А. Щербаков. «А мы звали его Валей…»
Шли начальные шестидесятые. Хрущёвская оттепель чувствовалась и в жизни, и в искусстве, особенно – в литературе, поэзии. Модными были молодёжные кафе, без горячительных, но с жаркими дискуссиями на темы дня. Что-то подобное открылось и у нас в Канске, при красном уголке общежития текстильщиков. Мы, молодые поэты и прозаики из городского литобъединения, по очереди проводили там творческие отчёты, а потом «отражали» их в местной газете. Однажды с подобным отчётом выступал и я, назвав его претенциозно-грустно «Пять лет около литературы». Пришли газетчики, культработники, мои коллеги – учителя.
И неожиданно заглянул на наше заседание… Валентин Распутин, приехавший в командировку от «Красноярского комсомольца», где он тогда работал корреспондентом. И не просто заглянул. Скромно посидев в уголке и послушав мои стихи, рассказики и критические отзывы на них, тоже взял слово. Притом дал моим опытам в общем неплохую, а главное серьёзную оценку и в конце речи предложил убрать девиз отчёта как унижающий достоинство автора, пожелав ему скорее сменить предлог «около» на «в». Кто-то из моих приятелей тут же сорвал злополучный плакат, и все дружно захлопали, включая гостя.
С того литературного вечера мы с Валентином шли вместе и успели немного поговорить. Надо заметить, что знаменитым он тогда ещё не был, но по ярким публикациям в «Комсомольце» его многие уже выделяли. Меня, помнится, поразила зарисовка о глухонемой скотнице, вполне тянувшая на рассказ. И теперь, сказав Валентину об этом, я спросил, не думает ли он вплотную заняться художественной прозой. Валентин ответил доверительно, что уже собрал книжку рассказов. Видимо, речь шла о будущем «Человеке с этого света», изданном в Красноярске вслед за очерковым сборником «Костровые новых городов». Он посоветовал и мне смелее идти от газетных публикаций к книжке стихотворений.
Когда мы поравнялись с домом, где я жил в однокомнатной квартирке с женой и ребенком, я по провинциальной простоте и радушно предложил ему переночевать у нас, ибо уже стемнело, автобусы ходили плохо, а топать через Кан в гостиницу было далеко и небезопасно. Однако Валентин, поблагодарив за гостеприимство, твердо отклонил моё предложение. Я проводил его до моста. Мы расстались. И его сутуловатая фигура в тёмном осеннем пальто и дымчатой шапке с опущенными ушами вскоре растаяла во мгле.
Примерно через год-полтора я переехал в Красноярск, стал работать на студии ТВ. Изредка видел Валентина, но потом с ним случилась беда. Его избили какие-то хулиганы, когда он ночью возвращался в студенческое общежитие «технолажки», где они с женой снимали комнату. Избили жестоко, так что пришлось делать операцию, после чего Валентин решил вернуться в родной Иркутск. Ну, а через некоторое время все мы услышали о славной «иркутской стенке» молодых писателей во главе с ним…
Не задаваясь целью рассказать в этих коротких заметках-воспоминаниях обо всех встречах с Валентином Распутиным, остановлюсь вкратце на двух-трёх, которые были наиболее значимыми для меня и могут представлять интерес для читателей.
В 1974 году в Иркутске проходил семинар молодых писателей. Среди красноярских «семинаристов» были мы с Анатолием Третьяковым, уже не слишком молодые пииты. А Валентин Григорьевич, почти наш ровесник, которого мы по привычке называли Валей, вместе с Евгением Носовым и Виктором Астафьевым руководил семинаром прозы. Но, лишённый всякого зазнайства и высокомерия, он в перерывах не раз подходил к нам, беседовал, а однажды пригласил к себе пообедать. И вот там, в его квартире с окнами на Ангару, мы под великолепные щи, поданные его доброй женой Светланой, и под рюмочку, предложенную Валей (сам он отказался принять, сославшись на бремя семинара), обстоятельно поговорили о жизни и литературе, в том числе красноярской. А на прощанье, естественно, оставили хозяину образцы своих шедевров. Не помню уж, чем одарил Анатоль, а я передал краткую повесть «Поют полозья по Руси». Валентин вскоре откликнулся на неё письмом, сдержанно похвалил, но посоветовал поискать «второй план», чтобы она не осталась «зарисовочной». Я прислушался к разумному замечанию, и повесть эта потом появлялась в московских журналах и моих книжках.
Запомнились встречи в начале нового века. Сначала в Красноярске, когда мы, здешние писатели Анатолий Буйлов, Олег Пащенко, ещё кто-то, знавшие Валентина, приходили на железнодорожную станцию, чтобы встретиться и пообщаться с ним, проезжавшим то из Москвы в Иркутск, то обратно. Одна из этих встреч вышла даже торжественной. Где-то в середине нулевых Валентин опубликовал в «Гудке» глубокий очерк о Транссибе, и в знак благодарности министерское начальство дало команду по службам, чтобы на каждой крупной станции с именитым автором, возвращавшимся на фирменном «Байкале» домой, провели встречи — что-то вроде читательских конференций. В Красноярске на такое «мероприятие» нас с тем же Толей Буйловым «мобилизовал» здешний собкор «Гудка» Николай Юрлов. Пришли представители руководства Красноярской магистрали, трудового коллектива. А первый букет цветов удивлённому Валентину, едва он вышел из вагона, преподнесли миниатюрные примы из ансамбля балета ДК железнодорожников. Потом обо всем этом широко и красочно поведал миру «Гудок».
Памятна и встреча в те же годы на съезде Союза писателей России, проходившем в Орле. Я тогда по просьбе коллег «правил» нашей писательской организацией, но совершенно не знал в лицо московских литературных начальников, в чём признался Валентину ещё по пути в Орёл, столкнувшись с ним на вокзале. И он тут же, взяв меня за локоть, подвёл к голове Союза Валерию Ганичеву, его замам и помощникам, и потом во все дни съезда они первыми почтительно подавали мне руку. Авторитет Валентина был высок и непререкаем. К слову, не всем известно, что он выступил на том съезде с болью о снижении качества нашей литературы, о непомерно раздувшемся Союзе в годы смуты за счёт любителей и дилетантов.
Ну, а в 2009-м Валентин Григорьевич вдруг пригласил меня на яркий иркутский праздник русской духовности и культуры «Сияние России», основателем и душою которого был на протяжении двух десятков лет. И мне довелось общаться с ним целую неделю на встречах с читателями, местными писателями, на приёмах у зама губернатора и министров. Но однажды он пожелал побеседовать со мною отдельно. Пришёл в штаб праздника, работавший в гостинице, пригласил меня, и мы проговорили с ним с глазу на глаз около часа. Я понимал, что его интересовала не столько моя персона, сколько жизнь города на Енисее, где начался его литературный путь. И я, как смог, постарался удовлетворить его любопытство, перебрав имена и судьбы общих приятелей и знакомых. Валентин просил передать всем поклоны, а мне подарил свой прекрасно изданный фолиант «Земля у Байкала» с тёплой надписью: «Саше Щербакову – дружески издавна и навсегда. Спасибо за приезд в Иркутск. В. Распутин. Октябрь 2009 г.».
Вообще красноярцы должны знать, что Валентин Распутин любил и всегда помнил наш город, наш край, несмотря на то что расстался с ними при столь драматических обстоятельствах. У него здесь было (да и осталось) много друзей и приятелей, читателей и верных почитателей. К примеру, мне довелось когда-то поработать в книжном издательстве, куда перекочевали бывшие сотрудницы Распутина по «Комсомольцу» – Маргарита Николаева, Лиля Моисеева, Рима Иванова. Так они не иначе как только с обожанием говорили о своём Вале, следили за каждым его шагом. Особенно преданной оставалась ему Маргарита Ивановна. Она до конца дней переписывалась с ним, отзывалась в печати на все его книги и крупные публикации даже в годы смуты, когда имя Распутина искусственно замалчивалось властями и СМИ. Точнее, особенно в эти годы. Именно тогда, теряя единомышленников в своём окружении, она стала часто звонить мне, чтобы сообщить новости о Валентине, его работах. И именно она, узнав, что её кумир затрудняется с названием своего последнего крупного произведения, где главная героиня так похожа на неё цельностью натуры, боевым характером, будучи сама дочерью Ивана и матерью сына Ивана, подсказала возможное заглавие: «Дочь Ивана, мать Ивана». И он отвечал ей тем же, писал письма, высылал книги, журналы. И когда она ушла с этого света, при встрече со мной расспрашивал о подробностях её ухода.
Да ведь и на своей любимой Ангаре он в последний раз побывал со стороны нашего города и края. Об этом снят подробный фильм. Бывший с ним в той поездке тогдашний ректор педагогического университета, в котором Распутина «короновали» почётным профессором, доктор истории. Известный археолог Николай Иванович Дроздов также рассказывал мне, что Валентин Григорьевич не раз заводил разговор о красноярских писателях и отозвался даже обо мне, грешном, а как – я по скромности умолчу. Кому интересно, пусть спросят у профессора Дроздова.
Но всё же более, чем этим комплиментом, Валентин Распутин дорог мне уроками, которые он преподал всем нам – и в литературе, и в жизни. Я не сторонник спешной раздачи живым и мёртвым писателям таких эпитетов, как «великий», «гениальный». Но, думается, определение «классик» можно примерять к Распутину уже сегодня. Заслужил. Ибо твёрдо следовал классике – и в чистоте и красоте языка, и в строгости композиции произведений, а главное – в создании образов русских (и не только русских) людей. Кто-то сказал о Гоголе, что он вывел «целый зверинец типов». Вот и Распутин создал свой «зверинец» если не типов, то типических характеров. А это высший пилотаж в литературе.
Ну, а жизненный урок его представляется ещё наглядней. Он показал, что при смене властей и режимов не обязательно сжигать то, чему ты поклонялся, чтобы остаться на плаву и на слуху. Валентин Григорьевич сохранил верность себе и своим убеждениям, прошёл через гонения и забвения и умер во славе, отпетый патриархом в главном храме России. И с цветами к его гробу явилось первое лицо государства, словно признав его правоту и победу. И похоронен он в главном монастыре на родине, в Иркутске, где покоятся великие и святые люди Сибири. Так что «Со святыми упокой…» над ним звучало не праздно.
Александр ЩЕРБАКОВ
