писатель восемнадцатого века, которого я упоминал, и «Записки» которого нынче читают, разве что литературоведы, исследователи истории русской литературы, живописует «скоропоспешнейшее бегание за килкой».*)
«Мне игра сия полюбилась чрезвычайно, и более потому, что она имела некоторое подобие войны. Все играющие разделялись на две партии, и одна партия старалась килку, или маленький и кругленький обрубочек от деревянного кола, гнать в одну сторону… до урочного места, а другая партия старалась ей в том воспрепятствовать и гнать килку в другую сторону… и также до какого-нибудь урочного места…
Чтобы удобнее было сию килку гнать, то каждый человек имеет палку с кочерешкой на конце, дабы сей кочерешкой можно ему было килку по земле и совать и по земле гнать, а ежели случится на просторе, то и ударять, чтоб летела далее и могли ее подхватить и гнать далее его товарищи.
Словом, игра сия самая задорная, наполненная огня, рвения, усердия, и играющие должны употреблять наивозможнейшее проворство и скоропоспешнейшее бегание за килкой для успевания скорей ее ударить и прогнать…»
Можно и так сказать: Андрюша Болотов со своими крепостными, крестьянскими детьми, в центре России играл в килку, а мы, дети войны, в Семиречье, примерно двести лет спустя, гоняли клюшкой подобную же «килку», и тоже в виде деревянного обрубка, но чаще – деревянный кубик, иногда и каблук.
«Приметив единую ту опасность (возможность травмирования деревяшкой – А.С.), сопряженную с сею игрою», дворянский отрок «велел вместо деревянного обрубка сшить кожаный мяч и употреблять при игре сей». Теперь мы доподлинно знаем, что на Руси хоккей с мячом придумал дворянский сын Андрюша Болотов. Случилось это, уточняю, в середине восемнадцатого века, и таковым мы будем считать Болотова до тех пор, пока не найдем какие-то другие письменные (или археологические) источники. При этом допускаю, что до идеи мяча могли догадаться любители этой, действительно задорной игры, и в других губерниях и областях необъятной России. Особенно, если учесть, что, по свидетельству того же Болотова, в килку играли не только дети: «Впрочем, была сия игра у нас в деревне в таком тогда обыкновении, что в зимнее досужнее время игрывали в нее не только ребятишки, но и самые старые и взрослые люди вместе с ними».
Ну а мы в Гуляевке, играя в кайкамашку, обходились без мяча. Хотя, наверное, почти у каждого мальчишки был «каучуковый» (теннисный) мяч, поскольку все мы любили также играть в лапту. Однако же, предпочитали пользоваться деревянным кубиком по той простой причине, что его удобнее было захватывать круглой в сечении «кочерёшкой» (клюшкой, кайкамашкой). Оказавшись за пределами ледяного поля, кубик не улетал глубоко в гущину прибрежных зарослей, как круглый, упругий «каучуковый» мячик, тут же, на краю поля, застревал в зарослях колючего чингиля или в камыше. И даже из полыньи с течением его можно было ловчее выхватить джидовой или ивовой «кочерешкой».
И должен признать, что килка-кайкамашка всё же уступала другой любимой игре – лапте, поскольку лед на Гуляевских разливах мальчишек радовал неполные три-четыре месяца в году; а случалось и настоящее горе – до Нового года не было заберегов. Да и не у всех тогда были скороходные «дутыши» с тонкими острыми лезвиями, – напоминаю, так у нас назывались хоккейные коньки. В лапту же играть начинали сразу, как только среди тугайных зарослей в древнем русле Чу появлялись свободные от снега песчаные проплешины. То есть в конце марта, в апреле. Бывало и так, что я приходил на разливы, и в одиночестве гонял кубик по слепящему, омываемому потоками лучей весеннего солнца льду, подобно огромному зеркалу отражавшему бесконечно глубокое синее небо с кучевыми облаками. В то время как мальчишки и девчонки с нашей Чапаевской улицы во главе с Ленькой Хахалевым лупили битой по мячику, носилась по ветровому выдую, по влажному темному песку в старом русле Чу, там, где в древности ревели потоки воды.
Принимая во внимание, что в кайкамшку, как и в килку во времена Болотова, играли дети разных возрастов (и даже юноши), формирование команд было важным делом, к этому относились серьезно. Поочередный отбор игроков в команды осуществляли водилы. Причем право выбирать первому предоставлялось с помощью жребия на черенке кайкамашки, путем поочередного перехватывания до тех пор, пока не кончался черенок. Понятно же, почему это делалось: водила, которому выпадал первый жребий, забирал из стоящих вокруг него ледовых «легионеров» лучшего игрока, то есть самого сильного, хорошо бегающего на коньках.
Перекинем мостик поближе к нашим временам. Как уже отмечалось в самом начале очерка, хоккей в СССР был национальной гордостью. Об этом, даже иногда и без обычного ёрничества, и даже не без пафоса, сегодня вспоминают некоторые спортивные комментаторы. Но в наше время хоккей превращается в развлекательное шоу, в нечто нерусское, чуждое и любому россиянину, – калмыку, башкиру или татарину. Нерусским его делают, прежде всего, спортивные комментаторы. Только послушайте: «тафгай», «лайнсмен», несклоняемые конструкции типа хэт-трик… А то попка зарядит: «Сэйв! Качественный сэйв! Фанатастический сэйв!». Я понимаю: это жаргон, надо же тренерам и нашим хоккеистам как-то общаться внутри спортклуба с разноязычным третьеразрядными неудачниками из НХЛ (они же по-русски ни в зуб ногой). Да хоть на албанском! Нам-то, русским болельщикам, к чему этот англоязычный «новояз», эти несклоняемые дефисные чужесловы?
Посмотрите, сколько точных слов в описании игры и действий игроков у Болотова, и сколь убоги комментарии питерских спортивных журналистов, ведущих репортажи матчей с участием питерских «армейцев» (клуб СКА)! Спортивные комментаторы телеканалов вообще любят заполнять эфирное время пустословием, за игрой следят плохо или вовсе не следят. Драматические секунды, в ворота питерских «армейцев» заколачивают шайбу, решающую исход матча, а «золотой голос» (Андрей Шестаков) тем временем, не замечая трагического исхода, продолжает живописать биографию неведомого нам, никогда не игравшего в СКА или в сборной России хоккеиста, только потому что тот «представляете! родился в Воркуте!!», куда, якобы, был этапирован то ли его дед, то ли отец. Но, может, оный был бандеровцем или бандитом?
И неведомо комментатору питерского телеканала, что в Воркуте (где и автор этих строк некоторое время работал и жил), кроме прекрасного дворца культуры, облицованного черным мрамором, на сцене которого считали за честь выступать известные художественные коллективы страны, где дети шахтеров (в том числе и дети бывших бандеровцев) получали навыки фотомастерства или пели и упражнялись в хореографии, и еще много чем занимались, был также просторный городской каток. Превосходный каток, заботливо обсаженный прутиками, то бишь, деревьями, некоторые даже выше человеческого роста. Приходи, выбирай коньки с ботинками по ноге, хоть целый день катайся. Удивительно ли в том, что в Воркуте, где «только восемь (вариант – «десять») месяцев зима, остальное – лето», мог появиться классный хоккеист.
Демонстрируя ложнопатриотические порывы, бизнесмен и маркетолог (торгаш, если сказать по-русски) Роман Ротенберг, отпрыск известного клана олигархов, и тоже, надо полагать, не бедный человек, якобы, пытается реанимировать «Красную машину» советского хоккея. Не получается, и ничего не получится! Рынок не позволит. Россия – страна периферийного капитализма, международный капитал, мохнатая, загребущая рука рынка не позволит, чтобы в России были такие же команды, как в НХЛ, как в Канаде и Америке, между тем, путинская Россия – даже не Канада. Да ведь те же Ротенберги (и Роман, и его дядя Аркадий) встроены в систему международного бизнеса. На негативные тенденции рыночных отношений в хоккее в конце 80-х годах обращал внимание Анатолий Тарасов, выдающийся советский тренер (десять лет побед команды СССР и ни одного поражения!). Он еще тогда, уже в такие далекие от нас времена «горбостройки» и бульдожьей схватки Ельцина с Горбачевым, указывал (в одной из публикаций в «Советской России») на то, что ему было очевидно: «Наши спортивные руководители обрадовались, потеряли голову из-за того, что им будут платить сотни тысяч долларов в год. И они стали ПРОДАВАТЬ (выделено мною – А.С.). Они наплевали на нашего зрителя. Мы отдали (уместнее слово «продали» – А.С.) лучших игроков канадо-американскому зрителю».
И еще одно, существенное признание Анатолия Тарасова: «Я больше всего горжусь не спортивными успехами, а тем, что удалось воспитать в каждом хоккеисте патриота и бойца». Отмечая роль тренера в воспитании игроков, Анатолий Трасов в то же время в своих публикациях подчеркивает исключительность традиции, необходимость передачи воли, энергии и мастерства одного поколения другому.
И, наконец, может, самое главное. Тогда, в трудные послевоенные годы, будущие Харламовы, Петровы, Михайловы и Фирсовы, наверное, как и мы, дети войны в Семиречье, становились на ржавые «дутыши» или снегурки и бегали по оледенелым закраинам ближайшего речного разлива, по площадке с наледью на сельской улице, где молодой колхозник плотно прикатал снег колесами или гусеницами трактора, чтобы его брату с другими мальчишками было где гонять деревянный кубик (да хотя бы каблук кирзача!).
Носились мальчишки с клюшками из прессованной фанеры или с кайкамашками из ивы и джиды по закраинам или по заснеженным пятачкам с хорошо прикатанным, оледенелым снегом, до одури, до изнеможения бегали, и некоторые из них добегали, до детско-юношеской спортивной школы. (В СССР подобные заведения появились еще в самом начале сталинской эпохи, к началу войны были открыты десятки детских спортивных школ).**) И здесь, пока еще никому неизвестный молодой тренер, выпускник института имени Лесгафта, будущий Тарасов, делал из них Харламовых, Петровых, Михайловых и Фирсовых. Или атлетов и боксеров, мечтающих быть такими, как Юрий Власов, как Валерий Попенченко. Читатели, родившиеся в годы войны, наверное, помнят мальчишек советской эпохи с клюшками и внушительными баулами с хоккейной амуницией в метро, в вагонах электричек, и это ведь не были отпрыски какой-то там ЭЛИТЫ (ну что за словечко!); это были дети рабочих, научных работников, врачей; были среди них, конечно, и дети спортсменов – профессионалов и любителей. И в советское время старшее поколение, испытавшее непомерные тяготы и лишения жестокой войны, поругивало молодежь, но вот на этих мальчишек с огромными, несоответствующими их возрасту хоккейными баулами и клюшками пассажиры вагонов метро и электричек смотрели как-то по-особому – с надеждой, тепло и нежно. А ныне очень немногие родители могут отправить свое чадо в детский спортивный клуб, то есть каждый сезон покупать для него амуницию, хоккейное снаряжение непомерной дороговизны. (А иной раз и проезд на соревнования оплачивать). И нет больше в селах ни плотно прикатанных колесами «беларусов» и «кировцев» снежных площадок, заливаемых водой (или естественно оледенелых), ни хоккейных коробок во дворах городов. Будем считать эти слова воспоминанием о будущем. Не век же властвовать «Единой России»!
И что с того, что никто из гуляевских мальчишек, «гонявших кайкамашку» не стал известным на всю страну хоккеистом?! Что могу только назвать несколько имен, для которых спорт стал профессией или на всю жизнь любимым делом, а известного хоккеиста не могу назвать. На ледяных полях и закраинах Гуляевских разливов мы получали первые уроки мужества, уроки взаимовыручки, честной борьбы, здесь вырабатывались волевые свойства, ковались характеры. И еще что скажу, тебе, читатель, а ты, может, и не поверишь: вдоль арыков и каналов в Гуляевке (и в ее окрестностях) росла КОНОПЛЯ. Помню густой запах семиреченской конопли, о коей грезит разложившийся европей, фанат Моргеншетрна, – анашист и наркоман. Но вот в Гуляевке анашистов, наркоманов, как таковых, в то время не водилось, чего не было, того не было.
Тут самое время поставить точку, какие-либо слова сверх того, что уже сказано – лишние. Но все же рискну добавить еще несколько слов. Перед отправкой текста в редакцию захотелось выяснить происхождение слова «кайкамашка». Многотомного «Этимологического словаря» академика Трубачёва под рукой нет, где искать? Решил начать с истории хоккея. Удивлению моему не было предела. Вот что узнал.
«Хоккей на траве. Возник в середине 19 в. в Великобритании». «Хоккей с мячом. Возник в середине 19в в Великобритании». «Хоккей с шайбой. Возник в Канаде в 70-е г.г. 19 в».
А вместо слова «килка», интернет упрямо выдает объяснение слова «кила».
Причем здесь я вижу поразительное единодушие авторов самых различных источников (не одна только «Википедия»). И ни один из источников, которые мне открылись (подчеркиваю, все они очень разные), не уточняет, что клюшкованье на Руси было любимой народной игрой, называвшейся килкой или каким-нибудь другим словом. Как бы на Руси вообще не знали игры, хотя бы только похожий на хоккей (на хоккей с мячом). Разумеется, Болотов вовсе не упоминается. Если бы я не играл в кайкамашку на Гуляевских разливах, не читал «Записки» Болотова, то, пожалуй, тоже поверил всему тому, что мне сообщил интернет.
Анатолий СТЕРЛИКОВ, С-Петербург
Примеч.
*) «Килка – народная игра, своеобразный хоккей с деревянной шайбой». (Примечание советского писателя В.Н. Ганичева к «Запискам Андрея Тимофеевича Болотова (1737-1796)»; Тула. 1988г.).
**) В СССР детско-юношеские спортивные школы – ДЮСШ, появились в 30-е годы минувшего века; считается, что «Юный динамовец», открытый в 1934 г. в Москве, был первым детским спортклубом. Уместно также отметить детские (хоккейные) школы при хоккейных клубах «Крылья советов», «Динамо», «Спартак», ЦСКА – Центральный спортивный клуб Советской Армии. К 1991 г. в СССР было несколько тысяч (в интернете приводится цифра: 9780) детско-юношеских спортивных школ разного профиля, где дети получали полноценное образование и совершенствовали свое спортивное мастерство.
