А. Стерликов. Вихревой спецназ в деревне. Страницы книги «Весело на душе»
В опубликованных очерках я не так много рассказываю о сельской жизни, хотя вообще-то больше живу в деревне, чем в лесу. По крайне мере, в последнее время. Особенно после того, как славная моя «душегубка», упоминавшаяся в моих повествованиях и даже запечатленная на видео известного ленинградского блогера Т. Краснова (гуляет в интернете), утонула на середине озера, а я в сапогах, в лесном одеянии, вплавь добирался до кувшинок. Еще при этом и щуку удерживал за жабры. Не верится? Ну, как хотите.
Между тем в этом эпизоде вообще нет ничего необычного. Загребаешь одной рукой, «работаешь ногами», а полуживая щука, если ее держать за жабры (а жабры у крупных щук крепкие), спокойно плывет рядом. Короче говоря, стародавний опыт пригодился, когда мы, отроки Семиречья, «по-чапаевски», переплывали реку Чу, – пусть и не Урал-река, но и не сказать, что узкая возле Гуляевки (Фурмановки) в Мойынкумском районе. (Надо было непременно переплыть реку так, чтобы все видели, что одна рука, как бы обездвиженная пулей «беляка», покоится на спине). Конечно, пальцы были изрезаны жабрами, кровь ручьем текла, пришлось порезы на берегу, у костра, заклеивать пластырем… Но что там щука! Душегубка, служившая мне более 30 лет, на дне лежит. Осенью сколотил плотик, попробую весной поднять «душегубку», если она в грунт навечно не заилилась. Без нее мне не ловить глубинных щук в полпуда весом, «утятниц», истребителей утиных выводков. Кувыркучая, да быстроходная.
Много чего случается на берегу лесного озера, во время странствий по лесной тропе. Но и в деревне случаются незабываемые эпизоды. Об одном из них, как бы откликаясь на пожелания читателей, с которыми я встречался в библиотеках города, и хочу рассказать.
***
Однажды в деревню заявилась целая бригада так называемых силовиков – представители ФСБ, МЧС и, конечно же, полиция. Моя изба крайняя на въезде, поэтому ко мне первому в избу ввалились лейтенанты и майоры (или какие у них теперь звания? на погонах, то есть на тряпичных ленточках, нет никаких просветов, только звезды). Один из офицеров рявкнул на всю избу: «Антитер-ррр-ор – вихрь! Предъвить ор-р-ружие!». Я похолодел, вспомнив лесной схрон, бревенчатую берлогу на Ясень-озере, где осенью кровавого 93-го от ельцинской охранки спасался с двумя товарищами коммунист Кургузов, мой друг, к тому же еще и атаман Приморского хутора, в коем я числился писарем.*) Взял себя в руки, спросил, имеется ли судебное решение, позволяющее игнорировать конституционное право на неприкосновенность жилища. Но тут другой офицер, не вступая в полемику, спокойно и даже доброжелательно пояснил, вернее, предложил: если есть незарегистрированное ружье и боеприпасы, то можно без каких-либо проблем, без административных и судебных последствий оформить всё это, как добровольную сдачу.
Получив мой ответ, боевой офицерский «вихрь» завеялся дальше по деревне, у меня же задержался представитель МЧС, пожарный. Ему моя печь не понравилась, вся в трещинах. Приедешь зимой, натопишь промороженную печь жаркими березовыми дровами, трещины непременно пойдут. Лейтенант (или капитан, я же не разбираюсь в теперешних званиях) уселся за кухонный стол, по-хозяйски сдвинул в сторону мои рукописи, принялся строчить на бланке. Нетрудно было догадаться, что составляется протокол о ненадлежащем состоянии печного отопления, после чего будет наложен штраф. Протоколы так просто не составляются. При этом офицер задавал вопросы, первым делом спросил, где работаю. В Союзе писателей, говорю. «Кем работаете?» – членом Союза писателей, говорю.
Управившись с протокольной констатацией фактов, он сказал: «Предъявите паспорт!». Мне надоел этот блюститель пожарной безопасности, и я заявил, что паспорта нет, зачем он мне в деревне, не бродягам же показывать, которые потрошат деревенские избы, а соседи и так знают, кто я такой и почему я здесь живу. «У вас вообще нет никакого документа?» – удивился лейтенант (или капитан). И тут я вспомнил, что у меня в портфеле лежит удостоверение, подписанное еще Валерием Ганичевым, возглавлявшим Союз писателей. Я и предъявил эту писательскую «ксиву» доблестному участнику «вихревого» антитеррористического наряда. А там черным по белому написано, что такой-то «является секретарем Правления Союза писателей России». Ну и фотография, и круглая печать. Мне это удостоверение сам Ганичев вручил, когда я ему пожаловался, что хомут ответственного секретаря отделения Союза нестерпимо трёт шею. (Что хорошего читать «мейлы», да хотя бы и печатные издания, где, например, живописуются «сталинские» фильтрационные лагеря для бывших советских военнопленных: вышки с пулеметами, овчарки, колючая проволока под током, ну, всё как у Солженицына!).
Офицер пожарной безопасности покрутил в руках удостоверение и говорит: «Не указан срок действия документа». Бессрочный, говорю, документ. До смертного часа быть, если не секретарем правления, то членом Союза писателей. Писать рассказы, стихи или очерки и радоваться, если где-то опубликуют. «А много ли платят?», – поинтересовался боец антитеррористического «вихря». «В последнее время, – отвечаю, – все больше как-то не платят, иногда даже и сам приплачиваю за издание книги. Пожарник о чем-то задумался, добродушно сказал: «Ладно, на первый раз обойдемся предупреждением. А щели забейте глиной! А потом покрыть водоэмульсионкой, это не дорого…».
Вечером встретились у родника с соседом дедкой Шаней, поделились впечатлениями.
– Бочаров, участковый наш, говорит мне: «Мы знаем, Игнов, – у тебя есть незарегистрированное ружье, давай оформим добровольную сдачу оружия и боеприпаса». Хорошо, что убрал ружье! Как увидел возле тебя полицию, ну, думаю, сейчас будет конфискация-проприация, и убрал с глаз подальше. А куда – и тебе знать не положено… Говорю участковому: «Как же, Василий Иванович, было ружье, было, да я его цыганам продал, еще при Ельцине продал и мешок черного хлеба купил, двадцать буханок, спросите Егорыча». Тебя свидетелем объявил, ты уж меня, Егорыч, не подведи!... Посовещались блюстители, пошушукались, но обыскивать не стали; у меня же и двор большой, и в доме много всяких углов и закоулков, им и за два дня не управиться, а еще в Вологду надо вернуться, доложить о результатах проверки начальству… Если бы жизнь была по правде да по справедливости, я бы им честно сказал: «Оставьте меня без конфискации-проприации! Мне с ружьем не так страшно, когда в деревне бродяги комедят». Прошлый раз они брели по деревне, а я вышел, и для страсти стрелил габуку, который всегда кружит над моим двором. Как увидит кур у навозной кучи, так и кружит. Стрелил ястреба, да тут же, замкнул засов западнички, рыкнул через забор бродягам, кто такие, к кому и зачем приехали. Они как раз топтались у дома Климшиных. Я им строго рыкнул для страсти: «Видите, дверь-то подперта колом! Стало быть, хозяина нет!» Пошушукались да и повернули обратно в свою Ошту… И не боюсь, что подохну с голоду, если в доме ружье. Можно прокормиться в крайности жизни нашей, лесную утку стрелить на плесе Ошты или бобра. А днесь гуся-гуменника стрелил, прямо тут вот, у родника. Опять же, и волк бродит вокруг двора, даже красных флажков не боится, овец и Найду мою глупую чует… Да ты его днесь видел из окна…»
Наверное, с точки зрения пресловутой госбезопасности, то есть увековечивания путинского режима, ну, просто необходимы подобные «вихревые рейды» с целью выявления незаконного хранения оружия. Но скажите, как, в самом деле, защитить от волков селянину свою живность? Они иногда и собак таскают, даже с лайками отлично управляются. Для пенсионеров и селян вроде дедки Шани, старинное советское ружье с расшатанным прикладом, – единственное средство от серых хищников, которых в окрестностях деревни Курвошский Погост стало кратно больше, чем медведей. Мишек-то на овсах бьют, говорят, каждый год по семь-восемь медведей на овсах в окрестностях деревни заваливают, и до десятка заваливают, скоро ни одного медведя в округе не останется. В прежние времена охотник, местный житель, мог полагаться только на свое природное зрение, на «тулку» да на верного товарища, а теперь у приезжего богатого богатины оптические прицелы, современное автоматическое оружие, приборы ночного видения. И стреляет не из куста, а с вышки на овсяном поле. Как те самые сталинские охранники в «Гулаге» Солженицына. А волки тем временем вольно рыскают по лесам да по вырубкам и деревням. При этом они, в отличие от несчастных мишек, наносят непоправимый ущерб фауне в лесах Русского Севера, разграбленных лесозаготовителями. Да если бы только волки! Бродяги, потрошители деревенских изб, группами разъезжающие на ржавых «лохматках» без номеров (или с липовыми номерами) по области, – не так наглеют, если видят, что у жителя деревни оружие, есть чем защититься… Ружейная пальба и огласка бродягам-потрошителям ни к чему….
***
Прошло несколько лет, и я в деревне больше никогда не видел ни пожарника, ни других офицеров группы «Вихрь-антитеррор». А бродяги теперь не боятся деда с ружьем – дедка Шаня, Александр Степанович Игнов, покоится на деревенском погосте. Я же иногда вспоминаю тот «вихревой» сюжет, когда в стране случаются теракты. Или когда кто-то бросит булыжник в окно администрации. А в Красноярском крае, как сообщили всему миру известные блогеры, уже в этом году в помещение местного отделения полиции метнули «коктейль-молотова» (бутылку с зажигательной смесью). Якобы, акция совершена из ненависти к политическому режиму в стране.
Примечание автора.*) Имя подлинное. Не путать с одноименным «коммунистом Кургузовым», несколько шаржированным литературным персонажем, из сочинения молодого писателя.
Анатолий СТЕРЛИКОВ, Санкт-Петербург – дер. Курвошский Погост Вытегорского р-на Вологодской области
