А. Бовдунов. Апроприация «мовы»: что нам делать с украинским языком?

А. Бовдунов. Апроприация «мовы»: что нам делать с украинским языком?

Статья политолога, кандидата политических наук, ведущего научного сотрудника отдела геополитики Института Царьграда, члена «Международного евразийского движения» Александра Леонидовича Бовдунова – из сборника философского собора «Великое русское исправление имён».

***

Эту статью я хотел написать сразу после лекции Дарьи Дугиной о «Метафизике фронтира», обсудить с ней вопрос ее отношения к принципу «забираем мову» — возможности и необходимости апроприации украинского языка в ходе специальной военной операции на Украине. Дарья на лек­ции в лагере ЕСМ выступила с имперских позиций: нуж­но не пренебрегать украинским языком, не исключать его, а включать в имперский контекст. У меня сразу же возник ряд соображений, но детально оговорить тему мы не смог­ли. Террористический акт оборвал жизнь Дарьи. Однако в последнее время этот вопрос вновь обсуждается. Поэтому имеет смысл высказаться относительно «мовы» и того, что мы в ней «забираем».

Нельзя просто так взять и бездумно «забрать мову» как она есть. «Мова» сейчас — это не «язык южных сел», не народное наречие, мы живем не во времена Ивана Котляревского. Вот уже как полтора столетия, как минимум, «мова» — интеллигентский националистический конструкт. При оформлении его литературной нормы одним из базовых принципов было создание «идиома», максимально непохожего на общерусский язык, с целью выделения части населения и территории восточнославянского (русского) диалектного континуума в противостоящий России геопо­литический проект. К такому «языку» прилагается соответ­ствующая культурная традиция, которую при апроприации так просто не выкинешь и базовая идея которой: «Украи­на — не Россия».

То есть, критиковать русский национализм с евразий­ских позиций, и одновременно принимать национали­стический конструкт современного «украинского языка» и оформленную вокруг него идентичность — и не последо­вательность, и ошибка. Проглатывая «мову» «как она есть» с учебниками украинского языка и всей существующей ли­тературной традицией, с тысячами написанных на этом языке текстов и тысячами, которые еще будут написаны, мы проглатываем украинский национализм и закладываем новую бомбу под фундамент державы.

Русский язык, кстати, — это не националистический кон­структ великороссов, а продукт общего имперского твор­чества. Современная русская культура и язык — во многом про­дукт именно западнорусской традиции, что отмечал еще Н. С. Трубецкой. Поэтому для Украины он не чужой, а также свой. Казалось бы, стоит совсем отказаться от «украинского» и придерживаться общерусской нормы. Выход найден.

Действительно, полное отвержение «украинского» во всех его формах кажется простым выходом, особенно если целью ставится создание русского национального государ­ства. И это реализуемо. Проблема в том, что такие языко­вые репрессии, наделение украинского статусом языка-мученика, запретного плода, даст лишь обратный эффект. А именно — подтолкнет процесс отказа от русского по ту сторону фронта, подвижный фронтир расширяющейся русской империи превратится в лимес, статичную грани­цу, а украинский националистический проект получит но­вый стимул.

Выходом может быть лишь деактивация «украинской бомбы», которая требует работы журналистов, литераторов, филологов, лингвистов, историков, культурологов и фи­лософов. Цель — деконструкция «мовы» и всего, что с ней связано. Украинская идентичность, как она формировалась в «национальных кругах», в контексте сформированной националистами культуры, например, литературный канон (авторы и произведения, их подбор и трактовка), сам литературный язык, который заменил реальные народные говоры, были инструментом нахождения, подчеркивания и закрепления расхождений с остальной частью русского, восточнославянского куль­турного пространства с вполне понятными политически­ми и геополитическими целями.

Всю эту работу надобно вскрыть, расчистив от националистических наслоений сознание как малороссов, так и велико­россов. И тогда, когда мы дойдем до условного «материка» в этой археологии знания, можно осуществить идеал евра­зийца Г. В. Вернадского — «добровольного и единодушного «единения», признания каждым из двух народов ценности и свободы не только культуры своей, но и культуры другого, взаимного уважения и взаимного интереса».

Также необходимы коммуникативные стратегии, ко­торые бы позволили сочетать стремление к разнообразию и отражению богатства народного этнического базиса в Ве­ликороссии ли, в Малороссии ли, и одновременно нацелен­ность на создание новой общерусской, понятной всем куль­туры, героической культуры Бронзового века, приходящего в сполохах войны на смену Золотому и Серебряному векам русской культуры.

Миссия Украины — быть, как отмечал Н.С. Трубецкой, особой украинской (малороссийской, русинской) индивидуацией общерусской культуры, выражать те особенности русского, которые менее ярко заметны в других его индивидуациях.

Как минимум, необходимо отказаться от пренебре­жительного отношения к разговорной народной речи великороссийского-малороссийского континуума как к «сур­жику», то есть смеси «русского» и некоего чистого «укра­инского». На нем можно хоть песни петь, хоть программы запускать, главное оспорить направленную на раскол импер­ского пространства «норму» и «канон». Народная речь есть, она живая, а вот украинская «литературная норма» — это апостериорное выборочное и ангажированное обобщение, навязываемое через государственные институты.

Раз разговор идет о народной речи, то стоит и отка­заться от обязательного изучения «украинского», то есть замены народного языка националистическим конструктом, в школах на освобожденных территориях. Речи, на кото­рой и так говорят дома, не нужны учебники. Кто хочет, тот пусть учится по денационализированным учебникам малороссийского (украинского) наречия с текстами Акима Апачева и Дмитрия Вергуна.

В этом же контексте важна по­пуляризация концептов «Малороссии», русинства. Истории Украины как предмета тоже не надо, как минимум, пока мы не окажемся именно на территории Малороссии. Пока осво­божденные территории — как Донбасс, так и Херсонщина и Запорожье — это Новороссия, край особой русской судь­бы, который осваивали и развивали все три ветви русского народа и множество этносов, оказавшихся в орбите русского культурного пространства. Новороссия имеет право на воз­рождение своей идентичности и свою историю, не меньше, чем Малороссия.

Использование украинской речи в культуре без оглядки на какую-то «норму» могло бы быть одним из путей ухо­да от националистического и постсоветского «канонов» украинского языка и культуры. Сближение, постепенное, где это оправданно, этой речи с общерусской (вымывание полонизмов и т.п., где существуют общерусские экви­валенты). И напротив, апроприация каких-то удачных слов и оборотов из украинского в общерусский языковой контекст могла бы только обогатить русскую культуру и язык. С той стороной можно и нужно говорить и на их языке, обращаясь к знаковым для них образам, но именно так, как это делает Аким Апачев, разрывая шаблоны: сам язык, который превращали в инструмент против русских, становится инструментом русских.

Война — это еще и форма коммуникации с врагами. Они хотят забыть, что они русские и имперские, но империя к ним приходит и через перекодирование «украинских» образов, и через их язык.

Нужна работа лингвистов и философов в направлении изучения общего, примордиального протофилософского «базиса» восточных славян, их, говоря языком М. Хайдеггера, «онтики» — через изучение языков, диалектов, компаративи­стику, исследование литературных памятников, продолже­ние линии Вяч. Вс. Иванова и В.Н. Топорова («Исследования в области славянских древностей: Лексические и фразеоло­гические вопросы реконструкции текстов», «Славянские язы­ковые моделирующие семиотические системы»), В.В. Коле­сова («Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека») и т.п. Отталкиваясь от этого, можно выстраивать и совершенно новую, в том числе и политическую, «онтологию». Это хайдеггерианский, имманентистский путь к единству, обращенный к Земле, к народной, во многом архаичной экзистенции.

Другой путь нахождения единого семантического про­странства, которое бы сближало великороссов, малороссов и белорусов, без ликвидации этнического своеобразия, мож­но назвать вертикальным или платоническим в духе первых гипотез платоновского «Парменида» о сочетании единого и многого. Он лежит буквально в обращении к Небу — Право­славию, общим святым и единому сакральному языку — цер­ковнославянскому.

Если украинскому учить необязательно, то церковнославянский — другое дело. В рамках традици­оналистской утопии можно было бы предложить сделать церковнославянский государственным языком новой Им­перии. В конечном счете, о том, о чем нельзя говорить на языке, созданном для трансляции Евангелия и христианского богословия, можно и помолчать.

Александр БОВДУНОВ

Источник: «Солнце Севера»

Читайте также

В «Библиотеке» сайта размещена новая книга В.Н. Федоткина В «Библиотеке» сайта размещена новая книга В.Н. Федоткина
В разделе «Библиотека» сайта ВСД «Русский Лад» размещена книга председателя Рязанского отделения нашего движения, доктора экономических наук Владимира Николаевича Федоткина «Славянофилы и западники – ...
30 октября 2024
В. Варава. Два типа русской святости – один тип русского человека В. Варава. Два типа русской святости – один тип русского человека
Русская святость предстает в двух видах: как религиозная святость и как святость нравственная. На самом высшем божественном уровне святость едина. Но, нисходя в дольние обители мира сего, святость обр...
30 октября 2024
Место для легенды Место для легенды
16 августа 1969 года ушел из жизни Марк Наумович Бернес, легенда советской эстрады, исполнитель самых задушевных песен, подаривший советским людям десятки популярных песен, талантливый актер. Его песн...
30 октября 2024