А. Стерликов. Мокрые трущобы Леборги

4 июля 2024 года исполнилось 80 лет Анатолию Егоровичу Стерликову – писателю, другу «Русского Лада», постоянному автору нашего сайта. Хоть и с большим опозданием, поздравляем Анатолия Егоровича с замечательным юбилеем, желаем богатырского здоровья и неиссякаемой творческой энергии! Предлагаем читателям ознакомиться с отрывком из его книги «На диких урочищах Планеты», посвящённым вологодской глубинке.

***

Житель Санкт-Петербурга, неутомимый путешественник и исследователь, безгранично влюбленный в русскую природу, весной, летом и осенью он проживает в деревне Курвошский Погост Вытегорского района. Славны эти места чистейшими целебными родниками, исторгаемыми из водоносных жил древних геологических пластов, питающими и реку Ошта, где нерестятся краснокнижные форель и хариус, и знаменитую Онегу, второй по величине пресноводный водоем Европы после Ладожского озера.

Анатолий Егорович душой болеет за неповторимую природу Вологодчины, в своих публикациях постоянно борется с ее расхитителями. С 2005 года – член КПРФ. В начале нулевых был секретарем правления Союза писателей России и ответственным секретарём его Ленинградской областной организации.

Сейчас Анатолий Стерликов работает над завершением новой книги, в которой он рассказывает о жизни людей на диких урочищах, среди природы, о своих странствиях по барханам песчаных пустынь Евразии, по лесным тропам Вытегорщины.

***

МОКРЫЕ  ТРУЩОБЫ ЛЕБОРГИ

(Этюд из цикла очерков и рассказов «На диких урочищах Планеты»)

Приготовив односкатный шалаш и чурбаки для нодьи, идем к родникам под елями. Наполняя котелки хрустальной водой, черпаем ее берестяным ковшичком. (Николя Карпов незаметно, между делом, изготовил посудинку, пока я таскал чурбаки к становищу). Конечно, у каждого своя кружка, но мой спутник считает, что родник следует обозначить берестяным ковшичком, нанизанным на прутик, на сучок, чтобы путник видел место, где удобно набрать ключевой воды. Пей тут, черпай воду для ухи!

И уж, конечно, уху лучше варить в бору, на становом огнище, и ни в коем случае не на торфянистом (значит, и пожароопасном) берегу речки, среди зарослей крапивы, рамжи и осоки (местами трава в рост человека), и где днем оводы докучают, а ввечеру – казни египетские (мошка, комары). Еще утром варили бы уху, но щука сорвалась с крюка трясухи у Николи. Крупная щука живет на этом плёсе: видел, как берёзовое крепкое удилище дугой выгнулось. Не просто вытащить приличную добычу, – кусты черемухи и высокая трава мешают. Ну а я с помощью деревенской удочки и обычного дождевого червя надергал плотиц и окуней. Вот и уха.

…К ночи устроились хорошо. В хвойном бору, возвышающемся над речкой, где близко сходятся противолежащие гривы долины, есть смолевые сушины, – топливо для ночного костра. Я еще в прошлом году валил сушины, и оставшиеся чурбаки и бревЕшки сложил на суковатый кряж поваленной ветром осины. К нашей лесной радости, порывом ураганного ветра на склоне сломало и расщепило большую березу. Всюду сучья, обрывки бересты, обломки дерева. А вокруг толстой высокой сосны рядом с шалашом разбросаны смолевые сучья. Словом, и растопка и дрова, только не ленись нагнуться и протянуть руку. Часть бересты я уже использовал на устройство кровли шалаша. Карпов похвалил мое новое становое место, сказал, что лучше не бывает. Ну, разве немного польстил мне. Сегодня ему все же повезло: выволок он на берег пребольшую щуку, призовую щуку, выражаясь языком интернетчиков. Но радость его омрачилась: провалился в бобровый канал, заросший травой, при этом пропорол сучком сапог, поранил ногу. Я ему помогал разуваться, – полный сапог крови. Сбегал за аптечкой на гриву с рюкзаками под елью, обработали, забинтовали ногу. Поднимаясь по склону гривы, Карпов указал на березку, которую я срубил, и тут же обрубил сучья, опять же, по его указанию. Этот кол с рогатиной он завел под мышки, опирается на него. Костыль получился удачным: к становищу Карпов поднялся без моей помощи, а ведь тягун крутой.

Хотели сразу же сняться с привала, но передумали, – не стоит идти, на ночь глядя. Целый день «бомбили» плёсы и омуты Ошты (Николя Карпов трясухой, ну а я удочкой) не ели, не пили, только утром чаевничали. Перед дальней дорогой надо подкрепиться ухой,  отдохнуть, а выходить утром. Как нельзя убежать от ненастья, так и не следует суетиться, пороть горячку, если случилось что-то серьезное.

Предлагаю Карпову лечь под кровельку из лапника и бересты, но он отказывается: «Широк в кости, не для меня твой заячий шалашик. Разгорятся чурбаки – некуда откатиться. Ну а если припустит дождь, перебазируюсь к тебе, потеснимся.  Нам бы только до рассвета покемарить, лежа или сидя…». Сказав эти слова, Николя захрапел. Поражаюсь его способности засыпать. У меня так не получается. Бывает,  у нодьи, под кровлей шалашика и тепло, и сухо, а ворочаюсь, до утра. Потом, конечно, весь день ходишь квёлый, как вареный.

…Гудит, фыркает пламя, да так. что не слышен шелест листвы ближайшей березы. Но не заглушить шум огромных осин, вавилонскими колоннами они возвышаются тут и там по гриве. Они всегда шумят на Леборге, и в непогоду, и в вёдро. Наслаждаюсь смолевым исчадием лесного костра, сладковатыми ароматами нагретой хвои. Душа упоена покоем лесного урочища, счастливые минуты человеческого бытия. Достаю блокнот, и на листках, покоробленных, желтых от разводов пота и влаги, царапаю карандашом походные руны, по привычке иногда выговариваю слова…

Человек должен оставаться жителем Планеты, и чтобы Планета оставалась Землей людей. Николя на мои праздные рассуждения вслух живо откликается (оказывается – не спит!): «Так, так… Каждый вепс мечтает, что его дети или внуки вернутся в Шимозерье. Не все же, как Сенька Хмелёк, тому – денежку бы сшибить… Чужеядец, ни богу, ни людям не надобный… Да только мечтателей у нас в Оште становится все меньше, и сама мечта испаряется: «Онегалеспром» вытарбал все подходящие к жизни леса Шимозерья…». …

…И как здесь, на Леборге, не вспомнить Генри Торо, его мудрое высказывание о множестве способов жить на свете. Торо считает, что их столько, сколько можно провести радиусов из центра. Но обыватель предпочитают накатанную колею. У нас в России дети буржуев, политиков, депутатов и крупных чиновников поголовно идут в бизнес. И даже и политиками, депутатами и чиновниками они становятся, чтобы быть успешными в бизнесе. Чтобы продвигать бизнес, причем, даже и не имеет особого значения: свой ли, семейный ли бизнес, или дяди чужого с волосатой рукой.  Всюду императив капитала, он и ведет к так называемым гибридным войнам, к гибели планеты. Но я верю: настанет время, когда люди поймут, что человейники и агломерации не лучшее место для полноценной человеческой жизни, что надо сбросить морок. Но это будет другой уровень мышления, социальной организации общества. При буржуазно-капиталистическом мироустройстве такое помыслить невозможно.

Земля людей! Заветная мечта Экзюпери, русских писателей, мыслителей… А между тем, в Южном Прионежье скоро не останется ни одной сосновой или еловой куртины для воспроизводства. И даже березняки Леборги рано или поздно повырубят Сеньки–Хмельки. В советские времена береза на Вытегорщине не заготавливалась в больших объемах, поэтому и шумят чудесные березовые рощи по водосбору реки, по склонам Оштинской долины. Но уже и березовый тонкомер Сеньки-Хмельки рубят, все подчистую сводят. Чтобы в этом убедиться, не обязательно приезжать в Вытегру, в Ошту или в нашу деревню – посмотрите на мешки с углем в любой «Пятерочке».

Вот и получается, что ради странного удовольствия жевать жесткое полусырое мясо, изводят прекрасные березовые рощи, наполненные светом и голосами природы; попутно мощной лесозаготовительной техникой, колесами современных лесовозов уничтожаются родники и ручьи. (Напоминаю: у нас на Вытегорщине родники закатывают, а ручьи – зашпаливают; повторяться не буду, я об этом писал). Россию вроде бы обложили санкциями, вокруг санационные недружественные государства, а лес как гнали, так и гонят за кордон. Пропускные пункты соседние страны закрыли, а товарники с лесом идут, в том числе и в Финляндию громыхают, грозно, как в оные времена, исполчившуюся на Россию. Приезжайте в Подпорожье, на станции увидите товарники с лесом, а на Свири – огромные самоходные баржи, и тоже с русским лесом.

…Капли дождя редко стучат по пленке, туго барабанят по бересте. Смотрю на Карпова по ту сторону костра: не поленился, изрядно нарубил лапника себе под бока, зарылся в хвою, но все же под звездами, да уже и небо тучами заволоклось, похоже, начинается дождь. А он только лесной курткой прикрыт, костер лишь один бок ему греет. Так и будет лежать, даже если дождь пойдет, будет похрапывать и посапывать, пока вода за шиворот и по спине не потечет…

****

Натаптываю тропу: высматриваю в чащобнике колею довоенного волока, подрубаю ветви деревьев, вымахавших между колеями лесной дороги, ставлю на стволы берез и елей тески, обозначающие удобный участок тропы для пешехода.

Это и называется: натаптывать, ладить тропу; хоть какое-то облегчение для Карпова, ведь у него приличная ноша, – в рюкзаке метровая щука набита и обложена крапивой. И нельзя сказать, что мой товарищ отстает. Бодро идет, проворно переставляя березовый костыль, видно, торопится, не иначе что-то важное хочет сказать мне.

Остановлюсь, ставлю тесок на елочке, а он уже рядом. И первое, что я слышу: «Ты, конечно, хозяин своим делам и словам. Лови рыбу, пока ее еще не вытарбали каракатчики. А было бы не хуже, если б ты поменьше распространялся в печати и в интернете про наши озера и ручьи. Да особенно – про щук и хайрюзов».

Источник: «Вологодское областное отделение КПРФ»